Роза Мира — диалог культур и культура диалога

Роман, моя ремарка может показаться несколько грубоватой или, наоборот, эстетской (не исключено, что оба варианта имеют место быть). На мой взгляд, главный недостаток классической немецкой философии, как вершины определённого направления философии вообще, в том, что философия захотела быть наукой (или уподобиться науке) в эпоху гегемонии науки и научного метода познания мира - как единственно объективного и тем наиболее приближенного к истине. Наукообразность философии породила и сам стиль философствования и оформила его язык. На мой взгляд, это чисто жанровое (если так можно выразиться) заблуждение. Философия никогда не являлась наукой и не должна ею быть. Как не являются наукой ни религия, ни искусство. Философия - это и другой метод познания (вовсе не научный), и другой жанр. Показательно, что в 20-м веке зародился жанр эссе, который, на мой вкус, гораздо ближе к настоящей философии, нежели академическая наукообразность. Подлинные прорывы мысли и философские озарения подарил миру в 20-м веке именно жанр эссе, а не академическая философия (любого направления). Законы жанра оказались первичней законов диалектики...

Антон, мне кажется, что просто "чёрная дыра" неудачный термин, пугающий человеческое воображение. Сама же идея "чёрной дыры", основанная на теории относительности, очень мистична и творчески насыщенна (не знаю, как умнее выразиться).

в отличие от идеи "чёрной дыры" их пожирающей

Это уже интерпретация. Чёрную дыру можно рассматривать не как пожирающую, а как связь и переход в иное пространство-время (или в вечность). И такое понимание не противоречит ни "идее ядра галактики, занимающегося сотворением новых звёзд", ни "принципу иерархичности", ни "идее мировой гармонии".

При помощи ложной идеи некие силы пытаются опорочить самого высшего иерарха галактики. Пытаются разрушить сам принцип иерархичности, подменив идею мировой гармонии идеей хаоса.

Дело не в ложности идеи, но в её философской интерпретации. Использовать как своё орудие "некие силы" могут всё что угодно: религию, науку, искусство (примеров тому не счесть), - заодно дискредитируя и сам предмет.

О бесконечности. Динамизм Духа – разгадка феномена пространственности

Единое и множественное – не застывшие сосуществующие определения наличного сущего, что созерцаются как фундаментальные бытийные противоположения. Но, как выяснилось, противоположения, диалектически снимающиеся посредством закона генетического родства, сформулированного ранее. Где единое – акцидентное динамически мимолётное, преходящее, состояние определённо структурированной субстанции, в своих модусных вариациях составляющей конкретный множественный род, а закон генетического родства, в определенном смысле, онтологический творчески-творящий приём наличной формы бытия. Из представленных общих предикаций единого и множественного следует недвусмысленный вывод об уникальной первочастице, ставшей непосредственным началом множественной пространственно-вещественной Вселенной. Что, с одной стороны, согласуется с эвристическими прозрениями Эдгара Алана По, существо которых изложено выше и в главной своей идее разделяется автором этих строк. А с другой стороны, коррелирует с современными научно-теоретическими концепциями и эмпирическими результатами. Таким образом, заключение о начале Вселенной из некоего компактного сосредоточия можно считать консенсуальной позицией как научного сообщества, апеллирующего, в частности, к Теории Большого Взрыва, так и той части философского сообщества, к которой я отношу и себя, что обосновывает своё умозрение специфическим для данного способа познания дискурсом. Предлагаемое воззрение на первочастицу, как на пролог пространственно-временной Вселенной, как представляется, не противоречит онтологическому опыту. А потому претендует на статус истинностного. Что, в свою очередь, позволяет вполне определённо высказаться о наблюдаемой Вселенной в аспекте её ограниченности. В противовес абстрактно-бесконечной репрезентации. Проблема бесконечности-ограниченности, в обоих своих исходах, своей парадоксальностью и вследствие этого неподвластностью разуму, как вселенская тайна занимала человека от века. Что уж говорить о философах, которые в каждую эпоху в соответствии с новыми представлениями об окружающем мире, стремились разрубить этот гордиев узел мироздания и уличить предшественников в наивном недомыслии. Так, Джордано Бруно, вдохновлённый революционным гелиоцентрическим переворотом в понимании движения планет Солнечной системы, в сочинении «О бесконечности, Вселенной и мирах»¹ заочно полемизируя с Аристотелем, с сарказмом высмеивал его умозаключения о конечности Вселенной, настаивая на противоположном. Беру на себя смелость выступить арбитром упомянутых мыслителей. С учётом приведённых выше аргументов, в том числе, диалектического характера, утверждаю, что по обсуждаемой апории правота на стороне древнегреческого мудреца, а выдающийся итальянец эпохи Возрождения, соответственно, ошибался в своих выводах. Хотя это нисколько не умаляет незаурядности последнего как мыслителя. В другом своем сочинении, под названием «О причине, начале и едином»², он необычайно глубок. Необходимо подчеркнуть, что заблуждение Бруно является строго таковым лишь в рамках традиционной, содержательно неизменной концепции, имеющей ограниченную степень свободы во взгляде на бесконечность, и преобладающей до сих пор, несмотря на качественные прорывы в представлениях о Вселенной, произошедшие со времён Ренессанса. Что подразумевается под иным, более полным, содержанием проблемы бесконечности будет раскрыто позже, когда для этого будут подготовлены необходимые предпосылки. Пока же, заключение о том, кто из мыслителей более прав, если вообще допустимо такое сравнительное предпочтение в выборе истины, осуществляется из традиционно-рассудочной репрезентации, в границах которого оставался и Джордано Бруно. Надо заметить, что дискуссия о бесконечности по-прежнему ведётся в тех же границах, условно принимаемых мной, до поры, как незыблемая данность.

В прошедшие века обывательский ум, обращавшийся к антиномии пространственности, помучившись и не удовлетворившись ни одним из дихотомических вариантов, ограниченной или бесконечной Вселенной, и будучи не в силах найти выход из проклятого лабиринта – или-или, к чему-либо третьему, отбрасывал эту мысль, в конце концов, как морок. Впрочем, так же поступают и многие современные теоретики-астрофизики, которые, не мудрствуя лукаво, обходят пикантные нюансы. К этим учёным мужам имеется и другая претензия. Так сложилось, что они, будучи погруженными в математические абстракции, имеют дело, по большей части, с символическими условностями. Виртуальность, в конце концов, они перестают отличать от реальности. Сплошь и рядом за действительность принимаются отвлеченности, как бы порой нелепо с позиции рассудка они не выглядели. И мало кто утруждает себя чувственно представимой интерпретацией своих результатов. Это полагается, наверное, субъективистским анахронизмом, изжившим себя для целей познания. Триумф математических приёмов, которые на определённом этапе, безусловно, позволили науке совершить качественный скачок в деле приручения сил природы и постановке их на службу социуму, обернулся, в какой-то момент, культом математики. Даже философов не обошёл математический фетиш. Те из них, кого накрыло это поветрие, то ли снедаемые завистью к славе своих коллег из естественнонаучного цеха, то ли поддавшись моде, пустились во всякие математические тяжкие. Полагая, по-видимому, что жонглирование математическим инструментарием реабилитирует философию, оказавшуюся на периферии познавательного процесса, а с философов снимет клеймо аутсайдеров внутри научного сообщества, к коему, без всякой внятной аргументации, приписали себя упомянутые философы. Добровольно отказавшись от особого статуса философии, как жанрово и методологически уникального интегративного опыта творческо-эвристического познания. Следует подчеркнуть, что разумных оправданий подмены специфической вербальной репрезентации, характерной для философского исследования, математическим симулякром, фактически чужеродным философскому предмету, такие философы-профанаторы предъявить не могут. Возвращаясь же к претензии, предъявленной физикам, можно добавить следующее. Последние, зачастую, не в состоянии дать здравое толкование абстрактно-математическим моделям, например, гравитационному искривлению пространства. При этом прикрывают свою несостоятельность лукавством о якобы невозможности изъяснить обычным языком сложнейшие физические реалии, которые якобы доступны лишь математическому языку. Хотя в действительности мы имеем дело с вариантом, так называемого, птичьего языка, маскируемого математическими виньетками. Философы же, вынужденные по обязанности высказаться по проблеме бесконечности, натужно и весьма произвольно принимали тот или противный взгляд, не столько обосновывая свою точку зрения, сколько преуспевая в доказательстве ложности противоположной.

Психологическую подоплёку софистики, предопределявшей дихотомический выбор позиции относительно бесконечности, очень точно обрисовал, опять же, блистательный Эдгар По: «Начнем же сразу с этого самого простого из слов - "Бесконечность". Это слово, так же как слова "Бог", "дух", и некоторые другие выражения, коих равнозначащие существуют на всех языках, отнюдь не есть выражение какой-нибудь мысли, а лишь некое усилие, устремленное к ней. Оно есть замена возможной попытки невозможного понятия. Человек нуждался в означении, которым мог бы указать на направление этого усилия - облако, за которым находился навсегда невидимый предмет его попытки. Кратко говоря, требовалось слово, с помощью которого одно человеческое существо могло бы сразу вступать в соотношение с другим человеческим существом и с известным устремлением человеческого разума. Из такой потребности возникло слово "Бесконечность"; оно изображает, таким образом, лишь мысль некоторой мысли.
Что касается этой бесконечности, ныне рассматриваемой, - бесконечности пространства, - мы часто слышим, как говорится, что "ум допускает эту мысль, соглашается на нее, принимает ее - по причине большей трудности, которая сопровождает понятие границы". Но это просто-напросто одна из тех фраз, которыми даже глубокие мыслители, с незапамятных времен, при случае с удовольствием обманывают самих себя. Закорючка скрыта в слове "трудность". "Ум, - говорят нам, - "принимает мысль о безграничном в силу большей трудности, которую он находит в том, чтобы принять мысль об ограниченном пространстве". Но, если бы данное предложение было лишь честно выражено, его бессмыслица сразу сделалась бы прозрачной. Ясно, что в данном случае существует не простая трудность. Задуманное утверждение, если его выразить согласно его замыслу, и без софистики, будет гласить: - "Ум допускает мысль о безграничном, в силу большей невозможности принять мысль об ограниченном пространстве".
Сразу должно быть очевидно, что тут не вопрос о двух утверждениях, между относительною вероятностью которых ум призван выбирать, - и не о двух аргументах идет речь, коих относительная пригодность должна быть определена, - разговор идет о двух понятиях прямо противоречивых, и каждое из двух понятий открыто признано невозможным, и предполагается, что одно из них разум способен принять по причине большей невозможности принять другое. Выбор делается не между двумя трудностями: воображают просто-напросто, что он должен быть сделан между двумя невозможностями. Но, что до первого, там есть степени, в последнем их нет - как в точности на это уже указал наш заносчивый автор письма. Задача может быть более или менее трудной; но она или возможна, или невозможна - степеней тут нет. Могло бы быть более трудным опрокинуть Анды, нежели муравейник; но не может быть более невозможным уничтожить вещество одного, нежели вещество другого. Человек может подскочить на десять футов с меньшею трудностью, нежели на двадцать, но невозможность того, чтобы он подскочил к Луне, ничуточки не меньше, чем невозможность его скачка к Сириусу.
Так как все это не отрицаемо; так как выбор, представляющийся уму, должен быть сделан между невозможностями понятия; так как одна невозможность не может быть больше, чем другая; и так как, следственно, одно не может быть предпочтено другому, - философы, которые не только принимают, на упомянутых основаниях, человеческую мысль о бесконечности, но, на основании такой предположенной мысли, самую бесконечность, - явно стараются доказать, что одна невозможная вещь возможна, если они показывают, что другая вещь - тоже невозможна. Это, скажут, нонсенс - бессмыслица, и, быть может, оно так и есть; поистине, я думаю, что это перворазрядный нонсенс, но я только отказываюсь от всех притязаний, чтобы этот нонсенс был моим»³.

Конкретное и ясное умозрение о первочастице, как некой предельно-минимальной объёмной качественности, всеобщим образом заключавшей в себе на заре времён будущий пространственно-физический Мир, а именно этот аспект находится в фокусе моего внимания в настоящем исследовании, позволяет однозначным образом высказаться о топической ограниченности известной нам Вселенной. Которую каждый из нас в безоблачную ночь имеет возможность наблюдать даже невооружённым глазом. Причём это субъективное созерцание, а это не так уж и мало, не противоречит предлагаемой здесь презумпции, которая будет далее, по мере изложения, наполняться новым содержанием и обосновываться отсылками к опыту, включая научный. У разума не вызывает когнитивного диссонанса, т.е. сообразуется с его экзистенциональным опытом, служащим оценочным критерием соответствия репрезентации действительности, что изначально локальное по своему генезису, даже умноженное многажды, также ограниченно. При этом человеческой когницией учитывается, что постоянно ускользающее настоящее пространственной динамики располагается на острие временной стрелы, как образно иногда представляют время. И у этой стрелы есть начало, т.е. временная координата также конечна. Что, в итоге, не нарушает статуса Вселенной как ограниченной, несмотря на её пространственно-временное измерение, а не только пространственное. Ещё раз хотелось бы акцентировать внимание на следующем обстоятельстве. Из представления о первочастице следует вывод о конечности, подчеркиваю, материально-физической Вселенной, в известных семантических толкованиях приведённого определения. Данное уточнение необходимо, дабы исключить претензии к Вашему покорному слуге в противоречии самому себе, если на определенном этапе эта проблема высветится в новом ракурсе. Уместно обозначить в этом месте ещё одну грань проблемы пространственности. Речь идёт об устойчивом, скажем так, мнении, дискутирующемся в современную эпоху преимущественно физиками, что нет вообще никакого пустого пространства, самого по себе, и имеет смысл говорить о пространстве только в связи с материей. Забегая вперёд и не вдаваясь здесь в объяснения, отмечу, что пространство, действительно, суть модус материальной формы. И в самом общем виде можно согласиться с указанным мнением. Не удовлетворяет уровень мотивировки, точнее, туманность толкований понятия пространства, как формы материи. Отсутствие конкретики мало что добавляет к прежним суждениям о пространстве и, фактически, не расширяет наших представлений о нём. Это, как раз, из области претензий, о которых шла речь выше. Говоря об обусловленности пространства материей, обычно прибегают к витиеватым формулировкам, наподобие таковой – пространство есть свойство материи, или иной, но по существу, аналогичной данной. Что-то абстрактно-неопределённое и натужное присутствует в таких предикациях и свидетельствует о лукавстве тех, кто высказывается по указанному вопросу. Резюмируя сказанное о пространстве, приходится констатировать, что оставаясь в прежней, явно ограниченной парадигме, диктующей дихотомический выбор бесконечной или конечной Вселенной в том содержательном качестве, которое сложилось на сегодняшний день, ни один из указанных вариантов не может быть признан приемлемым окончательно и, соответственно, дать успокоение разуму. Представить бесконечное в конечных мыслимых категориях разуму не дано. От него он бежит, как от наваждения. Но и понятие конечного пространства есть не меньший камень преткновения для мысли, что и бесконечное. Если конечное, то, следовательно, имеет границу. А что за ней? Если уж не приходится надеяться на абсолютное рассечение гордиева узла взаимоисключающих положений, что, возможно, доступно только Богу, то с отсутствием неантиномичного ответа, что есть та темнота за пределами всех видимых звёзд, разум смириться не может и требует положенного ему по праву.

Главное вопрошание в настоящей теме следующее. Что представляла собой физическая и, само собой разумеющееся, пространственная первочастица в сущностном плане и, соответственно, что представляют собой сущностно мириады наличествующих проточастиц, образующих, как обособленно, так и входящие в своих модификациях в более крупные структурно-устойчивые вещественно-физические образования, Вселенную? (Как должно быть ясно из контекста, проточастицы суть субстанциональные подобия первочастицы, её модусные варианты; более обстоятельно к модификационной изменчивости проточастиц и связанной с ней способности образовывать сложные физические структуры обратимся позднее.) Общее и пока декларативное ответствование имеет вид: универсальная сущность, что всеобъемлющим образом атрибутирует бытие, в том числе налично-физическое, представленное, как ясно из всего предыдущего изложения, проточастицами, артикулирована в языке номинативом Дух. В более конкретном варианте, до поры содержательно не раскрытом, моё утверждение таково: проточастица, как базис налично-физической пространственной экзистенции, есть специфическое топическое инобытие Духа. Непосредственно нижеследующее изложение будет последовательным раскрытием, конечно же, неочевидной, и, возможно, с чьей-то точки зрения, претенциозной интенции, прямо противоположной, с позиции привычной рассудочной логики, сложившемуся опыту объектно-являющихся вещей. Но имеющиеся у автора доводы, основанные на синтетическом осмыслении нового, в существенной части естественнонаучного опыта, но рассматриваемого под иным мировоззренческим ракурсом, надеюсь, покажутся достаточно убедительными. Как известно, в настоящую, фактически секулярную, постиндустриальную сциентистскую эпоху, если и обращаются к лексическому обозначению Дух во внецерковном контексте, то с условно-формальной позиции. И для массового сознания, и для интеллектуально продвинутых приверженцев современного научно-светского парадигмального концепта, Дух не более чем отвлечённая абстракция. Тем не менее, несмотря на обстоятельства, способствующие, казалось бы, архаизации и неминуемому забвению слова Дух, оно странным образом вновь и вновь легитимизируется в языке. И через языковую практику актуализируется, может быть, и как сомнительная, или проблемная, но реальность. Эта «лингвистическая жизнестойкость» полагается мной предварительным онтологическим аргументом в пользу тезиса, что духовная сущность есть подлинная, предваряющая природу, реальность. А не гипостазированный фантом; последнее замечание обусловлено сложившейся в гуманитарной сфере практикой, когда предикации Духа встречаются в сугубо антропологических коннотациях, как субъективные когнитивные отправления. Или, хуже того, как «пустые» фигуры речи определённого рода литературы. Такое около философское или однобокое гуманитарное чтиво в значительной степени девальвировало семантику духовного. В каком бы смысловом отношении к реальности в разных мировоззренческих концепциях, или просто историко-филологических контекстах, не конституировался бы Дух, от полной отвлечённости, до присутствующей в физических явлениях эссенции, их общий знаменатель, инвариантный фокус, сводится к безусловной «бестелесности» Духа. Этой эфемерной тотальностью обозначенные концепции, фактически, не отличаются от мистико-гностической, апофатической артикуляции этого понятия. В настоящем анализе признаётся онтологический опыт невещественной экзистенции духовной эссенции, причём «бестелесность» принимается автором как безусловная данность этого опыта. Итак, перед нами, выражаясь фразеологизмом, встаёт в полный рост парадоксальная энигма. Как бестелесное Ничто, и в то же самое время «всё во всём», как силились философы прошлого артикулировать духовную эссенцию, оборачивается проточастицей, с присущей этому термину имманентной логикой, подразумевающей понятие место и, как следствие, протяжённую материю? Благодаря чему, если будет позволено возвысить свой слог до поэтического «штиля», Ничто, или Нечто, превращается в «глухую глину бытия…»⁴?

Благодаря динамизму! Именно динамизм Духа – безостановочное, подобное вращательному, движение бесплотной энергетически насыщенной духовной эссенциальной «точки», не имеющей протяжённости самой по себе, образует первичное пространственное «облачко». Иначе говоря, объёмный субстрат того, что обозначено мной как проточастица, есть, в некотором смысле, виртуальное образование. Так как объёмность, по существу, творится «искусственно». Последовательной сменой «точки» своего положения в контролируемом кванте пространства. Но благодаря скорости периодического возвращения в определенное место, соотносимой со световой и невообразимой для человеческого рассудка, беспрерывное движение создаёт эффект одновременного присутствия во всём объёме проточастицы – кванте пространства. Указанная «точка» подобна герою Пьера-Огюстена де Бомарше – Фигаро, который здесь, и одновременно там, если будет позволено такое иносказательное сравнение. Вообще, для вербализации этой рассудочно трудно представимой невозможной возможности превращения пустого Ничто в объёмное что-то, трудно обойтись без аналогий. Помня, конечно, что «любая аналогия хромает». Первое, что представилось, это вращающийся воздушный винт самолёта – пропеллер, визуально создающий нечто объёмное. Но, как представляется, более удачной аналогией является вращательно-динамичный формообразующий воздушный вихрь, вроде торнадо, или смерча. В существе последнего полностью отсутствует первоначальный твёрдый субстрат, в обиходном его представлении. Что присуще и Духу, только в некотором вселенском измерении, что несоразмерно отличает его от любых известных физических подобий. Упомянутый смерч, образно выражаясь, можно проткнуть пальцем, что на уровне обыденного опыта суть пустота, с одной стороны. С другой стороны, это не пустая пустота, а особого рода – движущееся Нечто, в определенном смысле чистая динамика, обернувшаяся благодаря движению объёмной плотью. Что составляет центральное содержание понятия Дух в его природном аспекте. Аналогия в виде воздушного вихря имеет и другую – гностическую составляющую. Последняя проявляется в указании однозначного этимологического источника вербального обозначения вихреобразующей субстанции, приобретшей в результате естественного конвенциального опыта общепринятое наименование воздух – воз-дух. Этот термин в русскоязычной лексике производен от слова Дух, слившегося с приставкой воз, одно из значений которой – движение вверх. Подчеркивание в данном контексте гностической составляющей не должно выглядеть надуманным, если вспомнить, что в настоящем натурфилософском дискурсе автор исходит из того, что бытие Вселенной, включая человека с его способностью вербального мышления, обусловлено изначальным волением Творца, о чём уже было сказано ранее. В свете этой тотальной первопричиной презумпции, которая по ходу настоящего изложения наполняется автором эмпирической конкретикой, призванной усилить многочисленные линии онтологического созерцания, не кажется чем-то удивительным, что Бог через язык соучаствует в познающей деятельности человека. Более того, это скорее необходимость, а не случайное излишество.
__________________________________
¹ Бруно Дж. Диалоги. – М.: Госполитиздат, 1949. Электр. ресурс:
https://lib.rus.ec/b/430890/read
² Бруно Дж. Там же.
³ Эдгар Аллан По. Эврика. Поэма в прозе (Опыт о вещественной и духовной Вселенной). – М.: Эксмо, 2008 г. Электр. ресурс:
http://profilib.com/chtenie/138457/edgar-po-evrika-poema-v-proze-opyt-o-veschestvennoy-i-dukhovnoy-vselennoy-5.php
⁴ Таран Я. Процесс (подборка стихов). Голос из зеркала. Электр. ресурс:
https://lib.rmvoz.ru/bigzal/taran_stihi_2005-2008/process#zerkalo

Уважаемый Роман! Хотелось бы увидеть в Вашем подходе чёткие принципы (аксиомы и постановку проблемы) как исходные, логично выводящие основные категории Вашей теории.

И для массового сознания, и для интеллектуально продвинутых приверженцев современного научно-светского парадигмального концепта, Дух не более чем отвлечённая абстракция. Тем не менее, несмотря на обстоятельства, способствующие, казалось бы, архаизации и неминуемому забвению слова Дух, оно странным образом вновь и вновь легитимизируется в языке. И через языковую практику актуализируется, может быть, и как сомнительная, или проблемная, но реальность. Эта «лингвистическая жизнестойкость» полагается мной предварительным онтологическим аргументом в пользу тезиса, что духовная сущность есть подлинная, предваряющая природу, реальность.

Мне кажется, что последнее требует не просто усиления в спорах с оппонентами, но очень сильного доказательства. К сожалению, старая модель предикативности доказательной базы делает предлагаемое слишком насыщенным физическими атрибутами, что предельно сказывается на такой категории, как дух, который нельзя вывести из любой физической модели. Рассуждения физического плана никогда не позволят поставить духовное, концептуальное, критериальное над физической структурой мира.

Сам язык необходимо сопоставить как предуровень в иерархии мирового устройства перед физической реальностью. И тут не нужны чувственные нащупывания чего-то нового и неизведанного. Уже известно, что язык несёт в себе опору личностного сознания, задавая вершину оценок: https://rmvoz.ru/forums/index.php?topic=3442.0.

Говоря о духе и нравственности, необходимо не забывать И. Канта, помнить, что нравственность определяет для нас силу притяжения к Богу, которую задаёт Бог, но не человек: https://rmvoz.ru/forums/index.php?topic=3052.0. Человек - инструмент. И если дух всё-таки выше по иерархии, чем физика мира, то он и ближе к тому, что задаёт целостность всей системе мира. К счастью, это уже доказано.

Не существует в мире плоской модели устройства. Потому и рассуждения должный чётко выделять иерархию уровней смыслов, восходя к нравственной вершине, определяющей дух: https://rmvoz.ru/forums/index.php?topic=1956.0. Восходя снизу философия никогда не доберётся до вершины из-за её слепоты в категориях вершины. И лишь если она включит в себя смыслы религиозной философии, высшие оценки и высшие смыслы, она может надеяться на адекватность.

Бог через язык соучаствует в познающей деятельности человека. Более того, это скорее необходимость, а не случайное излишество.

Остаётся надеяться, что Ваше последнее выражение послужит для Вас мостиком в движении к критериальному сознанию, в котором чётко выделена смысловая (подчёркиваю - смысловая) вершина Бога, рождающая все оценки в нижележайших уровнях сознания и Природы вообще: https://rmvoz.ru/forums/index.php?topic=1932.0. Этим задаётся целостность мира, которую мы с Вами по счастью и наблюдаем.

считать критериальное сознание круче литературного героизма. Смех меня разрази на этом самом подмостке, честное слово!

Уважаемый! Но это же Вы сказали, а не я! Однако, я предпочитаю громко присоединиться к Вам, чем  тихо и литературно пописывать там, за печкою. Героизм - он всё-таки пышнее в цвете, чем сознание. Первый виден всем, а второе - то ли оно есть, то ли его нет? Не зря же мудрые и старые всегда говорили: на то, что не хватает денег, жалуются все. На то, что не хватает ума, никто не жалуется.

Беда - когда хватает.

Ума хватило нам. И правда, ужас!
Я умываю мысли, поднатужась.

Роман, спасибо. Очень интересно. Разделяю вашу критику математического пристрастия в науке и философии в частности. При помощи математики можно смоделировать какую-то проекцию реальности, но нет никаких гарантий, что математические выводы из полученной модели будут хоть как-то соответствовать действительности.

По поводу бесконечности и конечности Вселенной, интересно узнать ваше мнение о множестве Георга Кантора. По-моему, оно отлично иллюстрирует изначальное творение мироздания (см. вложение). 0 - ничто, небытие, и 1 - изначальное нечто, бытие. Между ними бесконечность. Действует принцип троицы. Таким образом, весьма наглядно. Как одно единственное нечто, противопоставляя себя ничто, становится всем, бесконечностью. Также есть такие понятия как актуальная и дурная бесконечность. Дурная бесконечность не поддаётся исчислению, она бесконечна и бессмысленна. Актуальная же есть бесконечность ограниченная актуальностью, то есть необходимостью для максимального раскрытия творческого потенциала 1. Вселенная актуально бесконечна как во времени так и в пространстве. То есть она может увеличиваться или напротив уменьшаться в размерах, но никто и никогда не достигнет её края. Вселенная там, где есть Святой Дух. Он там где есть творческое раскрытие 1.

Также множество Кантора отлично иллюстрирует и устройство нашей физической Вселенной. Если идти в сторону возрастания, то получим такой актуально бесконечный ряд: спутник, вращающийся вокруг планеты, планета, вращающаяся вокруг звезды, звезда, вращающаяся вокруг маленькой (так называемой) чёрной дыры (далее ЧД), маленькие ЧД, вращаются вокруг средних ЧД, а средние - вокруг сверх-массивной ЧД в центре Галактики. Но и галактики вращаются вокруг ещё какого-то ещё более массивного объекта, вращается ли тот объект вокруг чего-то или же он есть тот отрезок от 1/3 до 2/3 мы никогда не узнаем. Если рассматривать актуально-бесконечный ряд вниз, то клетка имеет ядро и периферию, которые состоят из молекул, молекулы из атомов, атомы из электронов и протонов, а протоны и электроны также из чего-то состоят. И так до необходимого, но неизвестного нам минимума.

Также хорошей иллюстрацией актуальной бесконечности является таблица химических элементов Менделеева. В данный момент в таблице 118 элементов (из них лишь 94 встречаются в природе, остальные получены в лаборатории) плюс 8 гипотетических, которые получат в лабораториях в будущем. Так вот актуально лишь 94, а потенциально может быть гораздо больше. В лабораториях искусственно может быть создано и больше. Но природе они не нужны (не актуальны), поэтому они не стабильны и не существуют. Но если в них в природе появится необходимость, их будет гораздо больше. Также и количество изотопов атомов. Актуальное количество будет всегда конечно, а потенциальное бесконечно.