Роза Мира — диалог культур и культура диалога

Благодарю Александра Молоткова за выбор нашей Интерактивной книги в качестве площадки для обсуждения целого комплекса идей, которые он вынашивал долгие годы и которые очень кратко, как набор тезисов в стиле манифеста, изложены в его докладе "Концепция христианского социализма как идеологическое ядро Нового социализма XXI века".

Для более полного знакомства с автором и его идеями предлагаю нашим читателям посмотреть документальный фильм А. Пасечника "Миссия России" (мы его здесь уже обсуждали и весьма горячо). А с одноимённой книгой А. Молоткова можно ознакомиться на его сайте (может быть, имеет смысл разместить эту книгу и в нашей Библиотеке).

МИССИЯ РОССИИ


Думаю, что настоящая тема станет содержательной дискуссией, посвящённой Образу Будущего. То есть - одним из тех бесчисленных "духовных узелков", из которых и возникает в нашем мире "ткань времени". Моделированию будущего посвящён и наш портал, это вообще одна из задач искусства и культуры в целом. Именно в недрах культуры проявляется сначала тот Образ Будущего, который потом облекается и государственной оболочкой, исподволь формируя её, придавая ей внутренний творческий импульс и смысл существования. Когда же государство пытается ставить "телегу впереди лошади" и берёт на себя роль творца Образа Будущего как некой государственной идеологии и начинает заниматься культурным водительством, это печально кончается и для культуры, и для самого государства. Образ Будущего должен прежде всего сформироваться во внутреннем мире человека, только тогда движение времени будет иметь вектор от высшего к низшему, от духовного к материальному. Вектор обратный приводит к тяжелейшим искажениям в самой душе человека, а как следствие - во всех социальных и государственных институтах, состоящих не из автоматических функций, но из живых людей.

Текст Александра Молоткова пробудил во мне большое количество вопросов, часть из которых мы обсуждали и в этом разделе. Ознакомлюсь с обсуждением доклада сперва на сайте автора и начну потихоньку свои вопросы задавать здесь. Надеюсь, их постановка будет способствовать созидательному разворачиванию темы, несмотря на остроту некоторых из возникших вопросов. Сама эта тема, на мой взгляд, требует предельной искренности и открытости обсуждения. Что не должно сказываться на взаимном уважении участников дискуссии, даже если они придерживаются разных политических взглядов и предпочтений.

Российское политическое мышление утопично. И это плохо, потому что образуется разрыв между теорией и практикой - на практике побеждают прагматики-интеллектуалы, которые, независимо от идеологии, живут лишь практикой укрепления своей власти (неявно). Поэтому борьба идей и вырождается в пустую болтовню. Мышление в идейно-политическом поле работает вхолостую, оно ничего не решает. Борьба за власть и отправление власти не мыслятся в ключе борьбы идей, а образуют отдельную сферу, так же скрытую от публичного взора, как скажем семейные дела... Власть при этом может одеть любую идейную одежку - это мало что изменит по сути.

Постараюсь ниже сформулировать те вопросы, на которые я не нашёл ответов в самом тексте доклада, а без таких ответов он теряет свою не только смысловую, но даже эмоциональную целостность и рассыпается на набор отдельных лозунгов.

Сразу же оговорюсь, что мои вопросы не следует воспринимать как методологию спора, но только как способ понять сам предмет, его сущность и отношение к ней. Поэтому и дальнейшая дискуссия не должна, на мой взгляд, скатываться в политические споры, коих и без нас в Сети тьма. Что не означает, конечно, сглаживания остроты вопросов, но означает совместный поиск ответов. И ответы эти могут существенно отличаться у разных участников; а вот смогут ли они найти в себе такой ракурс зрения, при котором отличающиеся ответы не вытесняют друг друга, но составляют разные грани одного целого, от этого и зависит содержательность будущего диалога – тоже как некоего целого, а не торжествующую победу одной правильной точки зрения над всеми другими – ложными.

Надеюсь, что это пространное введение поможет нам избежать типичной матрицы восприятия в подобного рода дискуссиях – где оппонент видится идейным противником, которого нужно победить любыми средствами во имя истины и общего блага. Такую матрицу восприятия я называю «лагерным мышлением», в котором всё в мире разделено на идеологические лагеря и полностью блокируется восприятие другого как живой личности, а не как представителя той или иной идеологической ячейки. Считаю «лагерное мышление» главным препятствием в созидательном диалоге и чуть ли не главным нашим внутренним злом, извращающим в итоге все благие намерения.

Разделю свои вопросы также на три части, по аналогии с тремя частями самого источника.


а) Десакрализация власти.

Буквально в самом начале, уже в третьем предложении я споткнулся стилистически (и эмоционально насторожился):

«После фильма об известном «дворце» в общественном сознании произошла окончательная десакрализация власти...»

Стоит ли начинать серьёзный разговор о Будущем с упоминания карикатурного и низкопробного фильма? Не снижает ли это с первых же строк уровень дискурса и не переводит ли его (прежде всего эмоционально) в поле примитивного политического озлобления и чернухи?

Является ли «десакрализация власти» (любой, а не только нынешнего «режима») злом, а сакрализация власти (правильной, будущей, «нашей») – благом? Не разрушается ли духовно в такой сакрализации христианское отношение к царству князя мира сего: «кесарю кесарево, а Богу Божие»? К чему приводила в Истории сакрализация государства и его власти? Не явилась ли такая сакрализация власти главным подспудным семенем смерти и для советского строя, в котором победившая политическая партия стала квази-церковью, взяв на себя роль идейного, культурного и квази-религиозного водительства? Культ вождей и политического руководства не вытекал ли закономерно именно из сакрализации государства и власти? Как и карикатурно-мелочное шельмование бывших идолов новыми вождями, что к концу советского периода не оставило и следа от былого сакрального отношения ни к этому государству, ни к коммунистическому идеалу?

Другой вопрос, что и демонизация государства (другая крайность и главный пафос либерализма) не менее ложное и губительное к нему отношение (в т.ч. и для культуры, а не только для самого государства). Можно ли выработать качественно иное отношение к государству, не его сакрализацию и не его демонизацию?

Здесь мы выходим на целый спектр других вопросов: отношение к культуре, отношение к науке, отношение к религии (и к религиям), отношение к природе, к миру, к человеку и в итоге к Богу. (К слову, это почти дословный перечень названий первых глав «Розы Мира» Даниила Андреева.)

Гармонизация отношений культуры и государства, культуры и религии, религии и науки и есть, на мой взгляд, тот вектор времени, от которого Образ Будущего может наполниться самым разным конкретным содержанием, вплоть до духовно противоположного. Об этом подробнее можно поговорить во второй и третьей части.

А покамест вернусь к стилистическим и сюжетным вопросам.

б) Национальный. Социализм.

Вот две устойчивые и повторяющиеся в тексте семантические конструкции: «национально-патриотического сознания» и «национальной истории». А два наиболее часто повторяющихся слова там: «национальный» и «социализм» – рождают очень тяжёлые стилистические ассоциации («национал-социализм»), пусть только формально имеющие отношение к идейной составляющей манифеста, но они не могут не возникать при повторяющемся соседстве этих двух слов.

Встаёт законный вопрос: а зачем вообще так часто употребляется в данном контексте слово «национальный»? Как противопоставление бездуховному нивелирующему глобализму, наверное... Да только вот какая штука: не только стилистически, но и по смыслу не одно и то же: «патриотическое сознание» и «национально-патриотическое сознание»; «русская идея» и «национально-русская идея»; «русская культура» и «национально-русская культура»; «русская (или российская, или наша) история» и «национальная история».

И стилистически, и по смыслу это такое же снижение и сужение идейного плана, как и упомянутый в первых строках фильм о дворце. Остаётся открытым вопрос, насколько осознанно такое снижение делается и каковы его цели, на кого оно рассчитано, кого такой приём хочет привлечь на свою сторону? И более интересный вопрос: а привлечённые таким методом союзники не окажутся ли в конечном итоге могильщиками того Образа Будущего, какой видится автору текста как взыскуемый общественный идеал, как цель нашего исторического движения?

И это ещё полбеды, хуже другое: само противопоставление национального и всемирного и в идее коммунистической, и в идее русской не просто снижают духовный пафос обеих идей, но наполняют их незаметно, но неизбежно чем-то им глубоко чуждым и враждебным их истинной сущности. И коммунистическая идея, и русская идея («всемирной отзывчивости») в глубине своей интернациональны, а не национальны. Лишённые пафоса всемирности, они перестают быть самими собой.

Сама Российская империя была построена не на принципе национальном, но интернациональном (в идеале – соборном), в этом её сущностное отличие от всех других империй, и это её качество позволило осуществиться в истории и советской империи, и коммунистической идеологии. Замени интернациональное зерно в них национальным – и они перестанут быть как таковые.

То же касается и русской культуры – это культура всемирная, а не национальная (такая её составляющая присутствует, но мировое значение русской культуры совсем не в ней). То же касается и христианства – это мировая религия, а христианство национальное в лучшем случае станет разновидностью иудаизма (а скорее всего не удержится и на этой стадии и скатится к языческим национальным культам, к какому-нибудь «родноверию» и т.п.). И русская религиозная философия, одна из величайших вершин мировой философии, не национальная – это прежде всего философия всеединства.

И вот что ещё очень важно. Построение социализма в отдельно взятой стране ещё можно, с натяжкой, отнести к национальному социализму, хотя интернациональный пафос коммунистической идеи сохранялся и в нём. А русская классическая культура стала поистине его духовным спасением. Суть же русской культуры, по выражению Достоевского, и есть «всемирная отзывчивость». В те времена ещё не осуществилась в истории глобальная неолиберальная Система как самый мощный игрок и феномен. Противопоставить такой Системе можно только всемирную Идею, но наполненную иным духовным содержанием. Все системы национальные обречены на проигрыш и растворение в неолиберальном глобализме. Они смогут выжить, только взявшись за руки во имя такого Образа Будущего, в котором они увидят и свой расцвет. И этот Образ должен быть именно всемирным, а не локальным. И христианская, и русская, и коммунистическая идея смогут стать питательной средой для духовного наполнения Образа Будущего только при том условии, если в них не будет подменяться пафос всемирности пафосом национальным.

в) Революционная ситуация как повторяющийся сюжет: кровавый царизм – красная чума – пошлый либерализм.

«Заложив в начале 90-х в свою основу западную модель либерального капитализма, этот режим не смог предложить для России никакой иной исторической перспективы. К настоящему времени он полностью себя дискредитировал – в социально-экономическом, политическом, культурном и нравственном отношении. На горизонте – революционная ситуация.»

Можно заменить в этом абзаце «либеральный капитализм» «прогнившим царизмом» или «безбожным коммунизмом» (эпитеты тоже могут кочевать туда-сюда: «кровавый», «тоталитарный», «обанкротившийся» и т.п.) – и мы получим ту же самую идейную матрицу, что приводила уже дважды к разрушению нашей страны.

Например:
«Заложив в начале 90-х годов девятнадцатого века в свою основу западную модель материалистического коммунизма, этот режим не смог предложить для России никакой иной исторической перспективы. К настоящему времени он полностью себя дискредитировал – в социально-экономическом, политическом, культурном и нравственном отношении. На горизонте – революционная ситуация.» (Чем не типичная цитата из «Огонька» начала 90-х уже века 20-го?)

То же самое писали и о царском режиме и перед революцией 1917 года, и в первые десятилетия после неё. Потом постепенно образ «России, которую мы потеряли» стал идеализироваться, а образ настоящей стадии «Так жить нельзя» демонизироваться. Пика демонизации советский строй достиг в конце 80-х и в 90-е годы. По тем же самым трафаретам, по каким он сам демонизировал Российскую империю поначалу. Потом начался аналогичный процесс и в отношении новой, буржуазно-демократической России. Её демонизация шла параллельно с идеализацией советского периода.

Сама трафаретность и типичность таких идеологических качелей и ложных альтернатив заставляет задуматься об их истинной духовной природе... Что-то в этом беге по кругу есть слепое, почти инфернальное. Да и цель его одна – разрушение нынешнего государства как такового. То есть – создание в умах революционной ситуации, когда иного выхода люди уже не смогут увидеть (а это и есть духовное ослепление). Само отношение к революции, как к безусловному злу, как к смерти, которую нужно избежать во имя жизни, начинает меняться в душах на вожделение летального (революционного) исхода. Он им начинает казаться чуть ли не благом.

Пока есть хоть один шанс пойти по эволюционному, а не революционному пути в смене государственных формаций, этот шанс нужно не просто использовать, но говорить о нём как о самом желательном и самом благом исходе, а не торопить провал в хаос. Сможет ли Россия пережить ещё одну революцию, ещё один катастрофический переход в новую государственность? Есть ли такая гарантия, и не слишком ли велик риск, что не только никакого христианского социализма в России, случись здесь ещё одна революция, не возникнет, но и самой России уже в мире больше не будет?

Не такого ли сценария ждёт, как собственного спасения, и глобальная неолиберальная Система? И всеми силами к нему подталкивает, используя даже такие, рассчитанные на совсем уж, скажу мягко, доверчивые умы, средства, как упомянутый фильм о дворце. Не дикость ли для мечтающих о христианском социализме солидаризироваться в своём пафосе неприятия нынешней формы государственности с подобными силами и средствами?

Да, нынешняя Россия вписана в глобальную Систему. Да, на полуколониальных условиях. Но парадоксальным образом Россия в этой Системе играет до сих пор роль «белой вороны» (пусть правящая элита того и не хочет, но так как-то оно само всё время получается). А это роль добрая... Хотя бы потому, что в ней остаётся шанс и для России перейти в иную форму государственности эволюционным, а не революционным путём. И залогом такого шанса являются набирающие силу процессы разрушения самой глобальной Матрицы. А вот революция в России эти процессы не только замедлит на десятилетия, но и даст Матрице новые ресурсы для продления её существования и усиления её чар, которые вроде бы уже начали терять силу даже в самой её Цитадели.

Россия должна выжить – и это её главная задача на современном этапе. А революция – это смерть. И будет ли после неё Воскресение, как после 1917 и даже, пусть и в ослабленном виде, после 1991 – вопрос очень страшный...

Есть ведь немало доброго и хорошего и в нынешней стадии, нельзя её красить только одной чёрной краской, как красили большевики проклятый царский режим, а демократы – коммунистический. Само слово «режим» уже несёт в себе негативно-карикатурный смысл и уводит наши политические размышления из историософского ключа в мутное русло примитивной политической пропаганды, единственная цель которой – дискредитация нынешнего строя и его революционное разрушение.

Россия должна была внутренне пройти опыт буржуазно-демократической стадии. Изжить его свободно. В феврале 1917 этот путь оказался оборван. Не исключено, что самим Промыслом. Но к концу 1980-х подавляющее большинство народа, а не только тупой и продажной элиты, хотело вступить именно на такой исторический путь. Пусть выглядело это наивно и укладывалось в банальную формулу «жить как все нормальные страны», но это был выбор народа! И потребовались десятилетия, чтобы получить реальный опыт своего выбора, увидеть не через розовые очки реальное отношение к твоей стране и твоему народу и реальные цели тех стран, которые назывались «нормальными» и «цивилизованными». Многое надо было понять на собственном горьком опыте...

Не будем забывать и о том, что именно либерализация коммунистической идеологии открыла нам двери к тем богатствам русской культуры и русской мысли, что были отодвинуты или закрыты от нас в советское время. И это не может не сказаться на нашем соборном духовном опыте! Сама идея христианского социализма не могла появиться без русской религиозной философии, а она пришла к нам после крушения коммунистической идеологии. Такой парадокс. И из таких антиномий и парадоксов состоит живая историческая ткань, а не из чёрно-белых трафаретов, где чёрное и белое дискретно меняются местами при прохождении той или иной исторической стадии.

Настоящее, когда проходит первый романтический революционный пафос, всегда рисуется мрачнее, чем оно есть на самом деле, а прошлое идеализируется или демонизируется – в зависимости от текущих политических пристрастий. Если этот порочный круг в отношении к своей истории, а в неё входит и текущая стадия, не прервать, то Образ Будущего в реальности станет калькой того же самого бега по кругу. И затем реальный «христианский социализм» будет так же обличаться, как нынешняя либеральная система, и может быть, даже теми же самыми словами: «к настоящему времени он полностью себя дискредитировал – в социально-экономическом, политическом, культурном и нравственном отношении». А утраченный либеральный строй рисоваться чуть ли не потерянным раем, как в своё время – столыпинские реформы или золотой век развитого социализма 60-70-х...

г) Общественный дискурс и СМИ.

«Поэтому тотальный антисоветизм является важнейшей установкой в СМИ, призванной вытравить из общественного сознания всякую память о возможной альтернативе.»

Эта тенденция последние годы меняется. Даже с переходом в другую крайность. Показательно, что и на православном канале «Спас» всё больше наблюдается парадоксальное соседство передач, рассказывающих о злодеяниях безбожной власти большевиков и пасторальном образе православной Российской империи, с советскими фильмами, причём даже самыми идеологизированными. Так что процессы в культуре идут, отношения к историческим событиям меняются, как и их оценки...

Настораживает другое. В лагере условных «патриотов» нет никакого духовного единства. Всё единство сводится к ненависти к либералам. Убери их – и бывшие попутчики окажутся в стане лютых врагов, с которыми разговор будет короткий, обусловленный самим стилем революционной целесообразности. Идеализация сталинизма, с одной стороны, и опричнины – с другой в стане «патриотов» очень мешают внутренне с ними солидаризироваться, несмотря на общность в понимании либерального тупика.

Есть очень серьёзная опасность, что в патриотическом лагере победят такие силы, по сравнению с которыми нам либералы покажутся вегетарианцами... А ведь революционная стихия выносит к вершинам власти прежде всего таких радикалов. Побеждают в ней худшие, а не лучшие в нравственном отношении. А значит, нам не нужно кликать революцию, а пробовать и пробовать искать такой угол зрения, который поможет идейному осуществлению эволюционного сценария. Его желать и звать, в том числе и в своих молитвах, а не революцию. А для этого необходим и другой стиль, и другое отношение, в том числе и к существующей государственной форме, какою бы она ни была. Без её сакрализации и демонизации. Нынешняя форма не является абсолютным злом, каким был, например, немецкий национал-социализм...

Вот в русле эволюционного сценария я и хочу поразмышлять далее, задав автору концепции вопросы, возникшие у меня при чтении второй и третьей частей этого манифеста. Сами размышления на такие темы, открытые дискуссии, их текучее содержание и не направленный на уничтожение идейного противника стиль являются необходимым условием именно эволюционного сценария. В конечном итоге, государственная форма всегда лишь обрамляет то содержимое, что возникло внутри общества и каждого его члена. А оно и возникает в том числе и благодаря нашим разговорам. Их целостному смыслу и стилю.

Третья часть моих размышлений на практике и в очередной раз опровергла веру в саму возможность рационального планирования процесса, имеющего духовное измерение. Запланировал я написать её кратко и тезисно, а получилось совсем по-другому... Хотел задать вопросы автору манифеста, чтобы запустить дискуссионную тему, а написалась на деле отдельная статья, хотя и по мотивам «Концепции христианского социализма». Всё как всегда. Впрочем, само интерактивное пространство очень способствует появлению таких спонтанных текстов. И в этом одно из добрых его качеств. Есть и злые, конечно... В общем, рациональному планированию поддаются только самые простые, внешние формы жизни – бытовые. Экономика ведь и есть наш коллективный быт, но не бытие... Но по порядку.

В этой части размышлений об Образе Будущего и о предложенном в манифесте А. Молоткова идеологическом плане его осуществления я хочу сосредоточиться на взаимоотношениях сущностей, реально действующих в истории и участвующих в формировании государства. Проще говоря: понять, что в действительности является «телегой», а что «лошадью» и что бывает, когда они меняются местами.

Хочу поблагодарить автора, что он мою метафору «социализм с Богочеловеческим лицом» сделал одним из центральных символов в своём манифесте. Греет душу, когда какие-то твои вербальные находки «уходят в народ», а особенно приятно, когда сталкиваешься с ними без указания их авторства, а значит – они уже обрели собственную самостоятельную жизнь. Большей радости и не придумаешь для того, кто столько лет возится со словами... Итак, «социализм с Богочеловеческим лицом» – это подзаголовок, а исходное имя темы было такое: «Словославие, или социализм с Богочеловеческим лицом», и первая глава в ней называется «Словославие».

Я не случайно здесь сделал это уточнение – оно имеет ключевой смысл для настоящей темы. Перепрыгнуть в «социализм с Богочеловеческим лицом» из нынешнего состояния культуры и общества без промежуточной стадии, которую я и назвал «Словославием», невозможно. Вернее, такой прыжок не достигнет цели, оборвётся в самом начале и приведёт к немалым духовным травмам, может быть, даже не совместимым с жизнью. Стройная идеология как костыль здесь не только не поможет, но, наоборот, сыграет роль провокатора самоуверенного и самоубийственного шага в пропасть. А между нынешним состоянием культуры и «социализмом с Богочеловеческим лицом» – лежит именно пропасть. И мостиком через неё может стать новое качество культуры, ему я и дал имя «Словославия».

Раз уж А. Молотков взял мою метафору за одну из символических опор в своей конструкции, я приведу здесь небольшую самоцитату из заглавного поста одноимённой темы, чтобы было понятнее, о чём там речь вообще (для тех, кто ленится ходить по ссылкам):

«Маятник истории, дойдя до крайней точки богоборческого (человекобожеского) вектора, до Блудословия, качнётся в сторону религиозного возрождения неизбежно. Поэтому и новый социализм не может быть уже богоборческим. Это будет социализм с Богочеловеческим лицом. А в культуре эта эпоха станет Словославием – возвращением слову сакральной, мистической и духовной глубины, утраченной на стадиях Славословия и Словоблудия. Когда образовавшаяся пустота в культуре в итоге закономерно стала заполняться инфернальной духовностью на стадии Блудословия.

Словославие и есть то недостающее переходное звено от Блудословия к Богосотворчеству, когда маятник культуры и истории качнётся в обратную богоборчеству сторону. Новое средневековье – не возврат к Богословию, но движение к Богосотворчеству – через культурный ренессанс Словославия, а не Православия, как думают сторонники православного социализма. Богочеловеческий социализм будет не богословским, но богосотворческим.»



Вернёмся к манифесту. Духовным источником нового социализма должно стать социальное христианство. С этим тезисом не поспоришь. Вопросы вызывает лишь тот феномен, который мыслится локомотивом движения, а именно: государственная идеология. Автор задаёт такой вопрос (и отвечает на него):

«Почему именно христианства, а не скажем, ислама, буддизма или иудаизма?»

Попробую и я ответить на этот вопрос, но чуть иначе. Христианство – религия историческая, в ней поставлен сам вопрос о смысле истории, в отличие от религий индуистского корня. К историческим религиям относится также иудаизм и ислам. Но первая замкнулась в национальных границах и не может ответить по существу на глобальные вызовы времени. Это также касается и акцента на слове «национальный», сделанного недвусмысленно в манифесте, на чём я останавливался в первой части. Ни в иудаизме, ни в исламе нет самого понятия Богочеловеческого, а без такого понятия духовный вектор социализма будет либо человекобожеским (как в советской модели), либо теократическим. Обе формы неизбежно входят в противоречие с духовной культурой как таковой и либо мутируют в духовную тиранию, либо распадаются от внутренних культурных процессов. Обе тенденции мы видели и в советском проекте, и обе оказались в итоге несовместимы с жизнью.

Только Богочеловеческий вектор, как он понимается в христианстве, может вызвать к историческому бытию такую форму социализма, которая будет способствовать культурному и духовному росту человека, а не входить в противоречие с личностью и с личным, а не общественным отношением с Богом, не использовать личность как средство и не подавлять её ради коллективных целей (человекобожеских или теократических – не важно: итог один и средства схожие).

И здесь лишний раз не повредит напомнить, что капитализм духовно держится на аксиоме о неизменности эгоистического начала в человеке как самого реального (базисного), на которое только и можно делать ставку в истории, а все другие качества человеческой души отнесены к разряду идеалистических (к надстройке). Либералы, нынешние адепты капиталистической идеи, ещё больше материалисты по своей сути, чем марксисты. Социализм может поставить как реалистический сам вопрос о совершенствовании человеческой природы. В капитализме же такая постановка вопроса исключена в принципе, и всё сводится к тем или иным процедурным рамкам, должным ограничивать эгоистическую природу, но она остаётся внутренним двигателем этой формации, на неё делается главная ставка и вопроса о её преображении не ставится.

Поэтому социализм как государственная форма больше согласуется с христианским взглядом на человека, больше отвечает его духовному идеалу. Важно лишь расставить приоритеты: социализм не цель, но средство. Цель – Богочеловеческий вектор: в культуре, в государстве, в социальной и личной жизни, в отношении к природе – во всём. И государство не цель, но та оболочка, что может способствовать движению по Богочеловеческому пути или мешать ему, искажать его. Поэтому и вызывает серьёзные сомнения сама ставка на государственную идеологию как движущую силу истории: здесь видится мне путаница средств и целей, первичного и вторичного, содержания и формы. А на что тогда можно сделать ставку? Что может быть локомотивом, «лошадью», а не «телегой»? Первое, что приходит на ум: локомотив должен находиться внутри человека, а не во внешних формах – во внутреннем его мире, а не в объективной действительности. Локомотив – внутреннее солнце, а не указующий перст светлой идеологии. Человеческая личность и её служение Высшему – цель, а не ячейка и функция в глубоко продуманной государственной структуре.

«Христианство как религиозный институт давно находится в затяжном и необратимом историческом кризисе.»

Богочеловеческий путь трагичен. Любая религия как институт находится в кризисе и не может не находиться в нём. Этот кризис – следствие объективации духа, следствие самих законов падшего мира и роста энтропии в любом его феномене. Но мир бы давно угас, угасли все культуры и религии, если бы внутри них не возгорался творческий дух, сопротивляющийся росту энтропии. Теме кризиса церкви как института посвящены у нас несколько тем, вот самая большая из них (даю на неё ссылку, потому что там именно социальная миссия церкви выходит на первый план и рассматривается с самых разных позиций): На пути к «Гибельной Щели» (находится ли церковь в глубоком кризисе).

Трагедия церкви уже в том, что на определённой исторической стадии она становится государственной религией и не может ею не стать. Это неразрешимая трагедия любой великой религии в нашем мире. И любой исход для неё трагический. И может быть, одним из самых лучших вариантов и был советский: полная разделённость церкви и государства? Гораздо худшим с духовной точки зрения состоянием представляется отношение государства и церкви, если в нём церковь станет выполнять функцию идеологического отдела внутри государства или даже возглавит государство идеологически. Не менее трагичны и отношения культуры и государства. Здесь нет простых решений, невозможно расчертить план, где бы эти отношения были отрегулированы и уравновешены. Гармония их в нашем мире невозможна, но возможна их гармонизация. А необходимым её условием является отказ государства от претензии на культурное водительство.

И церковь, и культура не могут быть функциями государства без утраты своей духовной сущности. А государство – функция по определению. И если оно берётся само создавать идеологию, а затем диктовать её нормы церкви и культуре – жди беды. Но и диктат церкви – тоже беда. А диктата культуры не существует в природе: культура, в отличие от церкви, государства и даже науки, не является единой системой. Потому именно культура может в своём текучем лоне уравновешивать и гармонизировать разные системы, но для этого в них должно измениться отношение к культуре – прежде всего изнутри. Мне представляется, что именно в приоритете культуры (в сакральном отношении к ней) кроется выход из множества системных противоречий, неразрешимых системными методами в принципе.

«Положительное преодоление кризиса подразумевает обновление христианства – его новое СОЦИАЛЬНОЕ ОТКРОВЕНИЕ.»

Весь 19-й и 20-й век и были веками такого Откровения внутри христианства. И это века становления великой русской культуры. Откровение во все времена не приводило к быстрым изменениям исторических форм ни в церкви, ни в государстве. Откровение может персонифицироваться в отдельных личностях – и в нашей истории мы видим таких, в том числе и в церкви. Но главное действие Откровения – в  метаисторических реальностях, которым причастны все люди в своей духовной глубине. Библейские пророки, возвещавшие Слово Божие, не изменили внешних форм ни церкви, ни государства. Высшее Откровение в истории человечества – Иисус Христос. Он не стал ни первосвященником, ни вождём народа, ни царём, не создал никакой идеологической системы. Но в духовной глубине мир стал иным. Луч Откровения пробивается к сердцу человека из потаённой глубины, изменения на уровне сознания происходят в человеке медленно, у всех в разной степени, но они происходят. И только такие внутренние изменения ведут к добрым изменениям и внешних форм: социальных, церковных, государственных. Это и есть действие в мире «активного времени», по определению Козырева, работающего через Случай – «бог-изобретатель», по Пушкину, призывавшему не торопить время и в социальном смысле, когда сам пережил и преодолел в себе юношеское увлечение декабризмом...

«Произойдет то, что должно было, но не могло произойти в силу ряда причин в начале прошлого века – СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ОСОЗНАЕТ СВОЕ ХРИСТИАНСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ.»

Революция – это разрушение «общественного консенсуса» и провал в хаос. Она не может иметь христианского содержания по самой своей сути. Откровение имеет христианское содержание, оно действует изнутри человека и меняет мир к лучшему, но в истории действие Откровения прерывается катастрофическими падениями, откатами назад, духовными срывами. И в такой прерывности нашей истории тоже следствие трагичности самого этого мира и его законов. Революция, любая, под любыми лозунгами, это сумасшествие, бунт против Откровения, разгул стихийных слепых сил. Да, бунтовал против Бога даже праведник Иов, не выдержавший бессмысленности своих страданий. Но он бунтовал в надежде на Божий Ответ и, получив его, смирился и восхвалил Бога.

Революция же бунтует против медленности исторического времени, старается его ускорить и заставить двигаться по своему плану. Это уже не бунт Иова, но бунт человекобожеский. Но никогда и никакие рациональные планы не удаётся реализовать революционерам: на сцену истории выходит его величество Случай, и только он усмиряет в итоге стихию революции и вводит вновь движение времени в космическое русло. Да, революции бывают неизбежны, как болезнь, горячка и даже смерть. Но уповать на них – значит призывать беды, звать болезнь и смерть во имя лучшей жизни. В революции нравственная природа человека скатывается на несколько веков вниз, и требуются огромные жертвы и долгие десятилетия, чтобы залечить эти душевные раны.

Христианская революция – это революция духа, и она творится в культуре. А социальная революция – это бунт стихии: в ней делается ставка на внешние государственные формы, а не духовное существо человека. Только в марксистской парадигме, где материальная жизнь это базис, а духовная – надстройка, социальная революция может казаться благом. В христианской парадигме всё наоборот: дух – базис, а материальное бытие – надстройка. И потому все изменения должны происходить сначала в духе, а уже как следствие их – в материальном бытии. А духовная жизнь и есть культура, не в светском, а именно в духовном её понимании. Христианство и есть культура духа.

Другое дело, что та или иная государственная форма может способствовать (а как правило, не очень сильно мешать) культурному, нравственному и духовному росту народа и личности, а может входить с ними в неразрешимое противоречие, вплоть до самоубийственного. Вот таким самоубийством государства и является любая революция. Её причины внутри самого государства, потерявшего свою меру и смысл. Но уповать на самоубийство как на благой исход и призывать его – это не христианский мотив совсем. Самоубийство, что отдельного человека, что государства – тяжёлый грех. И революция – это отчаяние, а никак не созидание нового мира.

Новый мир созидается вопреки революциям, когда преодолевает их. Послереволюционный мир – это победа жизни над смертью. А революция – это смерть. И звать революцию – значит желать смерти данному государству. И тут нужно говорить прямо и открыто: да, я это государство ненавижу и желаю ему смерти, чтобы появилось другое, лучшее. Только лучшее ли появится? Это уж как Случай распорядится: революции никогда не делаются по плану, и новое государство не строится на идеологии. Идеология приходит позже. И советское государство – не исключение.

Подведу некоторые итоги своих размышлений по мотивам доклада А. Молоткова (уже один тот факт, что этот доклад породил текст формально большего размера, чем он сам, говорит  в пользу его обсуждения на этой площадке).

Возьму для наглядности один конкретный пример, анализу которого, волею судеб, мне пришлось уделить немалое количество душевных сил и лет жизни. В книге «Роза Мира» Даниила Андреева нарисована картина социальных преобразований, и по смыслу и по духу очень близких «Концепции христианского социализма». Этой картиной не исчерпывается содержание книги: социальная утопия (утопия в хорошем смысле этого слова – как моделирование Образа Будущего) лишь часть андреевской мифологии.

Книга Андреева увидела свет и вошла в лоно русской культуры уже фактически, вместе со всем богатством русской религиозной философии и многими художественными, но бесконечно значимыми для русской культуры феноменами, закрытыми от нас в советский период, – благодаря именно либеральному курсу новой российской государственности. И только одно это достижение может оправдать её существование в нашей истории.

Да, либеральная идеология несла в себе семя смерти, породившее коммерческий масскульт и беспросветную пошлость его антикультуры, заслонившей собою и затем вовсе вытеснившей на обочину жизни духовную культуру. Но культура успела воссоединить в себе отторгнутые в советское время части и посеять те зёрна жизни, которые уже дают всходы и будут давать их в будущем, когда наступит неизбежное пресыщение суррогатами антикультуры.

Так вот. Вернусь к конкретному примеру, показывающему наглядно, как самые благие намерения могут привести к очень нехорошим плодам. Книга Андреева в некоторых людях, прочитавших и принявших её близко к сердцу в начале 90-х, пробудила стремление создать на основе андреевской поэзии, мифологии и мистики некую мировоззренческую (именно научно-религиозную!) систему, якобы дающую нам объективное знание о духовных мирах, по аналогии с точными науками о мирах материальных. И на базе этой системы создать идеологическую концепцию, должную привести и к социальным преобразованиям в духе «Розы Мира». Сам этот пафос и заявленные цели, как и средства их осуществления, очень близки пафосу и целям той концепции, что в форме манифеста развёрнута А. Молотковым. Был создан и фонд, посвящённый «изучению и дальнейшей разработке идейного наследия Д.Л. Андреева». Он действует и поныне, вот только реальные плоды его деятельности бесконечно далеки от заявленных целей. То же самое наблюдается и во всех других сообществах, воспринявших Розу Мира как мировоззренческую систему и духовную концепцию.

Благие цели, добрые намерения, искренний пафос. И системная ошибка не в них, а в том, что нельзя такого рода сущности превратить в мировоззренческую систему вообще и, тем более, в объективное знание или идеологическую концепцию. Ценой систематизирования и объективации Мифа становится внутреннее его духовное выхолащивание, а в итоге – подмена духа, его породившего, духом ему абсолютно враждебным, буквально – его изнаночным антиподом. Это вывод. Анализу же духовной катастрофы, произошедшей в среде андреевцев, я посвятил не одну статью и книгу.

Схожую системную ошибку я вижу и в среде сторонников христианского социализма, а именно – в попытке из христианства соорудить мировоззренческую систему, по аналогии с системой и методологией научной; и на этой базе создать идеологическую концепцию, должную стать духовным драйвером социальных преобразований и будущей государственной идеологией, призванной воплощать в культуре и в социуме идеи христианского социализма. Замени здесь «христианский социализм» на «Розу Мира» – и мы получим тот же самый алгоритм, что превратил в итоге Розу Мира в «родонизм». А схожесть алгоритма позволяет делать прогноз и о духовном содержании его реальных плодов.

Я, как мог, показал на примере козыревского подхода к научному эксперименту, почему феномены, имеющие духовное измерение, не поддаются научной методологии и систематизации в принципе; а все концепции, созданные таким способом, неизбежно порождают неутолимую ничем вражду и внутри себя и друг с другом.

Соорудить наукообразную мировоззренческую систему или непротиворечивую идеологическую социальную концепцию можно только на такой философской базе, как марксизм. Именно за счёт вынесения духовного плана в надстройку, во что-то вторичное. Но как только появляется само слово «религиозное», то есть вносится в систему духовное измерение как неотъемлемая её составляющая, так неизбежно появляется множество религиозно-философских ликов, несводимых к одной системе и концепции в принципе. Любая такая попытка приводит либо к их бесконечной вражде, либо к выхолащиванию в них религиозного и духовного начала. Это и есть главная системная ошибка, замкнутый круг. И выход из него не в очередной концепции или идеологии.

Выход в том, чтобы отдаться на волю волн, как это сделали большевики: не продавливать свою идеологию и не строить государство по её шаблону, но дать ему возможность питаться сложившимися естественным историческим путём формами народовластия (как те же советы) и духовным богатством культуры, созидаемой веками вопреки всем государственным идеологиям и вне зависимости от их воли вообще. Положиться на волю Случая (Промысла) и действовать согласно диктуемым им историческим развилкам. Если бы большевики продолжали действовать в том же духе, а не заменять постепенно «власть советов» властью политической партии с её жёсткой идеологической концепцией и не пытаться руководить культурой и духовной жизнью, то это было бы и совсем другое государство, с неизмеримо большей творческой потенцией и жизнеспособностью.

Именно русская культура, содержащая внутри себя духовный христианский источник и, если так можно выразиться, «православный стиль», спасла коммунистическое государство от инфернального выражения его лица. Спас его и весь опыт российской империи – как империи интернациональной по духу. И «социализм с Богочеловеческим лицом» может обрести своё истинное лицо только через классическую русскую культуру, через её «всемирную отзывчивость», а не через какую-то идеологию или национальный эгоцентризм. Культура же как духовное целое никакой систематизации и никакой идеологизации не поддаётся вообще. Это невозможно, как невозможно запланированное рождение в мире гения или как научная разработка идейного содержания будущего Откровения.

Но вот сами такого рода дискуссии, сами размышления на такие темы – это и есть наше посильное участие в живом историческом процессе. Сам же процесс имеет высшую ценность, а не его результат. Результат истории – её конец. Как и результат жизни. И только потому в них есть смысл. Не верю я в силу идеологических концепций, но верю в человеческое общение... Мне уже много лет представляется, что наше Общение и есть то, что мы ДОЛЖНЫ творить прежде всего, если хотим сотворить Образу Будущего как высшему Благу, а не как очередной политической химере.

Ещё три показательных иллюстрации из обсуждения на сайте А. Молоткова (цитирую их полностью, потому что наиболее показателен сам ход мысли, сам её стиль):

"1. Ярослав, подумайте чуть-чуть. Цитата из вашего комментария: "А Богочеловеческий путь подразумевает множество концепций, множество систем, множество философских и религиозных ликов, потому что Богочеловеческий путь и есть путь Культуры, в высшем смысле этого слова". Правда всегда одна, и она в идее Бога относительно бытия человечества. Если допустить существование множества равноправных концепций, то это будет  означать, что в обществе не будет ни одной. Была, например, у Маркса одна концепция развития общества, потом пришёл Гитлер и сказал, что всё это - ерунда, моя концепция лучше. Мораль - это система координат в нравственном поведении общества, поэтому она определяет праведное и неправедное поведение однозначно. Буржуазное общество отменило моральную систему координат, утверждая, что мораль относительна, поэтому всё смешалось в буржуазном обществе: люди, кони, господа, служанки, лесбиянки, мамы, папы и т.д. и т.п. Этот ряд можно продолжать бесконечно. Мне было достаточно одного вашего первого комментария, чтобы понять, куда вы будете клонить.

2. Послушайте, но оправдание существования разнообразия концепций, это не поиск одной, которая основывается и соответствует общечеловеческим ценностям, выраженных в православии. Православные социалисты говорят, давайте строить социализм (справедливое во всех аспектах общество), на основе православия. Это разумно, так как православие - это тот идеал общества, к которому надо стремиться и исправлять то, что  пока не получается. Буржуазные идеологи говорят, что не должно быть единой концепции вообще, открывая при этом дорогу дьяволу.
 
Теперь по поводу революционных преобразований. Православные социалисты говорят об общественной собственности, которая, кстати, была украдена у народа, и о стране, которая расхищается и приходит в полный упадок.  Социалисты за мирное и справедливое решение: верните всё народу, что было незаконно присвоено в частные руки, и попробуем вместе исправить всё. Нет! Говорят буржуазные идеологи. Обратного пути нет, а если вы считаете, что это не так, то будет кровопролитие и "конец света" для России. Кто тут виноват? Это должно быть очевидно и ребёнку, которого ещё не испортило буржуазное общество.  Таким образом, о кровопролитии говорят те, у кого рыльце в пушку. Это и есть буржуазная культура, посредством которой вы предлагаете обществу совершенствоваться.

3. Если в результате революции к власти пришли негодяи, которые всё опошлили, то это означает, что концепция преобразования общества была выбрана ущербной. Вы делаете из этого неправильный вывод, отметая поиск прогрессивного преобразования общества вообще. Это равносильно заключению: никогда не было хорошо,  нечего и начинать.  Есть такие люди, но им лучше не рассуждать о прогрессе общества и оставить свой пессимизм при себе. Так лучше для всех будет."
(Подробнее см. по ссылке.)

Есть только одна правда (и понятно, кто её носитель и кто судья) и одна правильная концепция, эту правду отражающая. Далее достаточно представить ту культурную парадигму, которую будет "воплощать правильная государственная идеология", чтобы призадуматься над самим ходом мысли, куда он реально заведёт нас всех в итоге...


Какие зёрна и от каких плевел и кто в нём будет отделять - уже более-менее понятно. Наступать на те же грабли, но теперь с православным уклоном? В теме о творчестве и спасении мы совсем недавно могли наблюдать: что и по каким мотивам будет выброшено из культуры во тьму внешнюю, если руководить культурой возьмутся люди воцерковлённые, но наделённые государственной властью, и из самых благих намерений. На поверку за бортом окажется 90% культурного наследия, порождённого "несусветной гордыней интеллигентщины" или "буржуазной культурой". И совсем не важно, что в одном случае был пафос "белого цвета" (РНЛ, православные монархисты, условно), а в другом - красного (православные социалисты). Приговор для культуры один - и там, и там. Виноватые уже найдены. Это серьёзное предупреждение, очень серьёзное.

Люди не пчёлы, в которых нужно вложить идею (будущий улей) - и они создадут правильные соты, правильные отношения и будут трудиться там и радоваться жизни. Божий Замысел о человеке и мире и сам человек - как образ и подобие Божие - неизмеримо сложнее всех концепций и всех схем вместе взятых. И уж тем более - одной из них.

Если сначала сделать пустую концепцию (улей, соты), то никто в них добровольно не прилетит. Такие соты так и останутся пустыми и мёртвыми. Истинная цель любой революции - диктатура. Диктат своей схемы, своей концепции, своего плана ульев. Куда нужно загнать всех. Для их же счастья. Сначала, конечно, объяснять, но если так и не доходит до головы, то дойдёт ударом в печень. 

Именно потому все революции оканчиваются диктатурой, что она и есть их цель. И только потом, через страдания и, как трава сквозь асфальт, Жизнь вновь берёт своё... Если и есть на свете такая идеальная система, по которой человеку нужно учиться строить государство, то образ и подобие её в Культуре. А она созидается сама, вне всяких человеческих планов и схем, и потому является самым гармоничным, духовно богатым и возвышенным из всего, что создал человек на Земле. Сравниться с ней может только Природа. Даже церковь является частью Культуры... По большому-то, по-Божьему счёту...

А ведь ни Культура, ни Природа, ни Космос - не системы. Как не система живая душа... И нет ничего на свете богопротивнее, бесчеловечнее и пошлее, чем пытаться сделать Культуру служанкой идеологии. Бунт против Бога и есть бунт части против Целого. Идеология и есть часть, а вот Культура - Целое.

В Бога надо верить больше, чем в мир сей. А в людей больше - чем в идеологию...