Фрактальная демократия
как альтернатива формальной свободе и рыночной демократии
Давайте попробуем пофантазировать, какое социальное устройство может быть достойной альтернативой рыночной демократии по западному образцу? Неолиберальным мифом внушается жёсткий бином: либо рыночная демократия — либо авторитарное или диктаторское государство; мол, иного не дано. Так ли это на самом деле?
Для начала нам нужно поставить под сомнение неолиберальную догму: тотальная демократия = свобода. Под тотальной демократией подразумевается формальная процедура выборов снизу доверху всех властных структур государства. Является ли такая система демократией по сути, то есть — люди действительно выбирают то, что они считают лучшим и достойным доверия, или становятся статистическими винтиками в манипуляции массовым сознанием?
Обладающие финансовыми ресурсами партии, средства информации, политтехнологии формируют стереотипы массового сознания, манипулируют ими и соревнуются между собой в успешности формирования вкусов и предпочтений электората. Может ли что-то реальное противопоставить формальная демократия этой манипуляции и насколько такая система действительно увеличивает свободу человека? В чём эта свобода? Каков вектор её качества? На повышение или на понижение качества свободы работает формальная демократия? В повышении самостоятельности мышления своего электората заинтересованы политтехнологии или в подверженности различным массовым внушениям?
Эти вопросы отчасти риторические, конечно. На мой взгляд, никакой реальной демократии со времён древнегреческих полисов в мире никогда не было. Причём, демократия полисов была тоже демократией для элиты, для избранных. Демократия — в подлинном смысле слова — осуществима только в сравнительно небольших анклавах, где избираемого знают не понаслышке и не по рекламной картинке, а как своего соседа, коллегу, чья жизнь и деятельность у всех перед глазами. Эта предметность и конкретность выбора, как мне кажется, и есть единственная реальная защита от формальных манипуляций и рекламных выборных технологий. Как ни странно, но именно в средневековых цехах иерархия мастеров строилась как действительная демократия: обман и манипуляция сознанием в такой системе были исключены в принципе. Выбор определялся всей жизнью и делами избираемого.
Мне представляется, что к реальному, а не фиктивному повышению качества свободы человека в социуме и, как следствие, более справедливому государственному устройству может привести вовсе не тотальная демократия снизу доверху, когда миллионы голосуют за ту или иную понравившуюся картинку или лозунги, за которыми неизвестно какое содержание скрывается. И даже не пресловутая независимость ветвей власти, контролируемой гражданским обществом, является гарантом свободы человека. И не сменяемость властей, когда эта сменяемость лишена вектора повышения качества, но обусловлена политтехнологиями и финансовыми потоками. Все эти демократические институты также формируются количественным и формальным голосованием, а значит поддаются манипуляции с массовым сознанием.
Только внутри небольших профессиональных или муниципальных сообществ люди могут голосовать, опираясь на конкретный жизненный опыт и конкретное представление о человеческом и профессиональном качестве кандидата. Только внутри таких сообществ демократия действительно может служить повышению качества свободы и жизни, а не становиться игрой выборных технологий.
Как только кандидат отрывается от реальных избирателей, а их количество переходит за рамки коллектива, знающего данного кандидата непосредственно, включаются посторонние и оторванные от реальной жизни механизмы работы с массовым сознанием. И сам кандидат перестаёт быть свободным: он неизбежно попадает в зависимость от тех сил, кто обеспечивает ему финансовую поддержку и оплачивает его предвыборную кампанию, формирует его образ в глазах избирателей. Только когда такой образ формируется самой жизнью и на глазах тех, кто соприкасается с тобой и твоей деятельностью непосредственно, тогда он в наименьшей степени зависит от постороннего влияния.
Таким образом, мы имеем совершенно разные модели демократии — принципиально отличающиеся по самому своему существу: формально-количественную модель и модель живого организма. Органически сформировавшиеся сообщества, по территориальному или профессиональному признаку, могут внутри себя и без внешнего манипулятивного воздействия осуществлять подлинную демократию, избирать лучших, доказавших свою пригодность на деле, проверенных временем. Это иная степень доверия и другой уровень ответственности.
И уже представители таких сообществ избирают из своей среды представителя на следующий социальный уровень. И так — от шага к шагу — формируется вся государственная структура. Выбор высшего государственного лица может быть осуществлён по аналогии с выборами католического Папы, лучшими из лучших представителями всех сфер и областей социального организма. И верховный арбитр в такой системе должен быть абсолютно независим от всех партийных, финансовых или иных кланов и быть свободен от манипуляций с массовым сознанием.
Мне представляется, что все подлинно демократические институты должны формироваться не на основе всенародных выборов, но представителями муниципальных, профессиональных, научных, религиозных и культурных сообществ. Фрактал за фракталом, кристалл за кристаллом. И только внутри первичных фракталов должен осуществляться прямой демократический выбор. На следующих ступенях этот выбор не может и не должен быть прямым: избирать должно качество, а не количество. И так снизу доверху. На всенародное голосование должны выноситься вопросы, имеющие большое значение для страны в целом, для принципиального выбора её пути. Вопросы, а не кандидаты.
Люди должны избирать конкретный смысл по конкретному вопросу, а не отдавать голоса политическим партиям. Вместо вечно борющихся за голоса избирателей партий (и потому ориентирующихся на количественные симпатии-антипатии и рабски зависимые от них) должны представлять народ профессиональные цеха, церкви, культурные сообщества, не конкурирующие друг с другом и не зависящие от мнения других цехов и сообществ. Только эта свобода от мнения посторонних и ориентация на внутреннюю жизнь сообщества позволяет выбирать лучших, а не популярных; профессионалов, а не демагогов. И между сообществами тогда устанавливаются нормальные взаимоотношения, дополняющие друг друга, а не бьющиеся с конкурентами за место под солнцем. Разные сообщества играют на разном поле и не могут перетягивать друг у друга электорат, в отличие от политических партий. Это иное качество свободы, ориентация на содержательное представительство, а не на количественные показатели.
Разумеется, для формирования такой политической структуры должны произойти изменения и в экономической сфере бытия, а главное — в мировоззренческой. Политическая структура — только одно из отражений структуры культурной. Культура — первичная реальность, государство — вторичная. И чем больше государство будет перенимать у культуры приоритет качества над количеством и формироваться по аналогии с культурными организмами, тем больше это государство станет отвечать запросам реальной жизни человека и меньше служить химерам.
Но для этого и сама культура должна вернуться в органичное для себя состояние: качество должно вновь стать вершиной, а количество — подножием. Ныне, к сожалению, культурная пирамида перевёрнута и является, скорее, изнаночной карикатурой на культуру, чем собственно культурой. Как и демократия современного разлива — власть денег, а никак не власть народа. И свободы, настоящей свободы, в этой системе на порядок меньше, чем в политической диктатуре. Диктатура оставляет человеку досуг и не пронизывает весь его быт так тотально, как рыночная демократия. В последней человек сам добровольно становится рабом необходимости, наступает на горло своей песне и утешается тем, что все так живут и по-другому не выживешь. И верх цинизма ставить знак равенства между этой системой и свободой человека.
Неолиберальный миф самая циничная и лживая из всех идеологических химер, какие только знало человечество. И самая хитрая, отдадим должное. Внешние тоталитарные режимы по сравнению со всепроникающим тоталитаризмом неолиберального демократического мифа кажутся топорными, грубыми, чуть ли не детьми.
Формированию первичных фракталов, цехов и сообществ, которые станут основой нового социального и политического устройства, будут посвящены следующие десятилетия. Формирование таких сообществ связано с изменением глубинных парадигм культуры и самой структуры времени: на смену гуманистическому индивидуализму и массовому ширпотребу идут средневековые цеха и качество ручной работы. Способствовать таким изменениям будет целый ряд глобальных кризисов, включая экологический. И те процессы, которые уже протекают в незримых слоях нашей психики: эти процессы связаны с рождением в мире Духа Новой эры. Доказать сие невозможно, а показать можно — на культурных микромоделях и малых сообществах.
Первыми ласточками Новой эры станут интерактивные жанры искусства, внутри которых взаимоотношения творческих единиц будут выстраиваться уже на иных принципах, с иными приоритетами и критериями, чем это было в гуманистическую эру. Станет формироваться другое мировоззрение, воспитываться те качества в художнике и зрителе, что способствуют чувству целого, учат работать не на себя, а на соборное произведение. Ячейки нового искусства станут ростками нового социума. Так начиналась и эра гуманизма, так начнётся и Новое средневековье, Игра в бисер, Роза Мира.
Главное отличие фрактальной демократии от демократии безликих количеств в том, что демократия внутри фракталов не является фетишем, но служит лишь одним из инструментов органического формирования сообщества. И так же формируются следующие фракталы, более высокого уровня. Такие коллективы выстраивают внутри себя иерархию, органично вытекающую из соборного творчества целого, определяемую интересами целого, а не как результат одинаковых для всех сообществ формальных и бюрократических механизмов, оторванных от конкретного содержания конкретного сообщества. В такой фрактальной демократии неизмеримо возрастает степень творческой свободы: нет единых для всех общеобязательных демократических норм, но каждое из сообществ вырабатывает свои нормы, органичные ему и только ему.
Отсюда вытекает и другое качество отношений между фракталами: никто никому не навязывает своих принципов демократии и потому не конкурирует с соседом на одном политическом поле. Уважается содержание и качество другого сообщества, а не соответствие его единым формальным нормам. Это иной вектор развития, иное наполнение и понимание свободы, иные приоритеты и критерии жизни.
