Мы недаром обозвали наш портал «Воздушным Замком». Это что-то несерьёзное, внесистемное, дилетантское, ни на что не претендующее и самоироничное.
Я бы так не сказал...
Впрочем, Вам виднее.
Если у Вас появится желание продолжить диалог по существу, буду поддерживать его в меру способностей и с удовольствием...
У меня такое желание пока ещё не исчезало, поэтому отталкиваясь от Вашего поста (там, где по существу) воспроизведу свой подход к проблемам, означенным в данной теме. Без цитат оппонентов, контр-цитат, контр-контр-цитат и прочих форумных аксессуаров. Поневоле придётся начать с более-менее общих вопросов, без которых не будут вполне понятны и частности. И начну с предлагаемого Вами мысленного эксперимента, только в несколько ином ракурсе и в несколько иной постановке.
Посмотрим с чисто социологической точки зрения. Представим себе, в порядке мысленного эксперимента, что с лица планеты исчезли все прочие языки и культуры, кроме одной культуры и одного языка - буквально: как, допустим, осталась одна Россия, или одна Германия, или один Китай, или одни США (и т.д. на выбор), а все прочие страны исчезли. Означало бы это, что весь род людской прекратит своё существование, что история остановится и не сможет двигаться дальше? Нет, такое из данного допущения не вытекает: при достаточной многочисленности любая популяция живых существ обеспечит своё простое и расширенное воспроизводство. А раз так, то в случае человеческих существ сохранится и социальность, и язык, и культура, и все прочие человеческие атрибуты. Естественно, дальнейшее существование и развитие будет происходить на основе того языка и в рамках той культуры, которые останутся и тем самым станут исходной базой - но само существование и само развитие никуда не денутся, и так или иначе приведут к какому-то новому разнообразию. О чём это говорит? О том, что любая культура и любой социум, как носитель данной культуры, самодостаточны. Другое дело, что в реальном мире все они сосуществуют в пространстве и времени, а потому так или иначе взаимодействуют. Но, повторяю, каждая культура самодостаточна, и (в принципе) могла бы существовать без такового взаимодействия, необходимость и возможность которого обусловлена реальным положением вещей.
То же обнаружим, если посмотрим с точки зрения не социологической, а священной истории (что и есть, собственно, метаисторический уровень, если использовать этот термин), как она изложена в Библии. Там представлена действительная история в символической форме: т.е. не всё следует понимать буквально (например, антропоморфизмы, типа Бог смотрит, говорит, гневается и т.п.), но и не мифически (в смысле, что всё было по-другому, а тут лишь символическая сказка). В описании ветхозаветной истории есть немало буквальных утверждений, для интерпретации коих не нужна какая-то особая герменевтика. Одно из таких утверждений касается как раз истории смешения языков, где сказано однозначно и недвусмысленно, что сначала у людей был один язык и одна речь. Да и странно было бы, если бы было сказано иначе. Ибо трудно допустить, что Адам говорил на одном языке, а Ева на другом - и у них был один язык, как было сотворено Богом изначально. Невозможно себе представить также, что в семействе Ноя все говорили на разных языках - и у них был ещё один язык. Поэтому гипотеза, что во время сооружения Вавилонской башни уже существовали разные государства, языки и культуры, в этом плане не находит своего подтверждения. Кроме того, из данной гипотезы вытекало бы, что возникновение столь разных языков было бы творением не просто чисто человеческим, а человеческим вопреки Божьему творению, по которому и у Адама с Евой был один язык, и у Ноя с чадами да домочадцами тоже. И это означало бы, что наличие очень разных (как ныне) языков и культур - непосредственное творение человеческой гордыни вопреки Божьему предустановлению.
Поэтому я считаю, что дела обстояли иначе, как то и описано в Библии. И вся священная история есть не что иное как история величайшей Божией любви, неизбывного милосердия Божьего, Его постоянного попечения о своём творении вообще и о сотворённом по Его образу и подобию человеке - в особенности. Изначально и первозданно был великий Божий дар человеку как личности - дар свободной воли, дар разума, дар творчества, дар языка, а человеку как человечеству, как нарождавшемуся человечеству в лице Адама и Евы, - дар единого языка. Возможно, дар этот так или иначе распространялся и на иные "души живые", не случайно ведь Ева беседовала со змием без всякого удивления тем обстоятельством, что может непосредственно (вербально, как сказали бы ныне) общаться со "зверем полевым". Но как бы то ни было, сама возможность такового общения стала одним из условий первоначального человеческого грехопадения (дьявол воспользовался, чтобы соблазнить), а вторым условием стало человеческое злоупотребление даром свободой воли. И оно могло бы увековечиться, человек окончательно и бесповоротно укоренился бы во зле, если бы сохранил то бессмертие по благодати, которое было даровано ему в Раю Богом. Поэтому так называемое изгнание из Рая было не наказанием Божиим, а актом любви и милосердия по отношению к человеку: второй шанс ему, чтобы в своей земной истории превозмог в свободной воле своей то отпадение от добра, которое допустил в Раю. Ибо ведь и вся тварная Природа пала вследствие грехопадения человека как средоточия Природы первозданной - произошла онтологическая катастрофа, в условиях которой человеку предстояло дальше длить своё бытие. Историческое бытие, в собственном смысле слова "историческое" - тогда и произошло то, что можно обозначить как разделение истории и метаистории, произошла инверсия времён: потому-то ныне от "большого взрыва" исторически прошло 13 с половиной миллиардов лет (или сколько там ещё насчитают), а метаисторически продолжается всё тот же "седьмой день". И все предыдущие "шесть дней" метаисторического бытия инверсивно "опрокинулись" в естественно-исторический план как всё то, что человек пытается изучать и изучает, по мере возможности, посредством космологии, физики, химии, биологии, исторической науки и всего комплекса прочих наук. Коих для полноты познания всегда заведомо недостаточно, ибо метаисторически (потому и исторически тоже) та тленность и смертность, которая стала уделом падшей человеческой природы, есть прямое следствие деяния человеческой свободной воли, коим человек отпал от Бога.
Но первоначальный дар Бога, возможность человеческого творчества в непосредственной синергии с Ним, был не отнят Богом у человека, а всего лишь заменён новым даром: возможностью через жизнь и творчество в падшем по вине человека мире, через земную краткую жизнь обрести жизнь вечную - вернуться к Богу. Хотя, конечно, новые условия земного человеческого бытия оказались принципиально иными, нежели условия бытия райского. Человек утратил свою первозданную лёгкую телесность, утратил способность непосредственно "давать имена", т.е. непосредственно постигать суть вещей, утратил и способность непосредственного общения с Природой как бы на одном языке с ней. Но тем не менее, пусть и в искажённом виде, сохранил образ Божий, сохранил и свободу воли, и разум, и творческие способности - всё то, что составляет суть человека как человека, и что всегда любовно охранялось Богом при любых актах Его милосердного попечения о человеке. И даже в падшести своей человеческая природа не обрела ничего дьявольского - никаких семян дьявола или отпечатков дьявола или чего-то ещё в этом же роде. Как и дух вообще, человеческий дух целостен и неделим, и если бы хоть что-то дьявольское, бесовское проникло в него, он сразу, целиком и полностью стал бы дьявольским, бесовским духом. И сам человек неделим: подразделение на дух, душу и тело во многом есть лишь условное подразделение единой человеческой природы, почему в конце концов грядёт именно полное, в том числе телесное воскресение людей, во всей их природной целостности. После грехопадения Адама и Евы на человеческой природе осталась лишь печать первородного человеческого греха, который лишил человеческую природу способности непосредственно быть причастной Божией благодати, но не более того. Хотя и этого тоже немало, и удобопреклонимость человека ко злу - тоже тяжкое бремя, которое человек своим грехопадением на себя взвалил. Но всё же даже удобопреклонимость ко злу - это не непреклонность во зле, как у падших духов. Ибо в человеческой природе осталась также и склонность к добру - всё зависит в решающей степени от свободной человеческой воли, от человеческой свободы. Другое дело, что неоднократно бывали ситуации, когда удобопреклонимость грозила перерасти в непреклонность, и тогда Бог непосредственно вмешивался в человеческую историю.
Как было, например, в случае Потопа, который тоже являл собой акт Божией любви и величайшего Божьего милосердия. Не буду останавливаться на конкретной характеристике предпотопной ситуации человечества - она общеизвестна. Особо подчеркну лишь, что не земная смерть людей была там злом - злом была их земная жизнь. Беспросветным злом. Безысходным. Чреватым вечной гибелью и за пределами земной жизни. Поэтому дальше так продолжаться не могло, Божия любовь и Божие милосердие не позволяли обречь Своим бездействием человечество на вечную погибель, на которую человечество обрекало само себя своими свободными действиями. А спасти можно было либо лишив людей свободы творить беспросветно злую земную жизнь (что означало бы вообще лишить их и способности к творчеству, и свободы, в силу цельности и нераздельности человеческого духа), либо лишив самой земной жизни, но не покушаясь на свободу человеческой воли, без которой никакое творчество невозможно. Первое и было бы на деле полным уничтожением человека, ибо без духа, без свободы воли это оказался бы робот, механизм, болван, зомби, компьютер... - кто угодно, но не человек. Оставалось второе. Тем паче, что этим история отнюдь не закончилась, и Тот же, Кто лишил оных людей ими самими загубленной кратковременной земной жизни, даровал ещё один шанс на жизнь вечную. Бог дал им ещё одну возможность обратиться к Нему, послав Сына Своего Единородного, Который ради них умер на кресте, сошёл во ад и проповедовал ту самую Благую Весть, которую они не услышали (и даже не хотели слышать), живя на земле. Но это было потом, а сейчас важно заметить несколько другое: в допотопной истории, где человек (как подавляющее большинство людей) безвозвратно и бесповоротно встал на путь зла (что могло бы привести к новому падению человеческой природы - уже к непреклонности зла), единый язык в этом пагубном человеческом выборе не играл особой роли, причины и формы зла были иными, не связанными непосредственно с наличием одного языка у всего человечества. Также как единый язык у Адама и Евы не являлся причиной их грехопадения - причиной стало то, что поддались дьявольскому соблазну, который в гордыне своей сумел склонить человека на неверный выбор.
Потому единый человеческий язык сохранился и после Потопа, когда перед человеком открылся новый шанс подлинного развития в синергии с Богом. Но так или иначе человечество опять едва не встало на гибельный путь, что описано в Библии лаконично, но предельно чётко: "1 На всей земле был один язык и одно наречие. 2 Двинувшись с востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там. 3 И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. 4 И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли. 5 И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. 6 И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать; 7 сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. 8 И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город [и башню]" (Быт. 11). То есть, опять Бог, по безмерному милосердию Своему, заменил один дар другим: дар единого языка, позволявшего предельно согласованно творить поистине грандиозные дела, на дар разных языков, а потому разных национальных человеческих культур. Вавилонское столпотворение стало следствием человеческой гордыни, желанием "сделать себе имя", творчеством отнюдь не в со-творчестве с Богом, а способом присвоения себе, и исключительно себе, творческих возможностей, вопреки Богу. Скорее всего ни до каких небес свою башню столпотворители не достроили бы, дело не только в этом. А в том прежде всего, что было ясно: от столпотворения своего не отстанут, и при любом ходе этакого столпотворчества лишь укреплялись бы в гордыне своей, вплоть до того, когда удобопреклонимость ко злу опять достигла бы грани непреклонности во зле (а эмпирически вылилось бы, например, в нечто подобное инфернальной цивилизации на планете Торманс из "Часа Быка" Ивана Ефремова). В этом отношении следствием человеческой гордыни стало и смешение языков: вместо одного, единого и общеупотребимого - множество непонятных друг для друга. Несомненно, что если бы такового смешения не случилось, то и на основе единого языка со временем возникло бы какое-то многообразие наречий и культур, вполне естественным (Богочеловеческим), а не противоестественным (человекобожеским) способом. Однако ныне о конкретных формах такого возможного (но упущенного человечеством) многообразия остаётся только гадать. Но ничуть не стоит жалеть. Ибо смешение языков произведено было именно непосредственно Богом, а тем самым безусловно является благом, как и всё, что творит Господь.
Ещё одним ключевым пунктом (и самым великим, беспрецедентным) непосредственного пересечения метаисторического плана с историческим стало Боговоплощение - Рождество Иисуса Христа, Его земная жизнь, страдания за грехи людские, крестная смерть, Воскресение и Вознесение. Промысел Божий неисповедим, поэтому сейчас можно только строить предположения, выдвигать разного рода гипотезы на тему о том, почему именно в данный момент исторического времени состоялось Боговоплощение. Среди прочих гипотез есть у меня и такая, что явление Богочеловека Иисуса Христа в нашем падшем мире стало ответом на мирскую мольбу к Богу. Не случайно ведь предпоследними словами Христа на кресте стали, как то описано в Новом Завете: "а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или', Или'! лама' савахфани'? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?" (Мф. 27:46), что буквально совпадает с началом одного из псалмов Давида: "Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня? (Пс.21:2). А последними - "Отче! в руки Твои предаю дух Мой. И, сие сказав, испустил дух" (Лк. 23:46), что почти буквально перекликается со словами другого псалма: "В Твою руку предаю дух мой" (Пс. 30:6). Тем самым ясно и недвусмысленно прослеживается абсолютное единство Ветхого Завета и Нового Завета, ибо нет никакого ветхозаветного духа в отличие от духе новозаветного - Дух Божий един и неизменен в любые времена, будь то исторического или метаисторического плана, как едина и безгранична, неизменна и бесконечна Божия любовь к миру и к человеку, милосердие Творца к твари. Возможно, что вочеловечение Бога и было осуществлено Им именно тогда, когда взыскующая мирская мольба к Нему осталась единственным достоянием падшего человечества, и когда оно осталось для человечества единственным выходом, дабы вновь не пасть ещё глубже - не впасть в непреклонность зла:
Исконно шла, всё пагубней и шире,
Игра стихийных сил, за коном кон.
И зло добром рядилось, ибо в мире
Забыли Богом данный им Закон -
И радости не больше, чем для вида,
И боль не меньше, сколько ни стони...
И вырвалась мольба царя Давида:
"Или', Или'! лама' савахфани'?"
Всё реже звёзды праведных мерцают,
Всё гуще над Землёй ночная мгла...
И Он родился, чтобы боль мирская
Людских надежд и сил не превзошла.
Тогда звезда зажгла над Вифлеемом
Лучи свои, и вспыхнули они
Ответом всем, взыскующим из тлена:
"Или', Или'! лама' савахфани'?"
А в страшный час, вступая на Голгофу,
И Он страдал под тяжестью креста,
И Он взывал невысказанным словом
И знал, что не минует чаша та.
Блестят вокруг мечи легионеров,
Внизу - Ерушалаима огни...
И смертная мольба бессмертной веры:
"Или', Или'! лама' савахфани'?"
От зимней сени путь во свет весенний
Тернистые проходит рубежи:
У всех от рождества до воскресения
И жизнь, и мука смертная лежит.
Тем радостней улыбки вслед печали,
Тем после тьмы ночной светлее дни,
Когда и в наших душах отзвучали:
"Или', Или'! лама' савахфани'?"
Онтологически Боговоплощение стало радикальным изменением человеческой природы: Иисус Христос избавил её от довлеющей печати первородного греха, вследствие чего человеческая природа вновь стала способной причащаться Божией благодати. Прежде всего в Таинстве Евхаристии: "И, взяв чашу и благодарив, сказал: приимите ее и разделите между собою, ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не придет Царствие Божие. И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть Тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша: есть Новый Завет в Моей Крови, которая за вас проливается" (Лк. 22:17-19). В этом Таинстве человек не символически, а реально и живо соединяется со Христом Богом - в той степени, в какой человек готов к этому. Иисус Христос создал земную Церковь: "Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее" (Мф. 1:18). "Итак, внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святой поставил вас блюстителями пасти Церковь Господа Бога, которую Он приобрел Себе Кровию Своею" (Деян. 20:23). "Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее" (Еф. 5:25). А накануне Своего Вознесения Он заповедал Своим ученикам: "Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их исполнять всё, что Я заповедал вам" (Мф. 28:19-20); "идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет" (Мк. 16:15-16). Наконец, от Отца Своего Иисус Христос послал Церкви земной Духа Утешителя, Духа истины ("И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек,
Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его; а вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет" (Ин. 14:16-17), "Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам. Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам. Да не смущается сердце ваше и да не устрашается" (Ин. 14:26) - что, собственно, и стало как бы днём рождения земной Церкви, на десятый день после Его Вознесения. И если брать всё это в аспекте того, что можно обозначить посредством термина "Дух Диалога", то именно Иисусом Христом, в том числе в течение Его земной жизни, было дано Откровение (и даже явно сформулирована в основных параметрах, так сказать) суть этого феномена. Который невозможен без посредства Святого Духа, сошедшего на апостолов Христовых, а тем самым на земную Церковь Христову. Характерно даже само описание этого события: "При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать. В Иерусалиме же находились Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небом. Когда сделался этот шум, собрался народ, и пришел в смятение, ибо каждый слышал их говорящих его наречием. И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли Галилеяне? Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились. Парфяне, и Мидяне, и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киринее, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты, критяне и аравитяне, слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих? И изумлялись все и, недоумевая, говорили друг другу: что это значит?" (Деян. 2: 1-13). А значит это, помимо всего прочего, что подлинный Дух Диалога есть Дух Святой, без Которого межчеловеческий диалог, в том числе диалог разных культур, невозможен. А возможен, в лучшем случае, только диалог, где всё сводится к толерантности, дипломатии и тактике (имеющей в виду порой прямо противоположную диалогу стратегию, типа успеть первым нажать на красную кнопку).
Это, в том числе, и к слову о Православной Церкви, о её, якобы, современном кризисе и т.д., и т.п., о чём уже неоднократно заходила речь и завязывались локальные дискуссии. Хотя почему-то не ставится главный вопрос: если вести диалог с Русской Православной Церковью, то что это значит? - прежде всего с кем вести? С Патриархом? Но он не Папа Римский, и не может говорить от имени Церкви. Патриарх - такой же епископ, как и все прочие, обладающий только первенством чести, но не первенством суждений по тем или иным вопросам - тем более вопросам светским. С епископами? Но по многим вопросам культуры, творчества и т.д. у каждого из них своя точка зрения - и это только их частная точка зрения. С Соборами? Но невозможно созывать Соборы для диалогов с кем бы то ни было из деятелей культуры по светским вопросам, пусть даже творческим - у Соборов совершенно иная суть и совершенно иное назначение. Да и стоит вынести на обсуждение Собора, скажем, диалог с режиссёром фильма "Матильда" и обсуждение оного фильма - можно себе представить, какая волна негодования тут же поднялась бы в светской культурной среде, когда она и так раз за разом поднимается по любым поводам и без повода. Созвать Поместный или Архиерейский Собор и официально, так сказать, от имени Церкви провозгласить всё литературное, художественное и т.д. творчество делом духовным? Тут уж, пожалуй, поголовно деятели культуры воспримут сие, как попытку Церкви взять под свой контроль их сугубо интимные творческие процессы и зачислить их, как говорится, по своему ведомству. И самое главное, в этом деятели культуры как раз были бы в некотором смысле правы, ибо у Церкви иная миссия на земле.
Выше я уже неоднократно и более-менее развёрнуто высказывал по этому поводу свою точку зрения, повторяться не буду. А по поводу критики просто приведу два текста, ставших уже историческими, хрестоматийными. Так, в июле нынешнего года исполнится ровно 170 лет вот этим словам из известного письма Белинского к Гоголю:
"Христа-то зачем вы примешали тут? Что вы нашли общего между ним и какою-нибудь, а тем более православною церковью? Он первый возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения. И оно только до тех пор и было спасением людей, пока не организовалось в церковь и не приняло за основание принципа ортодоксии. Церковь же явилась иерархией, стало быть, поборницей неравенства, льстецом власти, врагом и гонительницею братства между людьми, - чем продолжает быть и до сих пор. Но смысл христова слова открыт философским движением прошлого века. И вот почему какой-нибудь Вольтер, орудием насмешки погасивший в Европе костры фанатизма и невежества, конечно, более сын Христа, плоть от плоти его и кость от костей его, нежели все ваши попы, архиереи, митрополиты, патриархи! Неужели вы этого не знаете? Ведь это теперь не новость для всякого гимназиста...".
Здесь Белинский кратко, но достаточно полно, воспроизвёл ту своего рода архетипическую матрицу, по которой, независимо от того или иного исторического периода, воспроизводилась, воспроизводится и будет воспроизводиться вся критика Русской Православной Церкви. Тем паче, что только слепой не может не видеть действительных, конкретных церковных недостатков в нашей бренной повседневной действительности. Так или иначе всегда достаётся и "гнусному русскому духовенству", по выражению того же Белинского, особенно монашествующим. Тем не менее мне гораздо более по душе иной взгляд и по-настоящему мудрые слова, которые в "Братьях Карамазовых" высказал Достоевский устами старца Зосимы:
"Отцы и учители, что есть инок? В просвещённом мире слово сие произносится в наши дни у иных уже с насмешкой, а у некоторых и как бранное. И чем дальше, тем больше. Правда, ох правда, много и в монашестве тунеядцев, плотоугодников, сластолюбцев и наглых бродяг. На сие указывают образованные светские люди: "Вы, дескать, лентяи и бесполезные члены общества, живёте чужим трудом, бесстыдные нищие". А между тем сколь много в монашестве смиренных и кротких, жаждущих уединения и пламенной в тишине молитвы. На сих меньше указывают и даже обходят молчанием вовсе, и сколь подивились бы, если скажу, что от сих кротких и жаждущих уединенной молитвы выйдет, может быть, ещё раз спасение земли русской! Ибо воистину приготовлены в тишине "на день и час, и месяц и год". Образ Христов хранят пока в уединении своём благолепно и неискажённо, в чистоте правды Божией, от древнейших отцов, апостолов и мучеников, и, когда надо будет, явят его поколебавшейся правде мира".
Уж по крайней мере те, кто ставит своей задачей и видит своим смыслом Дух Диалога, обо всём этом тоже стоило бы задуматься, а не повторять всего лишь раз за разом: Церковь должна измениться, Церковь должна измениться... Церковь должна измениться... Это значит заведомо закрывать возможность конструктивного диалога даже с теми в Церкви, кто такой диалог желал бы вести.
Противостоит ли Духу Диалога некий Дух Системы? На мой взгляд, последний термин не очень удачен, ибо гораздо больше, чем любая система (даже "тоталитарная", хотя сей термин мне тоже не очень по душе вследствие его очень уж глубокой идеологической заангажированности), диалогу противостоит дух хаоса, дух вражды - как Святому Духу противостоит нечистый дух. Лишь хаос, вражда несёт собой максимум энтропии. Четверть века назад по схожему поводу, отталкиваясь от пассионарной концепции этногенеза Гумилёва, предлагался термин "антисистема" (в 1991-м одновременно вышли статья в "Нашем современнике" Балашова "Анатомия антисистемы" и одноимённая монография Гамаюнова) - но и он давно уже перестал быть термином, обретя у разных авторов множество самых разных определений. Но как бы то ни было, интуитивно более-менее ясно, что имеется в виду под Духом Системы на портале "Воздушный Замок", и смысл, который в это выражение вкладывается, отражает в действительности нечто существенное...
Но о Духе Системе в увязке с Духом Диалога, как и о некоторых других, уже более конкретных моментах (в том числе об идеалах, проекциях Истины и т.д.) продолжу далее.
