Когда рассуждаешь о государстве и политике, невольно переходишь к мысли о невозможности осуществления в нашем эоне сколько-нибудь приемлемого для совести компромисса с этой сущностью. Имею в виду любое государство, как таковое. Но есть нюансы, вектора, тенденции и более менее (очень относительно) благоприятные для культуры государственные формы.
Гордиться своим государством (само такое стремление), наверное, так же вульгарно (если не сказать: глупо), как гордиться своей плотью. Понятия плоти и тела в христианстве не синонимичны. Государство именно плоть, а не тело народа. К телу больше относится культура, церковь, природа, традиция и т.п. – к телу в христианском смысле слова, как в идеале триединству «тела-души-духа». Поэтому андреевская идея о просветлении государственной плоти, а не её уничтожении глубоко христианская в своей сути. Эта идея могла бы стать национальной идеей новой российской государственности...
Мы сейчас повторяем с тобой, Сергей, основные мысли (оппозиции) нашего многостраничного диалога с Вадимом в
теме о Новороссии. Только я здесь выступаю на стороне Вадима, а ты – на стороне моей позиции там. И это хорошо. Односторонность в подходе к государству так же вредна, как и в других сферах; только в государственных и политических областях односторонность слишком быстро скатывается в примитив идеологических штампов. И уже не столько сама позиция начинает отвращать, сколько этот примитив.
Внутренняя эмиграция, видимо, неизбежный удел для любого творческого человека в отношении к государству. Государство же во многом паразитарный нарост на теле культуры, переворачивающий с ног на голову культурную иерархию. Собственно, государство и есть доведённая до мертвящего охлаждения объективация и бюрократизация культуры: не слово, ставшее плотью, но плоть, ставшая словом. И тем не менее, как без плоти невозможна никакая жизнь в нашем мире, так и без государственной формы не существует соборное тело культуры. А наиболее внешние формы и подвержены закону роста энтропии в наибольшей степени. Т.ч. удовлетворения государственная плоть не будет давать никогда, всегда будет раздражать своим беспросветным формализмом и бюрократизмом.
Да, зло выбирать не надо. Но формула «меньшее из зол» не является выбором зла, но выбором жизни, которая в нашем мире подвержена всем его тяжёлым законам. Если отказаться от выбора «меньшего из зол» в отношении государственных форм («кесарю кесарево»), то кроме буддийского отношения к миру (причём в крайних аскетических формах) ничего в итоге и не останется. Но такое отношение несовместимо с культурным творчеством, ибо культура тоже подвержена закону объективации и роста энтропии, как любое тело, хотя и в меньшей степени, чем государственная плоть. Выбор меньшего из зол – это выбор меньшего из возможных роста энтропии, но сам рост энтропии никуда не девается.
Формула «противостояния обороняющейся России растленному злому Западу» – это одно из самых примитивных пропагандистских клише. Не Западу противостоит Россия, но на самом Западе противостоят два пути, два вектора (условно говоря: к жизни и к смерти), как и внутри России.
Не знаю, насколько уместна аналогия (на мой взгляд, уместна, если видеть масштаб противостояния, от исхода которого зависит культурный, нравственный и духовный вектор объединяющегося человечества), отношение даже к сталинскому режиму в 1941 году было выбором меньшего из зол. При всей невозможности внутренней солидарности с этим монстром. Эмиграция эмиграции рознь. И всё зависит от исторической развилки.
Да, это стало уже трюизмом: пропасть между внешней и внутренней политикой России. Поляризация двух системообразующих государственных начал усиливается с каждым годом всё больше и больше, но, видимо, пока не дошла до качественного скачка в новое состояние. Собственно, тот же процесс мы уже наблюдаем и на Западе. И там уже нет того единства, какое было до кризиса 2008 года. И раскол будет только нарастать, хотя бы потому, что внутри старой модели нет выхода из этого кризиса. Это последний кризис капитализма – в самом буквальном смысле.
Экономически и во многом идеологически Россия вписана в Систему неолиберализма. И наказывает Система Россию вовсе не за внутреннюю политику, наоборот: обрушившая рубль удостоилась звания лучшего председателя ЦБ в мире. И то: таких сверхприбылей для финансовых спекуляций не было ни в одной стране, по волатильности рубль занял последнее место среди национальных валют, с соответствующими последствиями для нашей экономики. Отблагодарили.
Система наказывает Россию только за проявления самостоятельности, за «достаточную стройность и эффективность внешней политики». А «полный непредсказуемого хаоса, пугающий бардак внутреннего блока» не что иное, как последовательное исполнение внешних инструкций. Это шизофреническое раздвоение политики будет только усиливаться в нынешней государственности. Попытка создать новое ядро государственности в Новороссии была подавлена не столько Украиной и Западом, сколько самой Россией. Это всё уже стало очевидно до скуки, и меня волнует не столько вопрос «что делать?» («с кем делать?» – так правильнее), сколько: «а могло ли быть по-другому?»
Нехитрая идея «жить богато, как на Западе» оказалась тем ломом в умах, против которого не нашла приёма система социализма. (Китай – отдельная тема, как и Индия.) И до сих пор немалому числу людей кажется, что мешает нам осуществить эту грандиозную идею «жить по-западному» только топорная, вороватая и глупая российская властная верхушка. Хотя вписаться в западную модель не смогла по-настоящему и Восточная Европа. Более того, на самом Западе (в эпицентре капиталистического идеала) с каждым годом всё большее количество людей будет жить уже не так хорошо, как привыкли, начиная с 80-х и до 2008 года. Это необратимый процесс.
Райская сытая (а затем и пресыщенная) жизнь в граде на Холме, которая пленила взор советского человека и заставила его отказаться от всех своих социальных завоеваний, была организована за счёт будущих поколений. И мы уже непосредственно входим в это будущее, оно становится нашим настоящим. Дальнейшая кредитная эмиссия, благодаря которой осуществлялся геометрический рост спроса, более невозможна, ибо грозит таким кризисом в самой экспортирующей доллары экономике, по сравнению с которым депрессия 30-х покажется цветочками. Ресурсы планеты не позволяют ни расширять золотой миллиард, ни даже сохранять на том же уровне материальную жизнь внутри него.
Россия честно, задрав штаны, пыталась вписаться в Систему. Но вписаться в неё могла лишь небольшая прослойка привилегированного класса, присягнувшего на верность Системе. Она и вписалась вполне, и будет до последнего держаться за нажитое непосильным трудом. А вот на остальное население периферийных стран у Системы нет ресурсов. И люди будут жить всё хуже и хуже в материальном смысле (причём от периферии этот процесс будет круг за кругом захватывать и страны золотого миллиарда). Благополучие будет не расширяться (как мечтали апологеты капитализма), но сужаться. И выхода из этого кризиса глобальной Системы в рамках нынешней экономической модели нет.
Можно продолжать верить в бесконечность капитализма, во внутренние его резервы, в расширение благополучия для присягнувших Системе стран, но объективный процесс разрушения капитализма не может остановить ничто, как ничто не могло остановить разрушение феодализма. В этом Маркс абсолютно прав. Но только к 21-му веку мы пришли к тому последнему кризису капитализма, который был предсказан в 19-м веке. Опыт построения социализма на опережение, который дала миру Россия в 20-м веке, тоже отдельная и весьма непростая, неоднозначная тема (я её упоминал выше,
дам ссылку для читателей). Корни ностальгии по СССР растут не только из прошлого, но и из будущего. И в этом огромная сложность для осмысления опыта СССР, если не впадать в ту или иную идеологическую односторонность.
Можно жить бедно, когда есть ради чего, когда есть высший смысл. Когда же в обществе насаждается идеология «надо жить богато, как на Западе» (исключительно в финансовом, потребительском понимании), то тяжело заставлять долго народ жить бедно. Вот и приходится придумывать на ходу то одну, то другую отвлекающую версию. А так как ни одной по-настоящему альтернативной идеи (да и откуда взять её, если вся идеология сводится к «жить богато, как на Западе»?) нынешняя российская государственность родить не в состоянии, то от неё по большому счёту ничего и не зависит.
Идёт объективный процесс разрушения глобальной Системы; и когда этот процесс зайдёт так далеко, что раскол в западном мире, вызванный непреодолимым в принципе кризисом экономической модели, приведёт к появлению альтернативных государственных форм (не исключено, что вновь фашистского типа), тогда и в России может появиться новая государственность с новыми творческими силами. А пока стоит на повестке только вопрос выживания как сама возможность дотянуть до того времени, когда угроза растворения в Системе (безвозвратный распад государства и культуры) перестанет быть основной.
Кардинальный отказ от внутренней политики по рецептам Системы требует такого творческого импульса сверху и такого единства снизу, которых нет в России в помине. Так что имеем пока то, что имеем. И не исключено, что политика внутреннего выжидания с периодическими огрызаниями вовне пока наиболее совместима с жизнью. Пусть бедной, но жизнью. После Смутного времени до Петровской модернизации протёк целый век, по стилю государственности очень похожий на стиль нынешней (с учётом колорита того времени, разумеется). Время уплотнилось, но прожить век за 10 лет ещё нам не по силам. К слову, Петровские реформы для материальной жизни народа были крайне тяжелы, и до золотого века Екатерины ещё было далеко. Да и Пугачёв был как раз в царствование Екатерины...
Впрочем, все аналогии с прошлыми веками отныне нужно проводить с поправкой на то, что сама история суверенных государств в отрыве от глобальных процессов уходит в прошлое. Поправка существенная. Человечество вступает в новый исторический возраст, аналогов которому в прошлом попросту нет. Новому вину требуются новые меха. Ни одна из известных экономических и социальных моделей прошлого не может себя перенести без колоссальных изменений в новую реальность глобального мира. Это противоречие между инерционностью старых моделей и объективно становящимся единым человечеством – главное противоречие нашего времени. И разрешение его может быть духовно и нравственно противоположным. Это и есть глобальная линия противостояния, не на жизнь, а на смерть.
Пришло время расплачиваться по счетам поколений, живших за счёт будущего. Это не самое страшное, что могло случиться. Экологическая катастрофа (если будем упорствовать, стремиться «жить богато» и не платить по счетам) – куда как худший исход. И тогда материальный уровень упадёт действительно до уровня средних веков – в самом прямом смысле (если избежим Всемирного Потопа, конечно).
Иногда полезно, оттолкнувшись от сиюминутной политики, посмотреть на окружающее с иной колокольни. Отрезвляет. Хотя и по-другому, чем разоблачение грехов своего государства (последнее никуда не денется от русского интеллигента и всегда будет щедро давать поводы для обличений). Салтыков-Щедрин был вице-губернатором...
Да много кто из представителей русской культуры знал изнутри государственную машину. А вот лояльных до конца своему государству отыскать непросто. И это, наверное, нормально. Во всяком случае для христианской культуры (церковная лояльность – тоже отдельная тема; и много ли в этой лояльности от христианства – вопрос весьма болезненный).
Но в дни войны неприятие государственной лжи отходило на второй план. Я уже приводил в теме об языке стихотворение Ахматовой «Мужество». Оно всё чаще мне вспоминается в политических дебатах... И оно тоже отрезвляет. Горячей войны удаётся избежать только благодаря термоядерному оружию. Война тоже обрела новые формы. Война единственное время, когда не нужно искать врагов...
Идёт ли сейчас война, кого и с кем и во имя чего, каждый решает сам, равно как и своё отношение к конфликтующим сторонам и к самому их конфликту определяет. Собственно, это желание определиться и стало для меня ведущим в политической тематике (при всём моём внутреннем неприятии политики как таковой).