Притчей повесть "Райские испытания" обозвал я, проявив редакторский произвол. Михаил не возвразил, или не заметил... Притча не басня, никакая мораль в её конце не обязательна. Притча символична, в отличие от басни-аллегории. Не буду вдаваться здесь в рассуждения о том, чем символ отличается от аллегории. Но было бы нехорошо в
притче о свободе (по словам автора, эти две вещи о свободе) лишать именно свободы её читателя и делать за него какие-то выводы. Пусть читатель такие выводы сделает сам, потому и концовка притчи остаётся
открытой. Это качественное художественное разрешение сюжета. Более того, именно так разрешаются и большинство сюжетов жизненных - без однозначной морали и даже без однозначного их понимания самим субъектом сюжета, а тем более другими его субъектами, вовлечёнными в этот сюжет волею судеб.
Мне представляется художественным достоинством, а не недостатком отсутствие длиннот и разъяснений, подчёркнутая лапидарность сюжета. Таков сам жанр притчи. Также к достоинствам обоих произведений Михаила Иоффе относится хороший русский язык. Если раньше такое было нормой в литературе, то теперь это редкая птица на её просторах (как и читатель). Язык без стилистических ляпов, без эпатажа и надуманных выкрутасов абсолютно органичен ритму повествования, способствует прочтению текста на одном дыхании, ни в чём не мешает читателю.
Я не очень люблю, когда пишущий свой читательский отклик на какое-то новое произведение сразу же проводит аналогии с теми или иными литературными феноменами. Настоящее произведение настоящей литературы, а именно к таким я отношу обе здесь представленные вещи, самобытно и самоценно. И тем не менее, даже помимо воли, всё равно во внутреннем читательском мире обнаруживаются переклички, когда в нём появляется новый предмет. Есть ли такие переклички в мире самого автора - я не знаю, но я говорю о своём читательском мире. И в нём я услышал наиболее сильные переклички с "Есть только те, кто сражается" Луиса Риверы и с "Алхимиком" Пауло Коэльо. Мне кажется, это родственные и жанровые, и смысловые потоки. Более отдалённые переклички - именно жанровые, но они также говорят не только о формальной стороне, не отделимой в искусстве от содержательной, - с новеллами Борхеса и даже Гофмана.
Я, может быть, и не стал бы здесь умничать и называть услышанные мною связи с другими писателями, если бы одна перекличка не стала для меня самого наполненной глубоким символическим смыслом и не погрузила меня в раздумия... Раздумия, весьма актуальные и болезненные и для многих последних интерактивных тем нашего Замка: о "духовной науке", о законах и свободе, об отношении и системе, о спасении и творчестве и т.п. Чтобы назвать самую главную перекличку, мне и потребовалось сначала обрисовать окружающие её взаимосвязи. А услышал я глубинную философскую и даже духовную (именно так!) связь повести-притчи "Райские испытания" с рассказом Достоевского "Сон смешного человека".
Перекличка не означает сходства, она может быть построена и на отталкивании, но это отталкивание, как и сходство,
духовно родственное - они об одном, но в преломлении неповторимо личном. Тем и ценны.
Здесь мне стала чуть виднее и та внутренняя "пружина", что заставила автора дебютировать на нашем ресурсе с
повестью "Искупление инквизитора", дающей другую концовку знаменитой поэме и разворачивающей как бы её альтернативную версию. Процитирую отрывок из своего письма Михаилу Иоффе: "Скажу честно, после нашего с Вами недопонимания по поводу первой главы "Искупления инквизитора", у меня было некоторое внутреннее препятствие к прочтению других Ваших рассказов. Исключительно - художественное (я подумал, что есть некоторая художественная стена в понимании нами литературного качества, перейти которую не смогу ни я, ни Вы). Я рад, что ошибся!"
С художественной точки зрения в этих двух произведениях нет того препятствия, что так мешает мне, как читателю, в повести "Искупление инквизитора" до конца
идентифицироваться с её тканью, войти в её течение, то есть - забыть о себе и чувствовать себя в её мире абсолютно свободно, дышать полной грудью. Есть там серьёзная помеха, которая всё время отвлекает на себя внимание и заставляет "включать голову" - в поисках объяснений, зачем эта помеха тут нужна, что ею хотел сказать автор и почему её нельзя устранить, или как её можно устранить и зачем... Это всё посторонние мысли, они выбрасывают сознание на поверхность, объективируют текст и вынуждают смотреть на повествование не изнутри, а извне - как на предмет моей оценки и т.п.
Увиденная мною (может быть, в авторском мире она и не существует, но в моём - сильнейшая) связь "Райских испытаний" со "Сном смешного человека" многое мне помогла иначе понять и в связи двух "инквизиторов". И связь эта не линейная - это не продолжение, но именно альтернатива. И альтернатива глубокая. Здесь есть о чём подумать... Вернее, есть предмет для мысленного эксперимента и даже для медитации.
И может быть, потому что в "Райских испытаниях" эта связь не формализована (или вообще не осознана) так явно, как в "Инквизиторе", это уберегло автора повести от тех художественных, скажу мягко, промахов, каким является первая глава там (а это ощущение у меня только укрепилось по прошествии времени). Здесь автор не пытается ничего объяснить, не боится быть неверно понятым, не хочет читателя никуда вести, не даёт ему никаких философских костылей (тем паче в самом начале повествования!). Автор сам свободен и поэтому оставляет своему читателю его творческую свободу, не давит на него своим опытом, не загоняет в авторскую систему мировоззрения. И поэтому любая "мораль" в конце, любое "разжёвывание" авторской мысли или поданные на сюжетной тарелочке однозначные выводы не только испортили бы общее впечатление от прочитанного (пройденного вместе с автором), но и перевернули бы с ног на голову саму идею притчи...
А что это за идея - читатель должен ответить себе сам в своём внутреннем мире, исходя из своего духовного опыта и абсолютно свободно. И его ответ вполне может не совпадать с авторским. К сожалению, в повести "Искупление инквизитора" автор полную свободу дать своему читателю побоялся: а вдруг тот сделает неправильные выводы в таком серьёзном вопросе - речь ведь ни много ни мало о Самом Иисусе Христе...
И напоследок ещё одна параллель к "Райским испытаниям". И уже без комментариев и без подсказок. Может быть, и самому Михаилу Иоффе, и его читателям она покажется интересной и что-то дополнительное им поможет увидеть и в себе, и друг в друге:
Ф.Н. Козырев. "Прощание Амартии".