Роза Мира — диалог культур и культура диалога

Здравствуйте, Михаил!

Я читал "Райские испытания" в книжном варианте. "Возвращение" пока нет. Вскоре прочту тоже.
Что мог бы сказать? Во-первых, конечно, понравилось! Хорошая увлекательная история со смыслом, легко читается, с мягким юмором, с позитивной внутренней энергетикой. Спасибо!
В плане дружественной критики, однако, хотел бы обратить внимание, что концовка повести выглядит как-то чересчур уж отрывисто и не вполне ясно. Желательно бы её с одной стороны немного удлинить, а с другой -- более детально проартикулировать мораль и главный вывод произведения.
Ну, а в остальном, я считаю, превосходно. Я лично получил удовольствие!

Притчей повесть "Райские испытания" обозвал я, проявив редакторский произвол. Михаил не возвразил, или не заметил... Притча не басня, никакая мораль в её конце не обязательна. Притча символична, в отличие от басни-аллегории. Не буду вдаваться здесь в рассуждения о том, чем символ отличается от аллегории. Но было бы нехорошо в притче о свободе (по словам автора, эти две вещи о свободе) лишать именно свободы её читателя и делать за него какие-то выводы. Пусть читатель такие выводы сделает сам, потому и концовка притчи остаётся открытой. Это качественное художественное разрешение сюжета. Более того, именно так разрешаются и большинство сюжетов жизненных - без однозначной морали и даже без однозначного их понимания самим субъектом сюжета, а тем более другими его субъектами, вовлечёнными в этот сюжет волею судеб.

Мне представляется художественным достоинством, а не недостатком отсутствие длиннот и разъяснений, подчёркнутая лапидарность сюжета. Таков сам жанр притчи. Также к достоинствам обоих произведений Михаила Иоффе относится хороший русский язык. Если раньше такое было нормой в литературе, то теперь это редкая птица на её просторах (как и читатель). Язык без стилистических ляпов, без эпатажа и надуманных выкрутасов абсолютно органичен ритму повествования, способствует прочтению текста на одном дыхании, ни в чём не мешает читателю.

Я не очень люблю, когда пишущий свой читательский отклик на какое-то новое произведение сразу же проводит аналогии с теми или иными литературными феноменами. Настоящее произведение настоящей литературы, а именно к таким я отношу обе здесь представленные вещи, самобытно и самоценно. И тем не менее, даже помимо воли, всё равно во внутреннем читательском мире обнаруживаются переклички, когда в нём появляется новый предмет. Есть ли такие переклички в мире самого автора - я не знаю, но я говорю о своём читательском мире. И в нём я услышал наиболее сильные переклички с "Есть только те, кто сражается" Луиса Риверы и с "Алхимиком" Пауло Коэльо. Мне кажется, это родственные и жанровые, и смысловые потоки. Более отдалённые переклички - именно жанровые, но они также говорят не только о формальной стороне, не отделимой в искусстве от содержательной, - с новеллами Борхеса и даже Гофмана.

Я, может быть, и не стал бы здесь умничать и называть услышанные мною связи с другими писателями, если бы одна перекличка не стала для меня самого наполненной глубоким символическим смыслом и не погрузила меня в раздумия... Раздумия, весьма актуальные и болезненные и для многих последних интерактивных тем нашего Замка: о "духовной науке", о законах и свободе, об отношении и системе, о спасении и творчестве и т.п. Чтобы назвать самую главную перекличку, мне и потребовалось сначала обрисовать окружающие её взаимосвязи. А услышал я глубинную философскую и даже духовную (именно так!) связь повести-притчи "Райские испытания" с рассказом Достоевского "Сон смешного человека".

Перекличка не означает сходства, она может быть построена и на отталкивании, но это отталкивание, как и сходство, духовно родственное - они об одном, но в преломлении неповторимо личном. Тем и ценны.

Здесь мне стала чуть виднее и та внутренняя "пружина", что заставила автора дебютировать на нашем ресурсе с повестью "Искупление инквизитора", дающей другую концовку знаменитой поэме и разворачивающей как бы её альтернативную версию. Процитирую отрывок из своего письма Михаилу Иоффе: "Скажу честно, после нашего с Вами недопонимания по поводу первой главы "Искупления инквизитора", у меня было некоторое внутреннее препятствие к прочтению других Ваших рассказов. Исключительно - художественное (я подумал, что есть некоторая  художественная стена в понимании нами литературного качества, перейти которую не смогу ни я, ни Вы). Я рад, что ошибся!"

С художественной точки зрения в этих двух произведениях нет того препятствия, что так мешает мне, как читателю, в повести "Искупление инквизитора" до конца идентифицироваться с её тканью, войти в её течение, то есть - забыть о себе и чувствовать себя в её мире абсолютно свободно, дышать полной грудью. Есть там серьёзная помеха, которая всё время отвлекает на себя внимание и заставляет "включать голову" - в поисках объяснений, зачем эта помеха тут нужна, что ею хотел сказать автор и почему её нельзя устранить, или как её можно устранить и зачем... Это всё посторонние мысли, они выбрасывают сознание на поверхность, объективируют текст и вынуждают смотреть на повествование не изнутри, а извне - как на предмет моей оценки и т.п.

Увиденная мною (может быть, в авторском мире она и не существует, но в моём - сильнейшая) связь "Райских испытаний" со "Сном смешного человека" многое мне помогла иначе понять и в связи двух "инквизиторов". И связь эта не линейная - это не продолжение, но именно альтернатива. И альтернатива глубокая. Здесь есть о чём подумать... Вернее, есть предмет для мысленного эксперимента и даже для медитации.

И может быть, потому что в "Райских испытаниях" эта связь не формализована (или вообще не осознана) так явно, как в "Инквизиторе", это уберегло автора повести от тех художественных, скажу мягко, промахов, каким является первая глава там (а это ощущение у меня только укрепилось по прошествии времени). Здесь автор не пытается ничего объяснить, не боится быть неверно понятым, не хочет читателя никуда вести, не даёт ему никаких философских костылей (тем паче в самом начале повествования!). Автор сам свободен и поэтому оставляет своему читателю его творческую свободу, не давит на него своим опытом, не загоняет в авторскую систему мировоззрения. И поэтому любая "мораль" в конце, любое "разжёвывание" авторской мысли или поданные на сюжетной тарелочке однозначные выводы не только испортили бы общее впечатление от прочитанного (пройденного вместе с автором), но и перевернули бы с ног на голову саму идею притчи...

А что это за идея - читатель должен ответить себе сам в своём внутреннем мире, исходя из своего духовного опыта и абсолютно свободно. И его ответ вполне может не совпадать с авторским. К сожалению, в повести "Искупление инквизитора" автор полную свободу дать своему читателю побоялся: а вдруг тот сделает неправильные выводы в таком серьёзном вопросе - речь ведь ни много ни мало о Самом Иисусе Христе...

И напоследок ещё одна параллель к "Райским испытаниям". И уже без комментариев и без подсказок. Может быть, и самому Михаилу Иоффе, и его читателям она покажется интересной и что-то дополнительное им поможет увидеть и в себе, и друг в друге: Ф.Н. Козырев. "Прощание Амартии".

Спасибо, друзья, за столь интересные и благожелательные отзывы. Попробую немножко ответить на замечания и объяснить, откуда пошли идеи произведений. По поводу замечаний Павла о повторении одинаковых слов. Каюсь, Павел, очень каюсь. Согласен на 100%. Дело в том, что, во-первых, я не профессиональный писатель и не приучен следить за Словом, пишу только в свободное от работы и семейных дел время. Во-вторых, я человек идеи, она просится наружу, и я изо всех сил хочу её донести. Насколько могу, жму на тормоза, потому что в песне важна не только идея, но и музыка, а тут без слов и их построений не обойтись. Стараюсь, но не всегда получается. Ну, а в-третьих, и «Райские испытания», и «Возвращение» были написаны в те далёкие времена, когда я и не думал ни о каких публикациях. Все эти красивые рассуждения, что писать надо тогда, когда не можешь не писать, оказываются чистой правдой. Когда идея просится выйти в слово, текст, сопротивляться этому бесполезно. Я пробовал, не получается. Будешь мучиться, пока не выйдет нечто законченное, причём каким-то чудом ты понимаешь, что, да, вот теперь закончено. Так замысловато я подхожу ко второму замечанию Павла, что в обоих произведениях ему хотелось бы продолжения и больше объяснений. Вот тут мне трудно согласиться. Надо кое-что и читателю домыслить, тем более, когда читатель из «Воздушного Замка»? Если серьёзно, то в «Райских испытаниях» я сказал всё, что хотел, и заключение лишь для того, чтобы намекнуть на загадочность нашего мира, его многослойность. В «Возвращении» я описал период жизни от попадания в рабство до выхода из него, поэтому всё, что после – это уже другая история. Да, действительно, Тэл выжил только потому, что помнил своё обещание отцу не забыть дорогу обратно. Когда я писал этот рассказ, то это был мой протест, несмотря ни на что сохранить свой внутренний мир, но когда закончил, то увидел, что истинное возвращение – это возвращение к истоку, Творцу. Благословен тот, которому удалось сохранить память о дороге обратно! Но одно дело – память, а другое – пройти дорогу. Для этого недостаточно усилия, нужно сверхусилие, потому что на пути очень много помех. И самыми опасными являются «райские» помехи, которые создают нам комфорт, покой, желание воспроизводить этот комфорт снова и снова. Одно из самых страшных «искушений» - быть как все, отдать свою волю большинству, считать критерием правду большинства, а не свой бесстрастный анализ каждой ситуации. Это я и попытался отобразить в «Райских испытаниях». Достаточно упрощённо, реальность намного сложней, многогранней, психологичней, но принцип «пробить стену» остаётся тот же. Я, конечно, заметил редакторский «произвол» Ярослава, который назвал повесть притчей, сначала удивился, но потом поблагодарил за это. Если сторонний читатель считает, что некое произведение выходит на уровень притчи, трудно найти больший комплимент.

После отзыва Ярослава я ещё раз сравнил «Райские испытания» и «Сон смешного человека». Ситуации в двух произведениях столь отличны, что мне трудно найти «духовную связь» между ними.

Михаил, я же сказал, что (цитирую, выделяя жирным то, на что Вы не обратили внимания):

"...увиденная мною (может быть, в авторском мире она и не существует, но в моём - сильнейшая) связь "Райских испытаний" со "Сном смешного человека" многое мне помогла иначе понять и в связи двух "инквизиторов". И связь эта не линейная - это не продолжение, но именно альтернатива. И альтернатива глубокая. Здесь есть о чём подумать... Вернее, есть предмет для мысленного эксперимента и даже для медитации... ...И может быть, потому что в "Райских испытаниях" эта связь не формализована (или вообще не осознана) так явно, как в "Инквизиторе", это уберегло автора повести от тех художественных, скажу мягко, промахов, каким является первая глава там..."

Я говорил о своём читательском понимании прочитанного и своём внутреннем мире, которые могут очень отличаться от авторского и его объяснений. В "Сне смешного человека" нарисована картина "потерянного рая", а вовсе не идеального общества. Два состояния - до вхождения дополнительной степени свободы в этот "рай" и после. Общество, которое превращается в свою противоположность так легко от первого дуновения свободы, нельзя считать идеальным. Такое состояние очень неустойчиво. А общество 19-го века имеет отношение ко второй картине такое же, как и общество любого века нашей исторической реальности.

Никакой "статики" у Достоевского нет, скорее там метаморфозы общества и личности настолько динамичны, что их можно принять за статику (как спицы в стремительно движущемся колесе видятся нашему глазу статичным и даже вращающимся обратно и медленно кругом). По сравнению с Достоевским, Ваши "Райские испытания" куда как неподвижнее и проще. Но и там, и там - "райские" и "испытания". И там, и там - "рай" изображён в представлении человека, мыслящего его в мирских категориях, то есть это "рай" не настоящий. И там, и там он не выдерживает испытания, как и герой, в него попавший.

А кто сказал, что "прорыв сквозь стену" несёт только счастье? Он несёт вместе с творческим духом и новую свободу, а значит и новые формы зла и лжи. У Достоевского так: "я их развратил". А у Вас этот порог не перейдён героем вообще. И понятно чего интуитивно боятся жители "рая", каких "испытаний", взломай кто-нибудь эту прозрачную "стену-плеву"...  И какая же статика у Достоевского, когда рассказ, уже не во сне, а в действительности кончается осуществлённым движением: "А ту маленькую девочку я отыскал... И пойду! И пойду!"

Герой Ваших "райских испытаний" никуда не идёт, он струсил... Не выдержал испытания. Я же говорю, это не продолжение, но альтернатива. Но духовную связь между обоими символическими произведениями я обнаружил - в своём читательском мире. Что лишний раз говорит о том, что настоящее произведение искусства всегда больше "мыслей и чувств" автора и посетившей его "идеи". Иначе - это ещё не искусство...

И слава Богу, что Вы удержались от "морали" и "объяснений" в самой художественной ткани. А вот в "Искуплении инквизитора", увы, не удержались, а сразу взяли читателя под руку и повели его к тем выводам и идеям, которые находились в Вашем сознании, когда Вы приступили к рассказу. Никакой творческой прибыли эти выводы и идеи не претерпели в ходе повествования, они были изложены в самом его начале, а всё остальное стало лишь их иллюстрацией, и не более того. Поэтому художественно эти два произведения, на мой взгляд, выше. Они оставляют свободу читателю и даже автору - как возможность вырасти в процессе осмысления того, что им написалось, и открыть для себя новое, превышающее те идеи, что были толчком к художественному творчеству.

Настоящее произведение искусства всегда больше своего автора (на уровне его дневного сознания). Процесс создания искусства должен открывать самому художнику новые горизонты, а не быть только "красивой формой" для изложения своих "мыслей и чувств". Автор в процессе творчества должен сам вырастать над собою и совершать удивительные открытия, от которых до того был бесконечно далёк. Тогда и читатель будет совершать такие открытия, но уже - свои. Мне Ваши объяснения написанного и в тот раз, и в этот кажутся меньше самих произведений и, простите, сводящими их если не совсем в плоскость, но в весьма ограниченное идейное пространство. И уже потому я считаю эти произведения талантливыми - талант всегда больше и глубже "дневного ума" своего носителя.

---

Справка для читателей: интерактивная тема "Ф. Достоевский, Сон смешного человека" (в ней тоже есть разные версии прочтения одного и того же текста).