Философия никогда не была наукой и быть не может.
Пожалуй, мне придётся сделать к этой реплике некоторое уточнение. Оно продолжит то, что я высказала о философии ранее. Дело в том, что философия, не будучи наукой, тем не менее, имеет дело со становлением истины через знание. И это обуславливает особое место философии между наукой и искусством, если уж придерживаться проблемы, которую мы с Вами затронули.
Знание само по себе есть философская проблема, и это ясно каждому человеку, сколько-нибудь знакомому с историей философии.
Не вдаваясь в её глубины, отмечу любопытный факт. В шестидесятых годах прошлого века у нас вышла «Философская энциклопедия». Весьма добротное издание, где статьи писали и А.Ф. Лосев, и С.С. Аверинцев и многие другие, чтимые и уважаемые авторы. Но вот статьи «знание» там нет. Не думаю, что она не готовилась. Но, видимо, редакторы-марксисты не решились на её публикацию. Говорю это в качестве гипотезы, поскольку реальной истории – не знаю.
В свете этого уточнения Ваше непонимание моих тезисов вполне объяснимо, и, в принципе, оно мне было понятно с самого начала. Т.е. я хочу сказать, что то, что Вы называете «словом», я мыслю как «знание».
Так, говоря о «технэ», я имела в виду не «технику», а именно греческое понимание искусства. А греки знали искусство именно как «технэ», т.е. умение, ремесло, без которого невозможно никакое искусство вообще.
Вспоминая о качествах самосознания античности как об «ощущении благородной простоты и величия» я скромно указала на то, что это только пример, подразумевая, что Вы знаете источник такого суждения - концепцию античной культуры Винкельмана.
Когда Вы пишите об искусстве жизни как трагедии, я знаю, что именно Вы имеете в виду, поскольку хорошо знакома с Ф. Ницше и его «Рождением трагедии из духа музыки».
Но мне не приходит в голову противопоставлять одно – другому, коль скоро я включаю в контекст разговора ссылки на античность. Для меня античность – это
и то, и другое: и благородная простота, и трагедия. И еще многое другое, о чём мы с Вами не говорили, но что заставляло многих мыслителей разных эпох относиться к античности как к некоторому, почти эталонному, универсуму искусства и знания. И к античности они обращались именно потому, что искали в ней опору и оправдание своих собственных поисков истины.
Поэтому для меня высказывания обо всех этих, - весьма непростых по своей природе и истории феноменах, - ну точно никак не исчерпываются «искусством слова». Было бы очень легко, если бы высказывания о них исчерпывались «искусством слова»!
Что касается «интеллигенции», то сразу скажу, что «интеллигенция», - именно как понятие, а не термин, - есть создание немецкой философской классики, а вот его социологическое значение было, действительно, привито и развито в России. Хорошо это или плохо, - отдельный вопрос.
Но надеюсь, что это хорошо, ибо, насколько я могу судить, сейчас как раз в Европе начинают пользоваться им именно в социологическом его инварианте. Понимают, что на дворе – кризис европейской культуры и нужны силы для его преодоления.
А в России наблюдается обратный процесс. К нам приходит понимание, что «интеллигенция» есть не только социологический термин, но понятие, таящее в себе то, что можно было бы назвать «гуманитарно-правовым» контекстом управления. Во всяком случае, я надеюсь, что это – именно так. Частично это подтверждается теми суждениями, которые я встречаю у многих вдумчивых авторов и публицистов. Т.е. у нас изменился контекст, в котором встречается этот термин.
Что касается Вашего вопроса о том, был ли Пушкин интеллигентом, то сразу скажу, что он был русским аристократом, занимавшимся литературой и журналистикой за свой счёт. А сам себя в «Моей родословной» - отчасти не без горькой иронии (уж он-то понимал!) аттестовал: «Я, братцы, русский мещанин». Как Вы думаете, почему?
Но, тем не менее, гений Пушкина как раз и создал для нас тот особый "организм мысли и чувства", который в иных случаях имеет смысл называть интеллигенцией именно потому, что благодаря его стихам, поэмам и сказкам, прозе, маленьким трагедиям и драмам, письмам, широкому интересу к истории и личности русского человека самых разных сословий мы стали сознавать себя культурным единством и социальной общностью. Поэтому творческий гений Пушкина - источник самосознания русской интеллигенции, в этом нет сомнения.
Ирина Николаева
