Последняя опубликованная у нас статья Людмилы Клешниной "
О средовом подходе и мелодиях тишины" есть образец того, что я больше всего люблю и ценю в письменной речи: самыми простыми словами и предельно сжато сказано об очень глубоких и больших смыслах.
Оттолкнусь лишь от одной фразы: "
Всеохватывающий средовой подход способствует жизни, не разрушает ткань исторических городов, не губителен для природы и здоровья людей, человеку хорошо жить в домах органической архитектуры." И повторю за автором некоторые ключевые слова:
цельность, органичность, естественность, жизненность, духовная плодотворность...
Да, именно этих слов мне и недостаёт в современной архитектуре. Мне её сооружения кажутся какими-то картонными, каким-то конструктором лего, чем-то ненастоящим... Людмила помогла, наконец, мне найти слова, чтобы сформулировать (перевести на уровень сознания) то неизменное ощущение, которое вызывает во мне современное градостроительство.
Дело вовсе не в примитиве или нивелирующей стандартизации, как в поздней советской архитектуре. И не в аляповатости, как в сталинском ампире. И то, и другое всё-таки воспринимается как здания, а не как бутафория. И какой-никакой стиль, но чувствуется. Современные же строения, несмотря на их всевозможные украшательства или грандиозность размеров, я никак не могу воспринимать как что-то долговременное. Такое впечатление, что ветер подует - и это всё рассыплется, как бумажные декорации к какому-то бессмысленному и бездарному спектаклю.
Я прожил свою жизнь в городе, архитектура которого становится не только частью твоей души, но она и лечит, и вдохновляет, и тревожит, и восхищает, и мучает - она живёт вместе с тобой и говорит с тобой тысячами голосов, образов, ассоциаций. Она сама и жизнь, и творчество, и застывшее время, и музыка, и поэзия... Она настоящая и живая. И даже советская - ещё живая, хотя и уродливая, и примитивная. А современная - нет, она не живая. И чем больше на ней внешних украшательств, тем больше она напоминает разгримированный труп. Уж лучше бы лепили типичными блоками, как в советскую эпоху. Всё было бы естественнее...
В страшном сне невозможно представить, чтобы кого-то эта архитектура могла вдохновить, как Пушкина или Мандельштама. И только в кошмарном бреду можно произнести, глядя на эти строения:
"...Ладья воздушная и мачта-недотрога,
Служа линейкою преемникам Петра,
Он учит: красота – не прихоть полубога,
А хищный глазомер простого столяра.
Нам четырёх стихий приязненно господство,
Но создал пятую свободный человек:
Не отрицает ли пространства превосходство
Сей целомудренно построенный ковчег?.."
Или:
"...Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,
Я изучал твои чудовищные ребра, –
Тем чаще думал я: из тяжести недоброй
И я когда-нибудь прекрасное создам…"
Нет уже этой
тяжести. И нет в этих стенах
тишины. Не из чего создавать музыку... Обе сестры,
тяжесть и нежность, покинули зодчество. А вместе с ними ушла
поэзия. Осталась голая (пустая) форма: можно и так, и эдак, и всё едино...
Пожалуй, ещё есть одно слово, которое в статье не произнесено, но оно тоже многое помогает понять - это слово:
одноразовость. Она во всём - в самом отношении человека к
такому зданию и здания к
такому человеку...