Мне кажется, необходимо внести следующие уточнения в тему:
- Мы рассматриваем язык как способность осмысленной речи в человеке?
- Как явление, объединяющее народ в единую нацию?
- Как феномен, дающий бытие неповторимым национальным культурам?
- Как сущность, живущую независимо от индивидуума и неизмеримо дольше?
- Как национальную историческую судьбу, её семантический код?
Я пока не касаюсь более тонких материй, а именно: духовной, мистической и метакультурной сущностей языка. Одно вроде бы не подлежит сомнению: если мышление как таковое, вне отдельного человека, мы вряд ли можем рассматривать как некое самостоятельное бытие (существует ли вообще мышление без привязки к мыслящей личности?), то язык являет собою самостоятельное бытие в веках и как исторический, и как культурный феномен. Более того, язык может длить своё существование и тогда, когда исчезла с исторической сцены нация, сформированная им. Вопрос о первичности языка или народа, на нём говорящего, не так однозначен, как кажется. Кто кого породил и творит? – на мой взгляд, вопрос открытый, не односторонний как минимум.
Все аргументы, приводимые Андреем, касались исключительно проявлений языка как речи в отдельном субъекте, использующем язык как средство общения, накопления знаний и т.п. На мой взгляд, такой подход даёт возможность обсудить лишь одно из частных свойств языка, но никак не его сущность и не смысл его бытия в человеческой культуре и истории. Если саму сущность мышления мы можем уловить в отдельном субъекте, то сущность языка не только не может быть понята в отдельном индивидууме, но никаким индивидуумом не может быть вмещена в принципе: здесь наличествует несопоставимость масштабов, как временных, так и культурных, исторических, пространственных и т.п. Язык по самой своей природе соборен, уходит корнями в доисторические времена и обладает потенцией бытия, неизмеримой ни с одной индивидуальностью. Повторяю, я сейчас не говорю о духовной, мистической и метакультурной составляющих языка, хотя в них, по всей видимости, и заключается самое главное – тайна, смысл и цель жизни, как языка, так и народа.
К мышлению как таковому неприменимы понятия бытия и жизни: бытием обладает мыслящая личность, а не само мышление; язык же обладает бытием и не зависит от бытия отдельной личности. И по этой причине тоже, мышление и язык несравнимые категории, имеющие совершенно разную природу. Связь их друг с другом определяется тем смыслом, какой мы вкладываем в них. В данной дискуссии рассматривается лишь одно из свойств языка – речевая способность отдельно взятой личности, вступающей при помощи этого инструментария в общение с другими личностями. Не ради спора, а полноты для, мне вновь захотелось дополнить сказанное здесь об языке и другим ракурсом, и другим подходом.
Все участники обсуждения утверждают роль языка как средства «предварительного осмысления».
Я, например, вообще не считаю язык средством. Только средством. В т.ч. и средством «предварительного осмысления». Эротическую любовь тоже можно отнести исключительно к средству продолжения рода. И это будет справедливо. Но есть иной взгляд на эрос, например, у Владимира Соловьёва в потрясающей по глубине работе «Смысл любви».
Также и красоту в природе можно объяснять как средство для достижения тех же целей воспроизводства видов, а можно и по-иному, как Соловьёв. Мне подход Соловьёва и ближе, и понятнее, и интереснее. Хотя отрицать эрос как средство продолжения рода, а красоту как один из инструментов эроса было бы странно. Соловьёв и не отрицает (почти), но говорит, что этим свойством (служить средством продолжения рода) не исчерпывается ни суть, ни смысл, ни даже цель ни эроса в человеке, ни красоты в природе. То же, на мой взгляд, относится и к языку: язык – средство и того, и другого, и третьего, и десятого, но этими средствами не исчерпывается и не объясняется ни его сущность, ни его смысл, ни призвание в мире.
Язык – это средство общения, он позволяет заимствовать структуры мышления других людей.
Так-то оно, так. Ведь и любовь – средство продолжения рода. Но сказано: «Бог есть любовь». Получается, что бога люди придумали для лучшего исполнения заповеди «плодитесь и размножайтесь», и все религии служат этой понятной цели, или её производным. Собственно, в таких теориях не было недостатка. Всё в конечном итоге зависит от целеполагания: кто или что стоит в центре и считает себя целью, исходя из которой всё окружающее выступает её средством. Тогда не только язык, но и все на свете – средства для меня, моего мышления, общения и т.п.
Если язык – это средство общения, тогда само общение – цель? А если сместить ракурс и сделать следующее суждение: общение – это средство для бытия языка, его становления и роста? А можно и пошире: нация – это средство проявления в мире языка, а культура – способ его жизни? И то, и то, и то – правда. Но ничто живое не может быть средством – только целью. Средством может быть лишь то или иное свойство, функция, частность.
То что язык – это, во-первых и в-главных, средство общения, косвенно подтверждается тем, что развитие языковой культуры идет именно по линии расширения общения, а не совершенствования мышления
Точнее, наверное, сказать так:
для меня язык – это средство общения. Для меня же – скорее наоборот: это мои мысли, чувства, общение и т.п. – средства для языка. Всё зависит от точки отсчёта в данном случае. Знаю одно: меня не было – язык был, меня не станет – язык будет жить. Как-то нехорошо для цели быть настолько мельче и короче своего средства...
А развитие языковой культуры, как и вообще культуры, идёт по линии роста качества, глубины, духовного содержания, в которое входит и расширение общения в том числе. Совершенствуется ли мышление? Наверное, не более чем дыхание. Язык же и культура не являются производными ни того, ни другого.
интернет колоссально облегчил получение информации, меняя само понятие об обучении и творчестве...
...Если бы мышление зависело от языка, все эти «моторы» языка повлияли бы и на мышление значительно глубже и что-то передали бы ему от своей мощи.
Творчество – это духовная категория. Смешение информационного и духовного – одно из самых серьёзных заблуждений гуманистической эры, ведущее к тяжёлым последствиям для человеческой цивилизации, хотя и не всегда явным, и редко понимаемым. Интернет же отнюдь не исчерпывается информационными функциями, у этой среды есть духовные и мистические стороны, которые уже дают о себе знать, но тоже пока в подавляющем большинстве не входят в сферу дневного сознания и философского осмысления. Так часто бывает в культуре – феномен появился, живёт и даёт плоды, а осмысление его ещё находится в самом зачатке.
Что же касается «моторов» языка и их влияния на мышление, то это находится в той же связи, что и религиозные «моторы», со всеми своими вековыми традициями, священными писаниями, таинствами, преданиями и богатейшей культурой, с нравственной природой человека. Однако, эта природа после двух тысяч лет проповеди христианства дала миру Освенцим. Вывод? Нет связи между религией и нравственностью? Та же любовь и у языка с мышлением...
У профессиональных игроков
Любая масть ложится перед червой.
Так век двадцатый — лучший из веков —
Как шлюха упадёт под двадцать первый.
Я думаю, учёные наврали,
Прокол у них в теории, порез:
Развитие идёт не по спирали,
А вкривь и вкось, вразнос, наперерез.
Владимир Высоцкий. 1976.Язык речи – это частный случай языка мыследействий, в котором действие – это произнесение слов. Все это проступает очень явно в примере шахматиста.
Языков общения – множество. И каждый из них язык мыследействий в том числе. Математики, физики, программисты и т.д. вполне могут общаться и понимать друг друга без применения собственного национального языка. Также есть языки жестов, мимики, красок, ритмов и т.д., и т.п. Наличие многих языков общения не означает того, что язык речи – это частный случай языка мыследействий. Такой вывод исходит из постулата, что «язык – это средство общения, в-первых и в-главных». Но язык (речь, слово) не есть средство вообще и средство общения, исключительно и в частности.
Язык шахматных действий в некоторых отношениях сложнее человеческого языка: он имеет измерение множественности вариантов, которое в обычной речи отсутствует.
Язык шахматных действий и есть
язык человеческий. И таких языков много у человека. Это же очевидно: обдумывая шахматные вариации, нет никакой надобности облекать их в словесные одёжки (я даже не могу себе представить такого способа шахматной мысли). По-моему, такое шахматное мышление будет невыносимо медленным и непродуктивным, да просто туповатым. То же касается и математических, и других специальных сфер. Там слово не нужно, или почти не нужно. Напрашивается вывод, что слово было нужно лишь в пору ученичества, а мастерам – уже без надобности.
Выглядит правдоподобно. До той поры, пока мы не попробуем придумать сам речевой язык, как придумали другие
человеческие языки, включая язык шахмат и математических формул (не сами формулы, но их язык). Ни одна попытка придумать язык (эсперанто) людям не удалась. Более того, никто не смог разгадать тайну появления языков, их последующего развития. Историю же возникновения и развития любого чисто человеческого языка можно и отследить, а главное – рационально понять. Речь же рационально необъяснима вообще. И бытие любого национального языка – непостижимая тайна для человека. Сама абсурдность фразы «люди придумали себе язык и заговорили на нём» лучше всех аргументов говорит о сверхчеловеческой (надмирной) природе языка.
Вы говорите, что язык шахматных действий имеет измерение множественности вариантов, которое в обычной речи отсутствует, тогда почему компьютер, несмотря на всю эту множественность и сложность, обучить думать на языке шахматных действий можно, и весьма успешно к тому же, а вот, например, писать стихи – никак (имею в виду хорошие стихи, а не мёртвые компиляции). Да не только стихи, но и толковую философскую статью компьютер не напишет, не говоря уже о художественной прозе. Казалось бы, задача (по множественности вариантов) куда как проще, чем в шахматах. Однако, в шахматы компьютер играет мастерски, а в «обычной речи» не дотягивает и до самого простенького уровня. Может быть, потому что «обычная речь» имеет не только рациональное, человеческое измерение, в отличие от шахмат? Я не о высоком искусстве сейчас говорю, а о самых что ни на есть простых речевых формах: компьютер выдаёт себя в них с потрохами, механистичная мертвенность его речи обнаруживается сразу в любых жанрах, включая примитивно-разговорный.
Речь сама по себе одномерна: это простая цепочка слов.
Это Вы утверждаете после всех семиотических исследований структуралистов? По-моему, они показали буквально математически, что даже элементарная разговорная речь не линейна и это вовсе не одномерная цепочка слов. Что же говорить о сложной литературной речи, особенно поэзии. Более того, читать художественную речь как цепочку слов – значит не владеть этой речью вполне, не понимать её сути. Это не мой вывод, но вывод школы структуральной поэтики. Мы это всё подсознательно знали и без них, потому и любим перечитывать любимое. Эффект более глубокого понимания текста при его перечитывании структуралисты объяснили не психологически, но математически, исходя как раз из нелинейности, неодномерности речи. Зная последнюю строку, совершенно по-иному читаешь первую. И объём смысла только нарастает при каждом прочтении. Так разворачивается объёмная речь в нашем сознании.
Стихи же вообще читать один раз нет смысла. Два прочтения – это минимум, чтобы хоть что-то понять в стихотворении. Это знает по личному опыту каждый любитель поэзии. Структуралисты же математически объяснили, почему стихи не прочитываются с одного раза. Одного прочтения достаточно только для вывода: это плохие стихи, на перечитывание их не стоит тратить время; либо: это интересно, можно это читать дальше (то есть – второй, третий, сотый раз).
Помню, как моя учительница на кружке поделилась своим открытием Тютчева: «Я, видимо, его мало читала, пятьдесят раз, а нужно было сто...» Эта фраза у меня не вызвала удивления, но откликнулась таким чувством близости понимания самой сути языка поэзии, что запомнилась на всю жизнь. Запомнилась потому, что мне, как правило, не удавалось объяснить людям даже необходимости читать стихи минимум два раза, чтобы понять хотя бы самый поверхностный их слой. А тут речь идёт о ста прочтениях, после которых только и раскрылась по-настоящему тютчевская поэзия. Так что когда мы говорим о проявлении в человеке речи, нужно помнить о разной степени владения языком, причём эти степени могут настолько разниться, что люди буквально говорят (и мыслят) на разных языках, хотя формально – на одном и том же.
Игрок в шашки занимается примерно тем же, но язык его мыследействий другой. Он отличается от шахматного, как английский от японского.
Шахматист может при желании стать шашистом, как и наоборот. Может ли японец стать англичанином? Англичанин – японцем? Люди могут придумывать всё новые интеллектуальные игры, с новыми языками, обучаться им. Но смог ли кто-то хотя бы не придумать, но просто предсказать появление новой нации и её языка? Если бы речь была сродни другим человеческим языкам, то логичнее было бы сначала появление некоей народности, а затем формирование ею своего языка, как это происходит в научных дисциплинах или в тех же спортивных или интеллектуальных играх. Но ничего подобного мы не знаем, наоборот – мы начинаем воспринимать народность как самобытную соборную личность только тогда, когда у неё есть уже своя неповторимая речь. Собственно, речь и служит главным идентификатором (системообразующим и оформляющим началом) народности. Это качественно иной процесс, чем в других человеческих языках. И совершенно не поддающийся ни рационализации, ни прогнозированию.
Но почему-то «в начале было слово», а не мысль, не идея, не образ, не чувство?
Ответ лежит в историко-богословской плоскости. Употребленное в оригинале Евангелия от Иоанна греческое слово «логос» имело богатый список значений. Оно означало и отдельное слово и слово как речь (как в «взять слово») и слово как закон и воля (как в «Слово Божие» или «государево слово и дело»). В философском контексте «логос» означало что-то вроде мирового разума в его имманентном аспекте, в частности, в аспекте законов природы.
Мне кажется, причина в том, что только слово включает в себя и мысль, и чувство, и образ, и идею, и звук, и знак. И каждая из составляющих в своей отдельности не несёт того глубокого символического смысла, какой вкладывается во «в начале было слово».
Также именно слово (в отличие от того же смысла, который чисто духовен) духовно и материально одновременно, причём его материальность наименее материальна, чем у любого материального феномена в мире. То есть, слово выступает в роли первичной связи духа и материи, первоимпульса духа, творящего плоть. Ни «разум», ни «мысль», ни «идея» не обладают такою всеобъемлющей целостностью, как слово, а также не имеют, в отличие от слова, своего «тела» (речевого и знакового). Только Словом могла быть ипостась Бога, творящая мир. Не разумом, не мыслью, не идеей, но именно Словом.
То же и язык – в отношении национального бытия. Если, конечно, верить, что у народа есть Соборная Душа и Дух, а не просто совокупность случайных исторических и природных факторов, этот народ и его язык создававших вслепую. Сверхчеловеческая гармоничность, мудрость, таинственность и глубина языка способствуют вере в первое и делают веру во второе абсурдной.
То, что Бог мыслил словами, может показаться странным, однако оформление понятий «мышление» и «мысль» как отдельных категорий началось лишь в платоно-аристотелевскую эпоху и, как показывает сама текущая дискуссия, еще не закончилось.
Иоанн не говорит, что «Бог
мыслит словами». Иоанн говорит, что «Бог
творит Словом». Творит мир. О том же, как Бог мыслит, в Библии не говорится вообще, насколько я понимаю. В какой-то период своего развития человек посчитал, что мысль выше слова, а слово – это средство для передачи мысли, то есть часть подменила собою целое. Хотя мысль – это часть слова, только часть; и слово больше и объёмнее любой мысли. По всей видимости, и в этой метаморфозе сказалась человеческая гордыня. Человек вдруг решил, что это он создал слово, а в начале была его, человека, мысль, а не слово. И слово вторично. Признать, что в начале было слово, а потом уже человек уловил одну из его составляющих, мысль, человеку по мере роста его самомнения было всё сложнее и сложнее. Поэзия во все времена пыталась вернуть изначальную целостность слову. В этом миссия поэзии, и в этом её неудача: целостность слову может вернуть только Слово, Которое было в начале...
Однако, Евангелие от Иоанна написано примерно через 500 лет, т.е. в ту эпоху, когда уже сложилось понятие об особой духовно-мыслительной сфере, так что унаследованный из прошлого термин «логос» стал соединять понятия, уже начавшие разбегаться по разным факультетам.
Бестелесная духовно-мыслительная сфера – это платонизм. В христианстве же – Слово это просветлённая и одухотворённая телесность.
МужествоМы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мёртвыми лечь,
Не горько остаться без крова, –
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесём,
И внукам дадим, и от плена спасём
Навеки!
Анна Ахматова, 1941Разве о «средстве общения» в этих стихах говорится? Или о чём-то неизмеримо высшем, сущностном, ради которого только и можно жертвовать собою? Не ради же «средства общения» человек жертвует жизнью? Средств общения полно на свете, во многих специальных областях они намного эффективнее речи и слова. Но ни у одного из них нет высшего сакрального смысла. А у речи есть. И это чувствует человек, недаром Ахматова говорит в минуту наивысшей опасности для бытия народа не о физическом его существовании, не о гордости, не о свободе, но о самом-самом главном, без чего нет смысла у существования этого народа, – о его речи.
Если речь только средство, тогда оно заменимо и любой смысл можно передать на языке других знаков, например, на цифровом, универсальном. Тогда язык лишь средство передачи информации, а не духовная сущность. Средство передачи информации есть функция эффективности этой передачи, а значит может быть принципиально заменимо другим, лучшим, эффективнейшим. Но человек интуитивно чувствует, что замена языка его народа есть неминуемая смерть этого народа и его Родины. Не только земной, но и Небесной. (Это пример, к чему может привести на первый взгляд невинная подмена духовного информационным.)
Было бы интересно и полезно в данной теме, если бы кто-то поделился опытом своего проникновения в другой язык в его высших формах (не в бытовых только). Например, опытом перевода поэзии. Если вспомнить об языке шахмат, то овладение им не требует ни знания индийской культуры, ни верований, ни истории, ни внутреннего вживания в индийское мировосприятие. Хотя родина шахмат – Индия. Прикосновение к поэзии – это уже иной уровень погружения в язык...
У меня есть только опыт общения с русским языком. Выше я уже говорил, что это опыт потрясающего ускорения мышления в том числе, хотя не только. У меня теперь язык не поворачивается назвать язык «средством общения» (хотя сейчас я его использую именно так, но знаю, что и это самообман: у языка своё бытие, свои цели). Человек может ставить себе какие угодно цели, действовать по различным мотивам, прибегая к языку. Но есть определённый опыт, когда язык сам вторгается в твою жизнь. Причём совершенно невозможно не заметить, что это вторжение произошло не по твоей личной воле и не для твоих целей. Можно любимую считать средством деторождения, удовлетворения твоих различных потребностей и т.п. Можно даже Бога считать средством защиты от разных напастей или средством исполнения желаний. Что не делает ни любимую, ни Бога таковыми.
Опыт общения с языком (когда он сам начинает с тобой общаться, по своей воле, а не ты его используешь) – это вовсе не облекание мыслей в слова. Может не быть никаких слов, даже никаких проявленных мыслей или идей, даже чёткого образа, но какое-то смутное чувство, неслышимая музыка, томление, ощущение или просто тишина (последнее самое сильное). Ты как бы делаешь запрос языку... И если он ответит, может состояться общение. И ты (всегда!) оказываешься и дальше, и глубже, чем мог предполагать. Это всегда сильнейшее удивление, которым можно питаться годами и которое может изменить и весь твой образ мыслей и образ жизни, повлиять на многие жизненные развилки в будущем, определить твой выбор там, где ты не чаял и оказаться. «Стихи сбываются» – это уже стало в поэзии идиомой. Но сбываются они не потому, что ты такой прозорливец, а потому, что ты вступил в общение с языком и у него на тебя свои планы.
Под общением с языком я вовсе не работу со словом имею в виду, это уже конечная стадия, шлифовка. Но общение с сущностью, которую мы воспринимаем в нашем мире как язык и которая несравнимо превосходит мудростью любого отдельного человека и даже всех человеческих носителей вместе взятых и когда-либо живших. Я много-много раз пытался описать сам этот процесс общения с языком (считаю две попытки относительно удачными; если кому-то интересно: «
Письмо Домой» и «
Рождение слова»).
Личное мышление как таковое в чём-то связано с языком, в чём-то не связано, где-то в большей, где-то в меньшей степени. Напрямую с языком связано только бытие народа, на нём говорящего. И обрыв этой связи означает физическое, а не только духовное исчезновение народа. Хотя сам язык может продолжать жить и в памятниках культуры, и в других народах, и даже в церковных институтах. Как, например, санскрит, латинский или церковно-славянский. Также нельзя признать окончательно умершими древние языки, пока есть изучающие их люди. Сами же народности растворились в истории без следа.
Пока сохраняется связь народа с языком, пока на этом языке творятся песни или книги, народ жив. Прервалась связь – ничто уже не спасёт этот народ. И в этой неразрывной связи языка и исторической судьбы народа прослеживается та же аналогия, что и в связи тела с душой. Язык и есть хотя не единственное, но самое зримое выражение в нашем мире высшей духовной сущности и соборной души народа. Существует ли связь этой сущности с индивидуальным мышлением каждого представителя этого народа – вопрос риторический. Только у всех эта связь проявляется по-разному, различна и степень погружённости в язык человека (можно уметь говорить и при этом не понимать язык, не знать и не чувствовать его, даже не любить); различны и области, где эта связь более зрима и нужна, а где почти неуловима.
P.S. Большое спасибо за тему, Андрей!
