Сергей, здравствуйте!
Вы очень верно поступили, что прежде переводов поместили оригинальный текст. Дело в том, что среди переводчиков и исследователей распространена ошибка в методе, а именно сначала текст переводят, а потом берут перевод в качестве материала для исследования. Однако настоящий художественный перевод произведения - это по сути своей новое произведение, вдохновленное оригинальным текстом.
Хотела спросить, есть ли у Вас собственный художественный перевод этого сонета? И вообще, занимались ли Вы художественными переводами? Было бы очень любопытно почитать.
Для удобства читателей, не владеющих английским языком, мне показалось логичным сделать практически дословный перевод, чтобы все могли поучаствовать в обсуждении именно оригинального текста, а не переводов. И чтобы стало понятно, в чем же загадка, ведь перед тем, как художественно переводить тот или иной текст, переводчик внутренне решает эту загадку, а в переводе дает уже свое решение.
W. Shakespeare
Sonnet XXIV
1 Mine eye hath played the painter and hath steeled,
Мой глаз притворился художником и выгравировал
2 Thy beauty's form in table of my heart;
Форму твоей красоты на поверхности сердца;
3 My body is the frame wherein 'tis held,
Тело моё - это рама, где сердце хранится,
4 And perspective that is best Painter's art.
И перспектива, которая есть главное искусство художника.
5 For through the Painter must you see his skill,
Поскольку именно через художника можно увидеть его мастерство,
6 To find where your true Image pictured lies,
И обнаружить, где наш настоящий образ хранится,
7 Which in my bosom's shop is hanging still,
И та картина ныне и всегда висит в рабочей мастерской моей груди,
8 That hath his windows glazed with thine eyes.
И окна мастерской - твои глаза.
9 Now see what good turns eyes for eyes have done:
Теперь смотрите, что за кувырки (=трюки, шутки) одни глаза устроили другим:
10 Mine eyes have drawn thy shape, and thine for me
Мои глаза твой облик начертили, твои же очи -
11 Are windows to my breast, where-through the Sun
окна в грудь мою, в которую заглядывает солнце,
12 Delights to peep, to gaze therein on thee;
чтоб созерцать тебя;
13 Yet eyes this cunning want to grace their art,
Однако столь искусные глаза имеют недостаток,
14 They draw but what they see, know not the heart.
изображают только то, что видят, но сердце им неведомо.
И для удобства приведу слитно весь текст этого моего хромого, но пытающегося быть точным, перевода (любые замечания и поправки приветствуются!):
Мой глаз притворился художником и выгравировал
форму твоей красоты на поверхности сердца;
тело моё - это рама, где сердце хранится,
и перспектива, которая есть главное искусство художника.
Ведь только через художника можно увидеть его мастерство,
и обнаружить, где именно спрятан наш настоящий образ,
а та картина ныне и всегда висит в рабочей мастерской моей груди,
и окна мастерской - твои глаза.
Теперь смотрите, что за кувырки (=трюки, шутки) одни глаза устроили другим:
мои глаза твой облик начертили, твои же очи -
окна в грудь мою, в которую заглядывает солнце,
чтоб созерцать тебя;
Однако столь искусные глаза имеют недостаток,
изображают только то, что видят, но сердце им неведомо.
А теперь, в духе новой критики, изложу свою читательскую интерпретацию того, что хотел сказать автор. Ломала-ломала голову и доломала до такого угла зрения.
Мне кажется, главной темой стихотворения является феномен искусства и литературного творчества в частности, а также его некоторая трагичность, связанная с невозможностью художника написать чей-нибудь портрет, кроме своего собственного. Трагедия любого самоубийцы, когда он в своем поступке пытается сбежать от собственной души, не понимая, что вместе им бродить по белу свету: хоть по тому, а хоть по этому...
Но начнем с одного формального комментария. В современном английском языке сохранилось только одно местоимение второго лица, грамматически местоимение множественного числа, то есть "you", а стилистически в зависимости от контекста играет роль то "ты", то "вы", а то и "Вы". Во времена Шекспира, а также во многих возвышенных текстах или в молитвах, восстанавливается склоняющееся по всем местоименным падежам местоимение "ты" = thou, thee, thy, thine. Так вот, если обратить внимание на оригинал стихотворения, в нем присутствуют оба местоимения. Ни в одном из представленных переводов эта разница не отображена, и повсюду остается единое "ты", в то время как в строках 5 и 6 используется "you", в остальных формы "thou".
В интернете на англоязычных сайтах вычитала комментарии по поводу употребления "you" во времена Шекспира в общем, и по отношению к этому загадочному сонету в частности. Так вот. Когда Шекспир обращается на thou, тогда он, действительно, обращается на ты (или на Ты, если речь о Боге). А когда он говорит "you", то это близко к нашим безличным предложениям, то есть к некоторым общим утверждениям, верным для всех и каждого. Близко это обращение на "you" и к местоимению "on" во французском языке, которое можно переводить либо безличным, либо через местоимение "мы":
On dit que... - "говорят, что/ считается, что" или же "мы считаем, что".
То есть в этом сонете Шекспир обращается не только к тому конкретному ты, чей образ поэт запечатлел. В оригинале выгравировал, что очень хорошо показывает: изображение не сотрется, как стерлись бы краски, и не является чем-то внешним, но через боль навсегда стало частью сердца, частью самого художника.
Шекспир еще обращается в общем: может быть, ко всем людям, может быть, к потомкам, а, может, просто показывает закономерность бытия, верную в любой момент времени. Он как будто отвлекается от творческого процесса и со стороны описывает его, что в очередной раз указывает на двойственность и трагичность художника в этом мире: он всегда действует, переживает, но еще и наблюдает за собой со стороны, и когда художнику-человеку плохо, художнику-поэту хорошо, так как появляются материал и энергия для творчества.
Как связаны поэт и его лирический герой - то есть тот, кого поэт изображает? Здесь важна геометрия происходящего, и, на мой взгляд, она следующая. Есть глаза поэта, которыми он запечатлел облик лирического героя. Причем важна перспектива, то есть, скорее всего имеется в виду не созерцание внешнего объекта, а внутреннее зрение, воспоминание, вглядывание в художественный образ. Эти вспоминающие глаза выгравировали художественный "объект" на сердце поэта. Глаза получившегося изображения сравниваются с окнами в сердце поэта, которое одновременно является его рабочей мастерской. Однако что получается? Изображение художественного объекта находится на поверхности сердца, но своего сердца нет у этого изображения. То есть изображение имеет сердцем сердце самого поэта. Невозможность уйти от самого себя, что бы ты ни изображал. Или на что бы ты ни смотрел и как бы ни пытался постигнуть суть того, на что/кого ты смотришь, всё равно в итоге видишь только себя.
Тем более, на самом-то деле, у Шекспира в этом сонете нигде не говорится, что речь идет о поэте, художнике, литературном творчестве. Творцом, художником Шекспир называет глаз, то есть феномен нашего зрения. А точнее, внутреннее зрение в перспективе - воспоминание, память - вот настоящий художник. Однако внутреннее зрение обращено на сердце, на котором изображены глаза воспоминания. То есть внутреннее зрение человека и воспоминание смотрят друг на друга, а их "взгляды" образуют зеркальный коридор, из которого не выбраться, как не выбраться человеку из самого себя.
Когда Шекспир обращается к "you", то есть к нам, к тем, кто читает эти его строки, он, мне кажется, говорит, что только в другом человеке, в его воспоминаниях, мы и сможем найти подлинный образ самих себя. То есть и читая стихи, мы опять-таки видим самих себя, хотя поэт, несмотря на все попытки запечатлеть художественный образ, все-таки запечатлел тоже только самого себя. Но когда читатель смотрит на изображенное, все меняется, потому что меняется угол зрения, меняется та самая перспектива (главное мастерство любого художника, не подвластное ему самому), которая творит немыслимое, например, пересекает параллельные прямые.
Кстати говоря, глагол "know" может значить не только "знать", но и "узнавать". То есть глаза могут видеть сердце, но не узнавать, не признавать его. То есть смотрят на другого человека, видят, любуются его сердцем, не узнавая в нем самих себя.
Еще интересно отметить, что солнце неслучайно появилось в стихотворении. И неслучайно солнце именно "заглядывает", "созерцает". Солнце - это архетип всевидящего ока, иначе говоря, Бога, который тоже смотрит в нас, а видит Самого Себя, то, какими Он нас задумал. И мы отвечаем Богу тем же, когда создаем Его по своему образу и подобию и понимаем Его ровно настолько, насколько смогли стать свободными, насколько приблизились к Нему, потому что видим мы все равно лишь самих себя, и мы можем увидеть Бога лишь постольку, поскольку смогли вобрать Его в себя.
При этом, все это еще движется, становится, творится, растет. Нет свободы вне динамики. Но это уже не относится к тексту, скорее продолжение моей фантазии. Попыталась себе сейчас представить такое динамическое зеркало...
И в качестве заключения хотела спросить, читали ли Вы рассказ Оскара Уайлда "The Portrait of Mr. W. H."? Там как раз поднимается спорный вопрос об адресате шекспировских сонетов. Не то чтобы рассказ представлял из себя исследование, приводящее в качестве аргументации фундаментальный анализ сонетов, но он заставляет задуматься о том, как какая-то идея может захватить человека, стать его судьбой и страстью. А еще по тому, как литературная реальность вмешивается в жизненную реальность читателя, можно предположить, насколько сильно она вмешивалась в личную судьбу автора. В рассказе хорошо изображена интерактивность литературы и вообще творчества.