Роза Мира — диалог культур и культура диалога

  Выкладываю следующую главу. В некотором смысле это "осевая" глава первой части второй книги о Капитане:

 
Все произошло мгновенно. Дмитрий почувствовал резкий толчок в грудь: его подбросило, перевернуло, покатило по земле. Потом земля пропала. Он полетел вниз. Ударился. Что-то упало на него сверху, он потерял сознание.
Сквозь забытье послышался голос Клена:
– Все живы?
Дмитрий медленно открыл глаза, было темно, кто-то тяжелый лежал на нем. Дмитрий попытался пошевелиться, тут же почувствовал боль в боку и легкое головокружение. Тот, кто лежал на нем, застонал и отполз в сторону. Это был отец Иван. 
Дмитрий огляделся, они были на дне глубокой, длинной и узкой ямы, похожей на раздавшуюся вширь трещину в земле. Далеко вверху сиял голубизной кусочек неба. Все как он и видел в зеркале Принца.
– Попались, как мыши в мышеловку, – сказал Серебряный, – простите меня, не надо было идти по северному склону. 
Серебряный с Кленом сидели в противоположном углу ямы на корточках.
– Никто не мог предвидеть, что эта дорога теперь небезопасна, – ответил Клен. – На моей памяти пришельцы никогда не дерзали проникать на северный склон.
– Никто не мог предвидеть, никто не мог предвидеть, – проворчал Серебряный, – не слишком ли часто в последнее время с нами случается непредвиденное? Друзья, или мы теряем свои способности, или, действительно, наступает новое время…
– Где Капитан? – тревожно спросил Клен, перебив Серебряного. 
Все стали суматошно ползать по дну ямы, искать Капитана так, словно он был монетой или брошью.
– Капитана нигде нет, – подвел итог поисков отец Иван.
– Плохо, – вздохнул Клен, – или, наоборот, хорошо. Гм, здесь растут два совершенно разных побега: либо Капитану удалось не упасть в яму. Либо…
Повисла зловещая тишина.
– Либо он в плену у пришельцев Кургана, – сказал Серебряный и закрыл руками лицо, – это, конечно, очень нехорошо.
– Но он мог свалиться и в другую яму, – возразил отец Иван. – Нас, скорее всего, бросило смерчем вниз, под Холм. А там полно ям.
– Это бы было еще не так плохо, – сказал Клен, – но любая яма, особенно если она была заранее готова для нас, может оказаться не просто ямой, но и ходом в другой мир. И желательно, для наших врагов, чтобы этот мир был как можно дальше от Холма. От цели нашего пути. 
– Предсказание народа Лэйи начинает сбываться, – Дмитрий посмотрел на кусочек неба над головой, – примерно как мне показывал Принц. Только все хуже оказалось на самом деле.
– Да, предсказание народа Лэйи, как же я забыл?! – воскликнул Серебряный и попросил еще раз вспомнить Дмитрия все, что он увидел в подсолнухе Принца. Однако сколько он ни вспоминал, про исчезновение Капитана ничего так и не вспомнил. В памяти остался темный глубокий колодец, с кусочком синего неба в недосягаемой вышине (колодец оказался ямой) и женское лицо, разгоняющее своим смехом тьму колодца.
– Осталось дождаться прекрасную незнакомку, – вздохнул отец Иван, – если конечно это не символ какой.
– Что же делать? – спросил Дмитрий у стражей и голос его слегка дрогнул.
– Сначала понять, где мы, – сказал Серебряный и улыбнулся Дмитрию, – а там что-нибудь придумаем; пока же, друзья, посидим в тишине, мы с Кленом попробуем хоть что-то выяснить, – Серебряный и Клен закрыли глаза и погрузились в молчание. 
Могильная тишина ямы поглотила все вокруг. Прошло не менее часа (так показалось Дмитрию и отцу Ивану), прежде чем Серебряный пошевелился и извлек из-за пазухи свою прежнюю соломенную шляпу.
– Шляпа из мира человеков опять нашла меня, – сказал он и любовно ее погладил. – Ну что ж, друзья, несложно догадаться, что нас обратно выбросило в мир человеков.
И Серебряный принял свой прежний «фермерский облик». Дмитрий и отец Иван только тут заметили, что их плащи бесследно пропали. Дмитрий был в тех же самых летних штанах и рубашке, в которых он стоял во время грозы на балконе. Только теперь штаны были изрядно помяты и запачканы.
– Не самый худший вариант, мир человеков, – добавил Клен, – но и не самый лучший.
– Да, – продолжил Серебряный, – поясню. Худший вариант, если бы нас затянуло к Кургану, в Сумеречную Землю. Лучший, если бы мы остались там, где были. На склоне Холма. Тогда бы нам помогли. А так, боюсь, остается рассчитывать на свои силы или на незнакомку. 
– Своими силами, – присвистнул отец Иван и грустно посмотрел вверх, – хорошо хоть целы остались.
– Ты мне весь бок отбил, – пожаловался Дмитрий.
– Прости, брат, кто знал. Ребра-то хоть целы?
Дмитрий пощупал ребра:
– Вроде целы.
– А меня живот спас, – сказал отец Иван и захохотал.
– Что ж, если даже живот пригодился, надеюсь, пригодится и кое-что другое, – с этими словами Клен вытянулся по струнке и стал медленно поднимать руки, запрокинув лицо с полуприкрытыми глазами.
– Что за хатха-йога? – спросил отец Иван.
Стражи не ответили. Клен еще несколько раз поднимал и опускал руки, последний раз шумно, едва ли не с криком выдыхая. Он весь дрожал от напряжения и был похож на молодое дерево при небольшом землятресении (такую картину Дмитрию доводилось наблюдать).
Клен сел, на лице у него было великое разочарование. Ту же самую «хатха-йогу» проделал и Серебряный, с тем же результатом. С единственным только отличием: Серебряный не трясся, он выглядел спокойным, как гора.
Серебряный и Клен опять погрузились в медитацию – и снова пропали все звуки. Прошла вечность (как теперь показалось Дмитрию и отцу Ивану), необычная и густая тьма, похожая на едва уловимый для глаз черный туман, медленно поднялась со дна ямы. В голове у Дмитрия все помутилось, он едва не потерял сознание от внезапно  накатившего удушья. В себя его привел голос отца Ивана. Голос казался отдаленным, как бы звучащим из другого мира, но на самом деле батюшка шептал Дмитрию на ухо:
– Душно как здесь и нехорошо. И стражи странно себя ведут. Очень странно…
Со стражами действительно творилось что-то неладное. Они уже вышли из медитации и теперь таращились испуганными, детскими, ничего непонимающими глазами  на Дмитрия и отца Ивана.
– Не получается ничего, – тихо, с усилием прошептал Серебряный, – наша магия бессильна, мы… в ловушке... мы… – Серебряный запнулся, словно забыл все человеческие слова. Прощебетав что-то на своем языке, он стал энергично махать руками, как крыльями. Помахав так несколько минут, он свернулся на дне ямы клубком и заснул. 
– Мы бессильны! – воскликнул Клен неожиданно тонким, детским голосом и с ужасом посмотрел на спящего Серебряного – мы обречены на медленную смерть, – Клен вдруг заплакал.
Это было как удар грома. Дмитрий и отец Иван вытаращили глаза. Разум отказывался понимать увиденное: они нас разыгрывают, они дурачатся, – успокаивал себя Дмитрий. Примерно об этом же думал и отец Иван.
Это казалось невозможным! Стражи – невозмутимые солнечные создания, бесстрастные, веселые… и тут… Но с каждой секундой Дмитрий и отец Иван убеждались, что с их светлыми друзьями происходит что-то страшное. Серебряный на глазах становился белым. Дышал он очень редко и с трудом – это было похоже на какое-то глубокое оцепенение, а не на сон.
Клен напоминал смертельно перепуганного ребенка. Потрогав Серебряного, он завыл от отчаянья:
– Мы пропали, мы пропали, помогите, кто-нибудь, помогите! – Клен кричал в пустоту перед собой. Дмитрия и отца Ивана он почему-то не воспринимал или не видел.
– Больно и душно, как невыносимо душно, они убили лес, деревья умерли и мы умираем, – четко и раздельно сказал Серебряный, не открывая глаз. И опять погрузился в свое «мертвецкое состояние».
Слова Серебряного произвели на Клена уничтожающее действие. Испустив крик, полный запредельного отчаянья, Клен забился в самый дальний угол ямы. Он мелко дрожал, его плач стал переходить в страшный хрип, похожий на скрип сухого мертвого дерева. Клен задыхался. Дело приобретало совсем дурной оборот.
Дмитрий с отцом Иваном заметались по дну ямы, не зная, что предпринять. Вдруг Дмитрий от отчаянья, сам не понимая как, стал громко читать стихи. Это был Блок, когда-то Дмитрий очень любил его поэзию. Пописывал и сам стишата. Потом они превратились в песни. Даже рок-группа своя у него была. Но все это было так давно, в какой-то другой жизни. Уже больше пятнадцати лет он не писал стихов и не интересовался поэзией. И тут его прорвало:
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю, – читал Дмитрий громким, немного торопливым голосом, но внятно, –
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою!

Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче!

– Дмитрий ощутил чувство полноты: как-то одновременно ему вспомнилось и давно забытое романтическое, восторженное ощущение надмирной красоты от чтения хорошей поэзии; это чувство совместилось в нем с воспоминанием о том, как девять лет назад он стоял на северном склоне Холма, залитый беспредельным Светом. –

И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели!

И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам,- плакал ребенок
О том, что никто не придет назад!

Чтение стихов подействовало на стражей магически. Клен перестал хрипеть, а Серебряный медленно открыл глаза. Стояла полная тишина. И тут послышался голос снаружи ямы, женский голос, он что-то напевал, но слов было не разобрать.
– Слышите! – воскликнул Дмитрий, – слышите? Это идет она, незнакомка.
– Игуменья идет нас спасать, – сказал Клен и засмеялся.
– Что мы стоим? Надо действовать. Девушка! Ау! Помогите! Мы здесь! Помогите! – закричал отец Иван.
Пение смолкло. Послышались осторожные шаги. На фоне небесной голубизны возникла фигура девушки с любопытным, немного испуганным лицом:
– Как вы там очутились?
Дмитрий и отец Иван пожали плечами.
– А вы неопасные? – в голосе незнакомки мелькнула тревога.
– Нет, что Вы! – воскликнули Дмитрий и отец Иван в один голос,  а Клен смешно закивал головой. И даже Серебряный, еще бледный, улыбнулся девушке и помахал рукой.
– Странные вы, чудные, – подытожила незнакомка и рассмеялась чистым и звонким голосом. Дмитрий тут же вспомнил, как видел все это в зеркале Принца.
– Я знаю, как вам помочь, подождите. – Незнакомка скрылась. Через несколько минут на дно ямы опустился конец веревки. 

***
Капитан падал. Как молния он прорезал Курган. Прошил насквозь сложные лабиринты, что тянулись на многие километры под Курганом – непреступные темно-серые бастионы тюрем и рядом с ними, словно в насмешку, разноцветные балаганы, аттракционы, гигантские карусели, мигающие тусклыми огоньками огромные тихо позвякивающие странные машины – радость и наслаждение для послушных жителей Кургана.
Мелькнули багрово-лиловые плантации с плесенью забвения на краю бесконечной серо-пепельной пустыни, с молчаливыми, монументальными останками чего-то, похожего на руины фантастического завода.
Вот и загадочные нагромождения исполинских камней, на берегу беспросветно черного, неподвижного словно ртуть, моря. Капитан условно называл это нагромождение «Городом», но что это, так и не успел узнать.
Область, находящаяся непосредственно под Курганом и вблизи от него, была изучена довольно сносно. За девять лет, прошедших после первого похода с Дмитрием и отцом Иваном к Истоку, ему неоднократно доводилось спускаться под Курган, инкогнито, со светлым Вожатым. Последний раз он был здесь с Белодревом, и они как раз видели эти глыбы, только издалека. Капитан не помнил, спрашивал ли он у Белодрева про Город… впрочем, сейчас это уже неважно.
Теперь он один, и его затягивает дальше и глубже. Вот и Город исчез. Вокруг него непроглядная тьма, в которой угрожающе вспыхивают красно-багровые молнии. Где-то там впереди Нечто (он это точно знает) – огромное, неописуемое: без формы, образа, лица, размера. Нечто втягивает его в себя, всасывает. Вот уже ничего нет, кроме ледяного ужаса – впереди сама смерть, абсолютная тьма, безвозвратное небытие. 
Внезапно все пропало. Капитан неподвижно висел в темно-сером пространстве. Не было ничего, никаких ориентиров, верха и низа; только темно-серая пустота. Из этой пустоты медленно соткалась человеческая фигура, без лица. Фигура напоминала черную кляксу на грязно-сером листе пространства.
– Зови меня Инспиратор, – сказал голос внутри Капитана.
Капитан попытался собраться с мыслями: Инспиратор? Кто он? Важный демон? Начальник пришельцев? И где я? Зачем я здесь?
– Почти угадал, – монотонно сказал Инспиратор (голос звучал прямо в голове Капитана). – Вот ответ на вторую часть твоего вопрошания, надеюсь, он тебе понравится. Где ты? Ты в своем новом вечном доме. Твое глупое путешествие закончено. 
– Как закончено?! Почему?! – Капитан в отчаянье дернул в пустоте ногами – где все остальные?!
– Сколько сентиментальности, – продолжил Инспиратор. – Очень трогательно. Где же наши деревянные друзья? Смотри сюда, глупец. – Черная фигура махнула рукой. Прямо из пустоты возникла картинка: Клен и Серебряный лежат на дне глубокой ямы с бледными, как бы бумажными лицами. Они мертвы, или кажутся мертвыми. Но самое страшное не это – на их лицах четко выражена печать безумия.
Но отца Ивана и Дмитрия на картинке Инспиратора почему-то нет. Капитан это сразу заметил. Их отсутствие вселило в него смутную надежду (это значит, что их, возможно, нет в планах главного демона).
Капитан постарался больше не думать на эту тему, чтобы скрыть от Инспиратора свои мысли и чувства.
– А вот тот камушек, который вы так прятали от людей, – спокойно продолжил Инспиратор. –  Хотели камушком людей облагодетельствовать? Глупцы.
На картинке появился Живоглаз. Сверху на нем лежало что-то мохнатое. Нечто вроде кошачьей лапы.
– Скоро он будет принадлежать вот этому человеку. Так что я сделаю вашу работу за вас. Облагодетельствую человечество. 
Из клубящейся мглы медленно выплыла фигура, закутанная в черный кокон, как в паутину. Наружу торчала только голова, человек был в глубоком сне. Капитан чуть не вскрикнул от изумления – это же отец Борис!
– Узнал? – Инспиратор торжествовал. – Он не из моего отряда, но послужит мне. И за это я дам ему возможность поиграть с вашим камушком. Пускай играет. Главное не менять правила игры. А ты и твои деревянные друзья, жалкие бунтари, хотите своей детской идеей Союза посеять в людях хаос. Нет, этого не будет. Поэтому ваше Золотое Веретено мы уничтожим, как вещь для людей лишнюю. Я об этом позабочусь. 
–Ты лжешь! Я тебе не верю! Не верю! Не верю! – Капитана охватила ярость, но ярость была от отчаянья. Он прекрасно понимал, что ничего не может противопоставить Инспиратору. Одна надежда на Дмитрия и отца Ивана, может быть они доведут дело до конца.
– Я никогда не лгу, – сказал Инспиратор. – Я всегда объективен. А ты, глупец, жестоко пожалеешь о своих словах. Я разобью тебя на мелкие кусочки. Осколки твоего жалкого «Я» будут бесконечно метаться в серой пустоте, пребывая в нескончаемом ужасе смерти и распада. Это не пустые слова. Ты уже как-то испытывал состояние раздвоения, вспомни?
Капитан тут же вспомнил, как давно, в бурной молодости он, экспериментируя с расширением сознания, пережил мучительное раздвоение собственной личности. Он даже не предполагал, что это так мучительно.
– …А теперь тебя будет не два и даже не четыре. Тебе понравится.
Он потянул руки к Капитану и вдруг в ужасе отпрянул. Тут только Капитан заметил, что его обвивает тонкая, едва видимая серебряная нить, которая сразу натянулась. Капитана резко бросило назад. Мгновение – и он очнулся на склоне Холма. Он лежал, зацепившись ногой за чудом выросшее здесь маленькое Серебряное Дерево. Его лицо было обращено к Кургану.
Курган молчал, затаившись, словно зверь перед прыжком.   
 

Абсолютная достоверность описания.

Спасибо! Это для меня очень важно - достоверность.
Мне кажется, получилось достоверно потому, что картина дана мазками. Если бы я пустился в подробные описания, уже было бы не то и не так. 

Вот здесь:

Передо мной был черный квадрат монитора. Свет выключили – медленно дошло до меня. Я встал, пощелкал включателями – так и есть.

"Отключили электричество" или что-то в этом роде - точнее будет.
А то можно понять, что просто выключили свет (там же идёт "пощёлкал выключателями"), а герой пощёлкал выключателями и включил.
Двоякое понимание абзаца получается - правильное и ошибочное.

Нет, не завершилась главой "Чайка" первая часть. Творческий процесс непредсказуем...


– Какие вы все-таки странные, – еще раз повторила незнакомка, огладывая стражей и людей.
– Мы, это, гуляли, – многозначительно сказал отец Иван.
– Ага, – подхватила Незнакомка, – гуляли и в яму упали.
Незнакомка засмеялась чистым и звонким смехом. Дмитрий посмотрел на свои «пятнистые», некогда белые джинсы, теперь заляпанные глиной и грязью, на помятого отца Ивана, бледных и еще не до конца пришедших в себя стражей и подумал: ну и вид же у нас – грязные, подозрительные типы с бородами. Стражи вдвойне подозрительно выглядят, словно ряженные актеры из сумасшедшего дома. Серебряный, например, сейчас мне напоминает обезумевшего Льва Толстого, как если бы великий писатель зачем-то покрыл свою бороду серебром.
И Клен – этот его плащ, он в нем как колдун из дешевого фэнтезийного блокбастера. И эти «пушкинские» бакенбарды…. Весьма, весьма подозрительная компания!..
Стражи почти пришли в себя, вид у них был усталый, но живой.
– Разрешите поблагодарить Вас, прекрасная незнакомка, – сказал Серебряный и, сняв соломенную шляпу, почтительно склонил голову. – Простите, что не знаю Вашего имени.
– Лариса, мое имя, – сказала незнакомка и немного покраснела, как бы от небольшого смущения. – А Вы похожи на Гендальфа, извините, вы тут не в ролевые игры играли?
– Гендальф, – повторил Серебряный, – здорово, мне нравится.
– Но Вас же не Гендальф зовут? – возразила незнакомка.
– Да, меня зовут Сер… Сергей, Сергей Серебрянович.
– Какое странное отчество, – сказала Лариса.
– Да, папа моего папы был большой чудак, – нашелся Серебряный.
Клен, видимо, уже успел разобраться в человеческих именах-отчествах. Откинув капюшон, он поклонился и сказал:
– Николай Николаевич, к Вашим услугам.
– К моим услугам? – переспросила Лариса и рассмеялась, – нет, вы точно еще в игре, благородные жители волшебного мира. Вот Николай Николаевич очень напоминает благородного фавна.
– И Пушкина, – добавил Дмитрий.
– Точно, Пушкина! – воскликнула Лариса. Тут уже засмеялись все.
Серебряный, подмигнув Дмитрию и отцу Ивану, поднялся.
– Прошу прощения, – обратился он к Ларисе, – мы тут немного отлучимся, а Вы посидите в компании с благородным фавном Николай Николаевичем.
– А, понимаю, – кивнула головой девушка, – но Вы не слишком долго, вдруг мне скучно станет с вашим благородным фавном Николаем.
Серебряный, Дмитрий и отец Иван поднялись на небольшой пригорок, огляделись. На юг и юго-восток однообразная и пустынная местность плавно взбиралась на очень пологий, почти незаметный холм. На вершине холма торчали ржавые остовы каких-то металлических конструкций.
В юго-западном направлении они увидели Браму, не меньше чем в полутора-двух километрах от них. Вокруг не было ни души, даже птицы не летали, стояла гробовая тишина. На север тянулась такая же непаханая степь, только чересчур вздыбленная и дикая – редкие купы кустов, еще более редкие кривые деревца; нагромождение овражков, пригорков, ям. В отдалении, по лесополосе, угадывалась трасса на Черноморку. На северо-востоке виднелся темный холм с усеченной вершиной – Курган Тьмы.
Люди и страж с минуту молчали. Первым заговорил Серебряный.
– Друзья, – сказал он, – вам тоже огромное спасибо. Считайте, что час назад, в яме, наш союз стал еще более зримым. Дерево уже по-настоящему пошло в рост. Теперь это никаким силам тьмы не остановить. – Серебряный положил руку на плечо отца Ивана и Дмитрия, – я счастлив, хоть и смертельно устал.
– Мы тоже смертельно устали, – ответил отец Иван, – я ведь еще и к Капитану пешком шел, а потом этот переход, яма; я удивлен сам себе, удивлен, что еще стою на ногах. Но пока стою, задам вопрос: что с вами было в яме, это серьезно, не игра?
Серебряный помрачнел, а потом внезапно расхохотался:
– Друзья, во мне взошло Солнце, как бы я хотел разделить его с вами и с прекрасной Ларисой-незнакомкой… Глупцы, – сказал он вдруг в сторону Кургана Тьмы и вновь засмеялся, – все ваши просчитанные схемы дали обратный результат, теперь мы многое понимаем… Но по порядку. И давайте покинем это открытое место.
Они сошли с пригорка и сели прямо на теплую, прогретую солнцем землю, лицом к Браме. Серебряный продолжил:
– За свою долгую жизнь я имел много битв с пришельцами. Несколько раз был на волоске от смерти, один раз был пленен, но то, что было со мной и Кленом в яме – такой ядовитый росток я вижу первый раз. Пришельцы явно применили какое-то новое оружие, скорее всего им помогла новая темная сила... скорее всего. Это мы попробуем выяснить на Холме. Понимаете, нас можно убить, и вы видели смерти Брата и Белодрева, а я видел гибель целых селений и садов; нас можно пленить, это труднее, но можно – но свести с ума?! Мы ведь были на грани безумия. Друзья!
Серебряный внезапно схватился за голову, как от резкой мучительной боли. 
– Что же вышло от этой их черной затеи? – тихо продолжил он, – выяснилось, что вы, человеки, вы, такие податливые на лесть темных, на их искушения, почти не восприимчивы к их прямой магии! Мы с Кленом как только это поняли, сразу взяли весь фокус на себя. И они вас вообще не увидели!
– Так вы все-таки подыграли немного! – воскликнул Дмитрий.
– Ну, да, – простодушно признался Серебряный, – но сходили мы с ума по-настоящему. И очень здорово, что ты, Дима, не растерялся, запел такую песню, что она ослабила путы темных.
– Да, – вздохнул Дмитрий, – кто бы мог подумать, что стихотворение Блока способно на такое!
– Вначале было Слово, – сказал отец Иван.
– И слово, сказанное вовремя, – подхватил Серебряный, – может иметь невиданную силу. А пока, человеки, многие слова у вас лежат невостребованными, как зерна под амбарным замком. Но я вот о чем еще хотел сказать, эта Лариса, незнакомка, что вы о ней думаете? Смотрите, друзья, вокруг безлюдная земля, аномальная зона, и вдруг девушка гуляет. Мало того что гуляет, еще и веревка, чтобы нас вытащить у нее имеется. Как специально. Что скажете?
– Не хочется быть подозрительным, – медленно, как бы с неохотой проговорил отец Иван, – но может ли эта Лариса быть как-то связанной с теми силами, что нас кинули в яму?
– И мне не хочется подозревать, – согласился Серебряный. – Пока ни я, ни Клен не видим в ней печатей Кургана. Нет, скорее всего, наоборот, она послана нам свыше. Это знак. К тому же, не надо забывать и о предсказании народа Лэйи Диме. Ведь все, что этот прекрасный народ предсказал, сбылось.
– Сбылось все, кроме одного, – сказал Дмитрий. – Капитана рядом с нами нет. А про это в зеркале Принца не было ничего.
 Серебряный посмотрел на небо и к чему-то прислушался:
 – Капитана рядом с нами нет. Это верно. Но есть кое-что другое. И ко мне, и к Клену вернулись наши способности, убитые ямой. Теперь они стали еще сильней! Так что и здесь все хорошо, и с Капитаном темные просчитались! Я не могу пока сказать как, – поспешно добавил Серебряный, отвечая на наш немой вопрос, – но я знаю точно, что Капитан теперь вне опасности… А теперь, друзья, минуточку тишины.
  Серебряный долго смотрел в небо, он словно ожидал знака.
 – Идемте, – внезапно сказал страж, – пора открыть Ларисе, кто мы такие. Сказать все надо сейчас.
– Вперед, правдорубы, – пошутил Дмитрий, однако никто не засмеялся.
Они вернулись назад. Лариса и Клен мило беседовали.
– Я уже немного рассказал о нас, – с улыбкой сообщил Клен.
Дмитрий посмотрел на Ларису, он был уверен, что она воспримет правду о стражах как шутку, в лучшем случае. Темные глаза девушки загадочно блестели, она с восторгом и любопытством смотрела то на Клена, то на Серебряного.
– Наверное, я дура, – тихо сказала незнакомка, – но я поверила вашему Николаю… точнее, Клену. Да, я вам верю! Я сразу поняла, я догадалась!
Лариса замолчала, закрыла ладонями глаза. Друзья тихо сидели, боясь пошевелиться, словно любое, самое незначительное движение может разрушить веру незнакомки.
Лариса заговорила снова, заговорила с жаром, как бы сама с собой, сама себя убеждая:
– Конечно же, это было видно сразу: Вы, Клен, и Вы, Серебрянович – Вы из другого мира. Я вначале подумала: грим, актеры, ролевые игры. Но оно все само собой быстро прояснилось. Нельзя загримировать вот такой разрез глаз, как у Вас, – Лариса показала рукой на Клена и с тем же жаром продолжила. –  Да и не в разрезе глаз дело! Разве только в этом! Сама ваша суть, ваша сердцевина, душа, эмоции вас выдают. Нет такой солнечной веселости у существ нашего мира, такого радостного сопереживания и… и… впрочем, ясно все, простите за многословие, я вам верю.
Лариса перевела дух и снова заговорила, видимо, не в силах сдержать чувства:
– Я, наверное, сплю. Подумать только – волшебный народ! Как я когда-то мечтала встретиться с волшебным народом. И вот теперь, когда мечта моя давно сгорела и я уже взрослая тетя, вдруг, она сбывается. Да, так оно обычно и бывает в жизни. Все настоящее приходит чуть позже, когда, кажется, надежды нет. Так мой дед говорил. А он знал про волшебный народ, он в детстве мне рассказывал кое-что. А люди над ним смеялись, называли сумасшедшим. За глаза, правда. А дед говорил: волшебные существа есть, они рядом с нами.
– Вот и чудненько, друзья-человеки, вот и чудненько, – Серебряный весело хлопнул в ладоши и засмеялся. – Итак, прекрасная Лариса, Вы теперь знаете, что мы прошли через Браму. И сегодня рано утром через Браму и ушли. Мы были в своем мире, но злая сила швырнула нас обратно в ваш мир. Так мы очнулись в яме и чуть не погибли, но Вы нас спасли, благородная Лариса. Но еще прекраснее нашего спасения то, что Вы нам поверили. А это значит, наша встреча не просто так. В нашей встрече есть свое зерно. Но скажите и Вы нам, если не секрет, что Вы делали в столь безлюдной земле?
– Не секрет, – сказала Лариса, – я сюда прихожу не первый раз. По профессии я археолог. Но мне нравится исследовать эту аномальную зону…
– А Вам, случайно, Николай из Красного Кута не знаком? Он давно исследует Браму, – спросил Дмитрий.
Лариса с удивлением посмотрела на Дмитрия, посмотрела на отца Ивана. Она, видимо, была настолько увлечена встречей со стражами, что совсем не подумала о людях, что запросто здесь с волшебными существами разгуливают.
– Я слышала о нем. И хотела бы с ним познакомиться. Говорят он большой чудак…. А Вы, простите, Вас как зовут. Вы же обычные люди? Правда?
– Да, мы обычные люди, живем в городе. Здесь же в гостях у Николая. Можно сказать, мы тоже небольшие исследователи аномальной зоны, по имени Брама. Вот. Меня зовут Дмитрий. А это мой друг оте…
– Иван, – быстро перебил Дмитрия батюшка. И протянул Ларисе руку, – давай на ты, – сказал он.
Какое-то время они молчали. Вдруг Лариса спросила:
– Вы есть хотите?
Друзья в ответ скромно промолчали.
– Не стесняйтесь, мне все равно это уже не понадобится.
Лариса порылась в рюкзаке, достала бутерброды, термос с чаем. Дмитрий сразу почувствовал дикий голод и смертельную усталость. До этого он держался как во сне, словно все происходящее с ними имеет к нему косвенное отношение; а теперь, при виде еды, пришли обычные материальные ощущения.
Бутерброды поделили на всех, оказалось их не так много, но все же с парой глотков крепкого чая в них вернулась жизнь. Лариса есть отказалась. Она сидела задумчивая и грустная. Несколько раз доставала «мобильник», смотрела на часы. Наконец, сказала:
– То что Брама непростая аномалия, я давно знаю. Да и не аномалия это, если в классическом ключе подойти. Я догадывалась, что тут нечто совершенно другое, я догадывалась, что секрет в самом названии: Брама – ворота, проход в иные измерения. А нечеткая аномальность – побочный эффект.
– Очень интересно, – сказал Клен, жуя бутерброд. Лариса оглядела друзей и рассмеялась.
– Что здесь может быть интересного, для тех, кто давно использует Браму, как мы используем двери. Смешно это. Вы, уважаемый Клен, это из вежливого благородства сказали. Но я на самом деле не о том говорю.
Лариса стала серьезной:
- 9 лет назад, в этой самой аномальной зоне, пропал безвести мой дед. Дед говорил, что где-то в этих местах был скрытый катакомбный монастырь, в котором послушниками были не люди, а существа иного мира. И он его последнее время часто посещал. Вот я и хожу, как дурочка, а вдруг, вдруг наткнусь, обнаружу хотя бы следы. Вдруг дед в монастыре остался, и я его найду…. Глупо, конечно.
Какое-то недоброе воспоминание зашевелилось внутри Дмитрия и отца Ивана при рассказе Ларисы. Стражи поняли больше, они прочитали мысли и увидели образ. Стражи долго молчали. Наконец, Серебряный сказал:
– То, что Вы называете катакомбным монастырем, это не здесь. Это вон туда, – Серебряный махнул рукой в сторону юго-востока, – почти к самому морю, возле брошенного человеческого селения. Но это надо идти сквозь Браму. Идти несколько дней.
– Несколько дней – почти прошептала Лариса.
– Да, прекрасная незнакомка, – сказал Серебряный. – Я думаю, что Вы вскоре побываете по ту сторону Брамы. Наша встреча не случайна, особенно в свете наступающих времен. Но пока наши тропинки на какое-то время разойдутся. 
Девушка опять посмотрела на часы. В глазах ее блеснули слезы.
– Да, разойдутся! И мне уже пора, – обреченно сказала она, – меня ждет машина на трассе. Мне еще до ночи в городе быть надо… Боже! Боже, как не хочется с вами со всеми прощаться, волшебный народ. Как я боюсь, что этого больше не повторится, что наша встреча растает как сон!
Лариса заплакала. Клен гладил ее по голове, что-то шептал. Серебряный взял ее за руки.
– Мы увидимся, увидимся! Ты наша спасительница! Ну, не плачь, милая, иди, иди.
Лариса поднялась. На лице ее была решимость, слезы просохли. Она молча пожала руки друзьям и пошла в сторону трассы. Несколько раз она останавливалась, махала рукой, пока не скрылась.
– Что ж, друзья, и нам пора, – сказал Серебряный.
– Опять в Браму? – спросил Дмитрий.
– Да, иного пути пока нет. И идти надо сейчас. Хорошо, чтобы нас поменьше глаз видело. Мы больше не можем ждать.
Друзья с трудом поднялись и двинулись в юго-западном направлении. Тут только они почувствовали, насколько устали.
– Ничего, – подбодрил всех Клен, – нам главное перейти Браму и войти в наш мир. Там нам сразу помогут.
Перед Брамой Дмитрий и отец Иван немного прошли вперед, чтобы убедиться, что поблизости нет людей. Впрочем, им было уже все равно. Все буквально валились с ног от усталости. У Дмитрия заболел отбитый при падении в яму бок, который вроде бы полностью прошел. Даже дышать тяжело было. Слава Богу, людей поблизости не было.
Браму Дмитрий проходил как во сне. Мысли путались. Несколько раз Дмитрий себя ловил на том, что все его мысли блуждают около Ларисы. В какой-то момент он вспомнил о катакомбном монастыре. Он догадался, кто был дедом Ларисы. И тут же забыл о своей догадке.
Они вывалились по ту сторону Брамы. В теплом, приветливом мире. Немного прибавилось сил; их хватило, чтобы дойти до леса. И там путешественники опустились в изнеможении на одну из полян. Друзья молча лежали на траве. Дмитрию казалось, что Земля качает его на своих материнских коленях, убаюкивает. Вдруг Дмитрий услышал, как Клен объясняет отцу Ивану, что Лариса была любимой внучкой Пастуха. Единственным существом во Вселенной, кого он любил.
Дмитрий попытался представить Ларису и Пастуха вместе. Человек с ледяными глазами и заразительно смеющаяся незнакомка – дед и его внучка – это казалось невозможным. Вместо Пастуха и Ларисы Дмитрий увидел ангелов. Они спустились сверху, со стороны Холма, окружили и стали поднимать, возносить его на своих белых крыльях на небеса. 

 Эта глава стала моей спасительной отдушиной, секретным бомбоубежищем среди информационных бомб, гаванью умиротворения среди водоворота ненависти, что  у нас сейчас, в Украине. Если бы я не писал эту главу (как и предыдущие главы), было бы очень плохо душевно.  Времени вот только на занятия любимым делом стало совсем не хватать.

 



Голова краснокутовского сельсовета открыл глаза и обнаружил, что висит в воздухе, прямо над собственной кроватью. Это необычное состояние он переживал уже в третий раз (перед каждым контактом с пришельцами). Странность была даже не в том, что он висит, презрев закон тяготения, сколько в устойчивом ощущении, будто находишься между сном и явью, в каком-то параллельном мире. Ощущение абсолютно реальное! И в тоже время ум отказывался признать это состояние реальностью. Где в реальности можно висеть над собственной кроватью, – спрашивал себя голова, – а потом еще и ногами вперед через закрытое окно?!
Едва голова подумал об окне, как тут же ощутил, что его неумолимо тянет к окну. Именно ногами вперед! Вот он снова прошел через стекло, при этом не почувствовав ничего. Во дворе, в глубине сада, тускло светил мертвый неоновый свет.
Это была его третья встреча с пришельцами. Первая состоялось весной, где-то спустя месяц после погрома на стройке. Тогда же от него ушла жена. Он с горя запил. Ну и потом они явились. Конечно, после он пытался себе все объяснить выходом алкогольных паров – но все было так реально – а самым реальным был ужас, что он испытал тогда. Непередаваемый ужас!
Пришельцы положили его на какой-то крутящийся диск, что-то с ним делали, больно не было. Но ледяные когти страха постепенно отпустили душу. И больше ничего он с той первой встречи не помнил.
В начале лета была вторая встреча. Все совсем иначе. Во-первых, в тот день он очень ясно почувствовал, на уровне интуиции – сегодня придут опять они. В глубине души он уже желал контакта. Он уже не боялся пришельцев; ну, почти не боялся.
Во время второго контакта пришельцы общались с ним на чистом земном языке. Слова звучали прямо внутри него. Они ему сказали, что прилетели из звездной системы Сириуса. (Звезда Сириус А) Они его даже на корабль свой брали. Это он помнил совсем смутно: в космической пустоте висело огромное нечто, похожее на чудовищное яйцо, гигантский кокон размерами с крупный астероид. Его, кажется, втянуло прямо в стену корабля, он долго летел по мрачноватому коридору, с серыми как бы пористыми стенами и высоким сводчатым потолком. Куда-то влетел… Что было дальше, он уже совсем не помнил.
Теперь он не сомневался в том, что это контакт. Космос, НЛО, пришельцы, Сириус – председатель с головой погрузился в Интернет. До этого он почти не интересовался космосом. Ну, разве что с гордостью помнил первого советского космонавта Гагарина и первого советского космонавта, совершившего выход в открытый космос – Леонова. Космос у головы был прочно связан с Советским Союзом. Это был именно советский космос. И когда Союза не стало, то как бы и космоса не стало. Голова перестал даже на звезды глядеть. 
Но теперь он прекрасно знает, где на ночном небе находится Сириус (еще месяц-полтора и красавец Сириус появится на осеннем небе). Теперь бы не забыть спросить: кто они и что им, собственно, надо?
Пришельцы ждали его возле летней беседки в центре сада, беседка была хорошо скрыта от посторонних глаз. Тусклый мертвящий свет исходил от большой сигарообразной платформы, она висела в метре над землей. Три темных кокона, похожие на большие, чуть больше человеческого роста яйца, неподвижно покоились на матовой поверхности платформы-диска. Голова уже знал, что в таких коконах пришельцы прибывают на землю со своего корабля.
Пришельцы синхронно помахали голове руками, в знак приветствия – отточенные, механические движения. Затем сделали шаг и сразу же оказались около головы, а тускло-мерцающая платформа с коконами куда-то исчезла. Теперь пришельцы и сами тускло замерцали таким же светом, что и исчезнувшая платформа. Около минуты гости из космоса молчали.
Они словно давали возможность разглядеть их лучше, чем голова и воспользовался. После первого контакта он вообще не запомнил пришельцев. Немного разглядел после второй встречи. И вот тоже чувство, что и в прошлый раз: какое-то совершенно ненормальное, неестественное человекоподобие.
Да, есть две руки и две ноги, прямоходящие, рост человеческий. Дальше сходство с чем-либо человеческим кончается. Фигуры инопланетян «затянуты» в нечто вроде черных непроницаемых комбинезонов. Но сами «комбинезоны» выглядят как-то зыбко и не совсем материально проявлено, как кляксы.
Голограмма, виртуальный образ – решил про себя председатель. А вот головы космических гостей, «лица» – вполне реалистичны. Но как раз в них нет человекоподобия. И выглядят они жутковато: рта нет, ушей нет, волосяного покрова также нет. Вместо носа хоботы, длинной сантиметров 30-40. Глаза огромные, круглые, без век и бровей; жуткие. Глаза тускло светятся изнутри, как будто внутри черепа у пришельцев небольшая лампочка.
«Лица» пришельцев напомнили председателю противогазные маски, с обрезанными болтающимися шлангами. Скафандры – догадался голова и подивился своей сообразительности. Наверное, пришельцы лишены какого-либо сходства с людьми, кроме формы голов. Вот почему тело они делают виртуальным, голограммой, а головы реальны, но облачены в скафандры…
– Народ Дорн приветствует тебя, землянин, – голос звучал глубоко внутри, где-то на уровне затылка; обычный земной голос и говорил он на чистом русском.
– Дорн, – тихо повторил голова. – Значит, вас можно называть – дорны. Как мы – земляне.
– Нет, – отрезал пришелец. – Мы Дорн. Вместе, коллективно: один большой Дорн. Каждый, в отдельности, маленький дорн, часть большого Дорн. Поэтому каждый и все вместе всегда – Дорн. И больше никак.
– Не понимаю, – замотал головой председатель. – Дорн, это название вашего народа, планеты, или что-то другое?
– Вам тяжело понять, землянам, вы порабощены индивидуальностью, вы разобщены на враждующие классы, партии, на бедных и богатых…
– А у вас, – обрадовался голова знакомой теме, – у вас, значит, нет эксплуатации, нет этих проклятых финансовых пирамид, капиталистических корпораций и гражданских войн… Кажется, я понял, Дорн, это нечто вроде того, что у нас, в Советском Союзе, называлось коммунистическое человечество. 
– Да, землянин, ты начинаешь понимать. Но Дорн больше, чем ты сказал. И все потому, что мы давно отказались от порабощения индивидуальностью, поэтому мы теперь Дорн… Но пусть лучше скажет тот, кто может говорить как весь Дорн, в целом. Идем, землянин, он ждет тебя на корабле, Дорн в целом, Дорн в Нуле.
Они почти мгновенно переместились на тускло-матовую сигарообразную платформу. Стало темно, видимо голову погрузили в кокон. Короткое беспамятство. Очнулся он уже в знакомом коридоре, он стремительно летел сквозь него – серые, пористые стены, плавные изгибы. Он влетел в просторное помещение, очень большой зал с полусферическим куполом и гигантским обзорным экраном, на котором ярко горели, не мигая, звезды. В середине зала вращался, изгибаясь, огромный черный смерч. Слышался сухой шелест, как от струящегося песка.
Смерч состоит из тысячи, десятков тысяч Дорн. Более странную картину голове не доводилось видеть – смерч не просто состоял из множества Дорн, он сам являлся самостоятельным, живым существом. Председатель сразу понял, что это и есть Дорн в Нуле.
Каждое отдельное дорн, из которого состоял смерч, было размерами с очень крупную летучую мышь. Хорошо было видно головы с огромными круглыми глазами без век; головы были теперь без хоботов. А вместо зыбких тел – темно-серая дымка, как туман.
Смерч изогнулся, принял шарообразную форму, вытянулся и превратился в огромную человеческую фигуру в сутане. И исчез. Голова был один среди огромного молчаливого зала. И вдруг стоящее на возвышении кресло повернулось. В кресле сидело существо в сутане – на этот раз обычных человеческих размеров, во плоти, только лица не было видно. Председателю показалось, что лица там нет совсем, вместо лица бездонная космическая пустота.
Существо в сутане встало и приветливо протянуло руки навстречу голове. Послышался спокойный, ровный голос:
– Здравствуй, землянин, тебя приветствует Дорн в Нуле.
Опережая немой вопрос головы, Дорн в Нуле сказал:
– Ты находишься в командной рубке нашего космического корабля. А я, Дорн в Нуле, есть энергетический разум, мозговой центр корабля.
– Вы капитан корабля?
Голове показалось, что существо иронично усмехнулось.
– Нет, конечно. Ты мыслишь в понятиях земной индивидуальности. Я являюсь целым; и в тоже время частью целого. Как каждый дорн этого корабля.
– А почему Дорн в Нуле?
– Нуль объединяет бесчисленные множества отдельных единиц. Но сам нуль не претендует ни на что. Он – пустота, полное отсутствие индивидуальности. И в тоже время в нем, нуле, заключена вся полнота отдельных единиц.
– Ах, да, – сказал голова, – понимаю. У вас, кажется, полный коммунизм, только математически выраженный. Как-то так.
– Хотя бы так, – согласился Дорн в Нуле, – но давай, землянин, перейдем к более конкретным делам. Мы не просто так здесь. И не просто так связались с тобой. Уже много тысяч лет наша цивилизация Сириуса А помогает вашей. У ваших писателей-фантастов это названо прогрессорством.  На самом деле все гораздо сложней, но суть схвачена верно: помощь нижестоящим цивилизациям.
– Корабль, на котором ты сейчас, уже давно находится в вашей Солнечной Системе. Мы наблюдаем за вами, и не только наблюдаем, но и помогаем вам строить более совершенное общество. Да, помогаем строить, а не стоим в сторонке. Мы вмешиваемся в ваши дела, но не так, как кажется вашим исследователем НЛО. Мы гораздо активнее и  ближе, чем они думают.
Дорн в Нуле замолчал. Голова поразился мертвой, абсолютной тишине, что стояла на корабле. Он посмотрел на немигающие россыпи звезд – ему представилось, что звезды внимательно слушают их разговор и ждут от него, обычного землянина, какого-то судьбоносного, космического решения. Дорн в Нуле заговорил снова.
 – Надеюсь, после всего сказанного ты не удивишься тому, что, например, Советский Союз – это был наш проект помощи вам. Ленин, кстати, был Дорн в Нуле. Вы первыми вышли в Космос. И должны были осваивать Космос дальше. Ваш великий изобретатель Королев, а он напрямую контролировался нами, так и хотел. Штурм космического пространства мобилизовал бы силы человечества, отвлек бы от гонки вооружений, открыл бы новые возможности, которые дремлют внутри вас. Люди, живущие в противоположном капиталистическом лагере, поняли бы, что в жизни есть вещи интереснее, чем погоня за материальными удовольствиями и деньгами. Лет через двести-триста вы бы и сами стали прогрессорами, как мы. Увы. Так не случилось. Королев умер. И ваши руководители отказались от освоения Космоса. По подсказке советников из вражеского лагеря они решили делать военные ракеты. Они поставили на гонку вооружения, и проиграли. Советский Союз рухнул, победила противоположная система. Что она принесла вам, ты знаешь лучше меня. Уже больше 20 лет эмиссары этой системы управляют вами.
– Да, уж, - вздохнул голова, – разруха, нищета, бандитизм, цинизм… и много-много еще чего. Плоды очень горькие.
– Совершенно верно, – согласился Дорн в Нуле. – Они не просто горькие, они смертоносные. Но главное не в этом. Противоположная система социального устройства, построенная на хищничестве, конкуренции и обмане, так же является плодом неземного разума.  Не так давно ваши писатели-фантасты спорили на тему, может ли высокоразвитая цивилизация нести семя зла. Да, может! Как ваши хищники рыщут по лесу, так и эти цивилизации рыщут по космическому пространству в поисках объекта вторжения. Таким объектом и стала ваша Земля. В отличие от нас эти существа не любят исследовать Космос. Найдя подходящую планету, они незаметно поселяются на ней, как правило, в аномальных или труднодоступных зонах. И живут, пока не убьют планету. Убив, отправляются на поиски новой.
При словах «аномальная зона» голова похолодел от дурного предчувствия. Ему показалось, что Дорн в Нуле хищно усмехнулся, довольный произведенным эффектом (если бы черная пустота под капюшоном могла усмехаться).
– Ты правильно подумал, аномальная зона Брамы, рядом с которой ты живешь. Вот почему мы обратились именно к тебе.
Дорн в Нуле махнул рукой, приглашая голову следовать за собой. Они поднялись на возвышение, на котором в одиночестве стояло самое обычное земное кресло. Прошли на выступающую вперед площадку. Теперь огромный обзорный экран окружал их со всех сторон.
– Смотри, – сказал Дорн в Нуле.
Черная бездна с россыпью ярких немигающих звезд пропала. Перед ними расстилалась окраина Красного Кута, виднелся дом Кольки из Брамы. Дом стремительно приблизился, «отъехал» в бок. Показалась пристройка. К двери пристройки подошел Колька из Брамы, вид у него был болезненный. Вот он открыл дверь, брызнули золотые искры. Внутри пристройки вращалось что-то странное, какая-то молния – яркий, золотистый смерч. Через несколько секунд картинка пропала. Вокруг опять была черная бездна Космоса.
– Это что, это во дворе у нашего чудика из Брамы? – голос у головы дрожал от волнения.
– Совершенно верно. Красивое золотистое вращение, что ты сейчас видел; он называет его Золотое Веретено – один из враждебных артефактов хищнической цивилизации. Нечто вроде Золотого Тельца, описанного в вашей Библии. Почитай на досуге. А пока, главное. Этот артефакт надо уничтожить, сжечь. Ваш Колька нашел эту штуку в аномальной зоне. Он, бедный, и сам не знает, насколько она опасна. Видел, какой болезненный вид у него? Но сам, добровольно, он никогда с ней расстанется. Посему надо осторожно, ночью, сжечь всю эту пристройку вместе с артефактом.
– То есть, сжечь? – растерялся голова, – Это ж криминал.
– Не бойся, землянин. Ты хозяин села, так ведь? Почему мы к тебе обратились. В твоих руках все. Найми людей, заплати. Насчет денег не беспокойся. У тебя в письменном столе есть деревянная шкатулка. Откроешь ее, там деньги, тебе хватит. Будет мало, дадим еще. А пока, друг, время контакта истекает. Более подробную информацию мы дадим тебе телепатически. Пора, землянин, пора. До встречи.
Дорн в Нуле взмахнул руками и мгновенно превратился в огромный черный смерч. Голову закрутило в этом смерче, все завертелось перед его глазами. Мгновение, он очнулся в собственной постели, с открытыми глазами. В окно мягко светила идущая на ущерб луна. Была вторая половина ночи.
А вдруг мне все приснилось: не было никакого контакта, корабля, Дорна в Нуле, был очень яркий, необычный сон – подумал голова с ужасом и облегчением одновременно. – Впрочем, это же легко проверить.
Председатель встал с кровати, прошел в соседнюю комнату и, включив настольную лампу, полез в письменный стол за шкатулкой. Руки его слегка дрожали.  Вот она, деревянная шкатулка, украшенная декоративной резьбой. Голова откинул крышку – на дне шкатулки лежала пачка денег, перевязанная бумажной лентой.
Голова нервно сглотнул – значит не сон, все на самом деле! Он аккуратно извлек деньги. Это были доллары, сотенные купюры, один к одному. Приличная сумма. А для обычных жителей Кута – огромная!
Доллары. Как он ненавидел эту резаную зеленую бумагу, поработившую мир. Как он ее ненавидел, и в то же время – любил. Ненавидел и любил одновременно. Нет, об этом противоречии он старался не думать.
– Ну, чудик, ну, дохляк, Колька из Брамы, – тихо сказал голова, пересчитывая деньги.


 Примечание: голова (укр.) - председатель, начальник.

 Точно! Спасибо! Как же не заметил. Верней, мне казалось, что исправил - во, как бывает. 

Прочитывала это как иронию, честно.
Не прошло, потому что таких иронических "маячков" в тексте нет больше, т.е. восприниматься будет как ляп. Хотя голова и описан слегка насмешливо, но оттенок другой, имхо. В юмористическом тексте, наверное, неплохо бы смотрелось.