Роза Мира — диалог культур и культура диалога

Брама самый удачный из найденных мной символов. Когда мне в голову пришла мысль-идея вставить в текст Браму, я чуть до потолка от радости не подпрыгнул.

Да, символ очень сильный. И даже имя для него найдено точное, говорящее (но не в лоб). Наверное, что-то похожее было в душе, когда пришло имя "Воздушный Замок" (с земными производными: воз - навоз - на-воз-дух - и пахнет свежим воздухом навоз - розы из навоза и т.д.). Имя может вытянуть не только сюжет за собой, но и целый новый мир... Если нам как-то удастся познакомить друг с другом Браму и Замок, как-то совместить эти две проекции одного Символа, то может родиться новый Объём... (Туман не всегда плохо, туман может быть и над океаном, не только над болотом.)

 

  Отец Иван вошел во двор к Капитану и остановился. С минуту он молча смотрел на  Дмитрия и Капитана, как бы в недоумении. А Дмитрий и Капитан молча смотрели на него, словно не веря до конца, что перед ними настоящий отец Иван.
А он пополнел, – думал Дмитрий, разглядывая старого друга. – Постарел немного, даже живот небольшой отпустил. Да, время неумолимо…
Батюшка пошевелился и воскликнул:
– Дима, и ты тут, не может быть!
– Я тоже тут! – прокричал с кухни Пестрый и высунул голову из форточки.
– Пестрый! – отец Иван всплеснул руками:
– Нет, это невозможно, это нереально. И самое нереальное то, что и я тут. Как же я рад! Даже не думал, что всех вас увижу еще раз, друзья!
И отец Иван поздоровался и обнялся с каждым. Особенно долго он здоровался с Пестрым – страж клятвенно заверял батюшку, что он точно не галлюцинация.
– Такого со мной давно не было, – отец Иван присел на скамеечку рядом с Димой. – Я сейчас… ну, в отпуске можно сказать. Был в районном центре, в гостях. Тут словно голову потерял. Вскочил в автобус и до Черноморки. Оттуда сюда, как на крыльях. Двенадцать километров по темноте отмахал, даже не заметил. И никого на дороге. Тишина.
– Очень хорошо, что ты решился навестить старых друзей, дорогой батюшка. Ты почти уже и не верил в наше существование, даже в мое, ведь правда? – Капитан улыбнулся. – Так что, Слава Богу, что ты решился на ночное путешествие. Это значит больше, чем ты думаешь.
– Подходит время союза, и старые друзья собираются снова вместе, – сказал Пестрый.
И только он это сказал, как во двор к Капитану вошел высокий человек, на голове у него была широкополая соломенная шляпа. Из-под шляпы виднелась длинная, отливающая в лунном свете серебром борода. 
Серебряный – сразу же вспомнил Дмитрий. – Боже, в каком он непривычном облике!
Серебряный походил на человека даже больше, чем Пестрый; разве что серебристая борода да толстая сучковатая палка в руках придавали ему несколько сказочный вид. Пестрый и Капитан почтительно поклонились Серебряному. Серебряный так же поклонился в ответ. И сразу же обратился к Диме и отцу Ивану:
– Добрались, долетели – Серебряный помахал руками в воздухе, как птица и рассмеялся. – Очень хорошо, что добрались! Время союза совсем близко. Но без вас история с союзом будет неполной. А может, и совсем не состоится.
– Хорошая история начинается с хорошего ужина, – произнес знакомый всем голос. – Пестрый, ты нас не уморишь голодом?
Во двор к Капитану входил некто, в длинном зеленом балахоне. Вошедший откинул капюшон – это был Клен.
– Отшельника не будет, – сообщил Клен, – тяжелая обстановка на западном грозовом фронте. Пришельцы едва ли не войну развязали.
– Да, – отозвался Пестрый, – мы с Капитаном в курсе новостей.
– В Одессе наводнение, – сказал Капитан, – ураган, поваленные деревья. В Херсоне тоже ураган.
– В районном центре женщину молнией убило, – добавил отец Иван.
– Вот почему, друзья, Отшельник никак не может быть, – заключил Серебряный. – А жаль.
– У нас в городе тоже сильнейшая гроза была, – сказал Дмитрий, – меня ведь громом оглушило, потом я с Отшельником встретился, попал в Браму и уже сюда.
Отец Иван с недоверием посмотрел на Дмитрия:
– Ты что, точно Отшельника видел и сюда таким странным способом добирался?
Дмитрий кивнул.
– Расскажешь?
– Расскажу…чуть позже. Я что хотел спросить: здесь как будто и не было никакой стихии?
– Вчера хороший ливень прошел, но без экстрима. И жара сразу спала, – ответил Капитан и добавил, – конечно, спасибо Отшельнику.
Ужинать сели прямо во дворе. Ночь была теплой, тихой, безветренной. Сказочная ночь! Мягкая полная луна плавно перемещалась в западную часть неба.
Все было приготовлено просто и очень вкусно. Та же вареная картошка, со всякими там специями и приправами, наподобие той, которой Капитан нас угощал во время первого знакомства. Только теперь в этом «фирменном блюде» появился новый необычный привкус, видимо, что-то из мира стражей, какая-нибудь трава. Присутствие стражей выдавал и экзотический салат, из фиолетовых листьев и чего-то еще, необычайно вкусного и пахнущего морем. И, конечно же, чудесная печеная рыба, приготовленная специально для Дмитрия и отца Ивана.
Покончив с рыбиной, отец Иван долго тер пальцы салфеткой, внимательно разглядывая Капитана.
– Дорогой Николай, – сказал он, – извини, но ты, кажется, неважно выглядишь. Сильно сдал.   
– Да, батюшка, сдал, – ответил Капитан. – Сердце немного прихватывает, но это мелочи. На самом деле, живу как у Христа за пазухой. Впрочем, все покажу и расскажу, – и Капитан загадочно улыбнулся.
– Посмотреть есть что, – добавил Пестрый и подмигнул Дмитрию и отцу Ивану.
– Скукотища, – сказал Клен, – но ужин вкусный. Да, друг Капитан, друг Пестрый, расскажите хоть в двух словах, что тут за девять лет интересного случилось. Пока наш уважаемый Серебряный не созреет. – (Серебряный, запустив свою шляпу куда-то на вершину дерева, самозабвенно уплетал картошку) – У наших гостей наверняка много вопросов.
– С удовольствием, – ответил Капитан. – Так, Дима один вопрос задал. Теперь очередь отца Ивана, прошу, батюшка.
– Хорошо, – сказал отец Иван, принимаясь за вторую рыбину, – как служитель культа, я вначале по церковной линии спрошу… Ну, во-первых, как тут с церковной жизнью, как священник? Вот. И второе: появлялся ли иеромонах Василий?
– Насчет церковной жизни, ее как бы и нет. Третий батюшка за девять лет.
– Не приживаются попы в этой дыре, – тут же прокомментировал отец Иван.
– Этот, последний, увы, самый худший. Полная противоположность иеромонаху Василию, действительно, обновленец какой-то. К службе холоден, так что в церковь почти никто не ходит. Зато коммерсант не хуже головы нашего. С головой вместе они и спелись… Теперь про иеромонаха. В селе он так и не появился. Но аномальную зону покидал, где-то на пару месяцев. Еще тогда, после вашего отъезда. Потом обратно вернулся в свои катакомбы и больше из них не выходил. Удивительно, но не только люди все с ним остались, но и часть гномов обратно к нему вернулась. Им даже их священный Раха-а-ахалд не помог. А самое удивительное – иеромонах постепенно превращается в гнома. Добровольно! Сам!
– Впрочем, сидел он со своими гномами до недавнего времени тише воды ниже травы. А весной этого года внезапно напомнил о себе, гномы разгромили стройку головы возле Брамы. Дима видел, расскажет.
– М-да, – многозначительно промычал отец Иван, – превращается в гнома. Слышал бы такое мой епископ. М-да, сказка началась… Кстати, а голова тот же, что тогда был?
– Да, тот же самый, переизбрался. И все такой же коммерсант и коммунист. И еще, после разгрома стройплощадки возле Брамы, он как бы слегка умом тронулся. Так в селе говорят. Якобы с инопланетянами общается.
– Да, одно общение точно было, – добавил Клен, – мы проследили. Понятно, что инопланетяне, это пришельцы. Именно они вышли на вашего голову. Что-то замышляют. Боюсь, как бы сюрпризов еще этот голова нам не принес. Время союза между нашими народами уже совсем близко.
– Да, друзья, союз, – внезапно воскликнул Серебряный звонким мальчишеским голосом, затем свистнул по-птичьи и хлопнул в ладоши. С дерева плавно опустилась и легла ему на голову большая соломенная шляпа.
– Ну, что, молодая поросль, – продолжил Серебряный, – самое время для чая и приятных новостей. А новости такие, время союза, который вы, друзья, ждали долгих девять лет на подходе. Осталось нам всем совершить прекрасное путешествие к Другому Берегу. И там, возле Другого Берега, наш союз окончательно благословится…
– Так значит опять лезть в Браму? – спросил отец Иван, и все присутствующие на ужине услышали нотку сожаления в его голосе.
– Да, другого пути пока нет, – ответил Клен.
– И что, это так прямо необходимо? Я не могу понять, в чем смысл нового похода? Девять лет назад вы говорили: надо обязательно дойти до Истока и тогда союз состоится. До Истока мы дошли. И теперь выясняется, что союз так и не наступил. А чтобы он наступил надо снова лезть в Браму.
– Отец Иван, тебя что-то смущает? – поинтересовался Капитан.
– Да нет, – уклончиво ответил батюшка, – и время как раз есть свободное, и я здесь… просто, просто голос здравого смысла. Тогда шли, опять идти.
– О каком здравом смысле речь?! – воскликнул Дмитрий, – раз мы уже здесь. Лично я «за» руками и ногами. Путешествие к Другому Берегу, что может быть прекрасней!.. Да, и я говорил Отшельнику нечто похожее: девять лет и ничего, полное молчание наших друзей, где же обещанный союз? Девять лет большой срок, для людей. Многое, очень многое из прошлого путешествия забылось. Но, отец Иван, красота Другого Берега, его непостижимость, прекрасное пение Сиринов и Алконостов – это я не забуду никогда. Никогда! Вспомни, мы были как в Раю!
– Как в Раю, – задумчиво повторил отец Иван.
– Друзья, поверьте, эти девять лет и для нас оказались очень непростыми. Мы и представить не могли, что все настолько запутано с вашим народом, а сопротивление темных сил такое яростное, – сказал Клен. – Теперь, после всего, мы не можем проиграть; а для того что бы победить, вам, человекам, нужна твердая вера в то, что наши слова о союзе не пустые. Вот почему так необходимо путешествие к Другому Берегу. Это путешествие изменит вас навсегда. Я говорю со всей определенностью, после Другого Берега в сердце не будет места забвению, унынию, нелепой и едкой жалости к самому себе. Нет, не будет!
– Все верно, простите – сказал отец Иван после небольшого молчания, – еще не до конца отошел от житейской суеты.   
– Я понимаю тебя, – Серебряный снял свою соломенную шляпу, покрутил в руках и опять одел. – Слова словами, а, как у вас говорят, факты упрямая вещь. Сейчас дорогой Капитан нам кое-что покажет, и потом продолжим наш разговор.
– Да, – самое главное, – воскликнул Капитан. – Идемте.
Все встали и прошли под навесом к неприметной пристройке в задней части двора. Капитан осторожно открыл дверь. В ночной сад брызнул мягкий золотой свет. Отец Иван и Дмитрий с трудом верили своим глазам – в небольшой и очень чистой комнате вращалось, разбрызгивая золотые прохладные искры, Золотое Веретено.

  Выкладываю следующую главу:
 

Капитан еще не успел осесть на землю, как к нему на помощь кинулся Пестрый. Не добежав до Капитана, он провалился почти по пояс в какую-то яму.
 – Что за напасть! – воскликнул Серебряный.
 – Еще вчера здесь ничего не было, – сказал Пестрый, выбираясь из ямы.
Капитан уже сидел, прислонившись спиной к дереву и полуприкрыв глаза.
– Какой же я балбес, – корил он самого себя, – какой же я наивный балбес! Ну, надо же, нашел место, где кристалл прятать. Болван!
– Ладно-ладно, дорогой друг, – обратился Серебряный к Капитану, – не стоит себя так мучать, нам твое здоровье дороже всех даров. – Серебряный снял свою шляпу, помахал ей в воздухе и сказал, пытаясь придать своему голосу прежнюю бодрость, – пойдемте, чаек попьем, подумаем, как дальше быть.
   Пестрый с Кленом аккуратно приподняли Капитана.
– Я, кажется, догадываюсь, кто это сделал, – сказал Клен, – и почему этот кто-то сумел обойти защитную завесу Раориры.
Отец Иван растерянно подошел к краю ямы:
– Тут целый подкоп.
– О, да, подкоп, – подхватил Серебряный, – а копать у нас мастера кто? Они, Серые. Вы помните Серых? – обратился Серебряный к Дмитрию и отцу Ивану.
– Серые, да, вспоминаю, – сказал Дмитрий, – котлован, домики, норы… один Серый был у Отшельника дома. Такая странная большая кошка с человеческим лицом...
– Вот-вот, – перебил Дмитрия Серебряный, – идемте, друзья, это и обсудим.
Капитан и его гости двинулись к дому, за стол. Капитан был еще слаб, его поддерживал за руку Пестрый. Шли в гробовой тишине – процессия чем-то напомнила Дмитрию траурную. Перемена настроения была разительной: еще несколько минут назад Капитан с восторгом демонстрировал дары стражей. И на тебе.
Перемену настроения почувствовала и Раорира; длинные листья деревца обвисли, белые блики-огоньки на них погасли. Серебряный на какое-то время задержался у деревца, попросив друзей идти за стол.   
– Так что все-таки пропало? – спросил отец Иван стражей и Капитана, после того как все, кроме Серебряного, вернулись под навес.
– Кристалл, – вздохнул Капитан, – третий дар.
– Чему быть, того не миновать, – философски заметил Пестрый. – Никто не мог знать, что кто-то сможет пройти защиту Раориры. Мы даже об этом не думали, представить такое не могли! Но раз так произошло, очевидно, что в этом есть определенный смысл, который откроется в будущем. 
– Спасибо, друг Пестрый. Ты меня успокаиваешь. Само собой, все что ни делается, все к лучшему. Но все же многих вещей можно избежать, если быть осторожным.
– Если и была ошибка, – сказал Клен, – то только с нашей стороны, Капитан. Мы поторопились с третьим даром. Вот и все. Дар был преждевременен.
– Так что это за кристалл? Или тайна? – вновь спросил отец Иван.
– Живой кристалл, – ответил Пестрый. – Капитан его так и назвал – Живоглаз. Это кристалл, который может научить ваш народ общаться и видеть друг друга на любом расстоянии, путешествовать в другие миры, без всякой вашей техники. Так в свое время учился народ стражей. Но мы давно уже обходимся без этих живых кристаллов.
– Общаться на расстоянии, летать в другие миры, – поморщился батюшка, – извините, но дешевой эзотерикой отдает.
– Отдает, – согласился Капитан. – Но есть одно «но»; Живоглаз делится своей силой только по мере нравственного роста личности, по мере развития чистоты и ясности сознания. И никак иначе.  А это уже далеко не дешевая эзотерика, которая обещает, что будешь, мол, летать в астрал не напрягаясь на родном диване.
– Можно, конечно, заставить Живоглаз служить себе насильно, – добавил Клен. – Но для этого надо самому обладать очень сильным духом. Вряд ли такие есть среди человеков. А вот среди пришельцев – есть.
– Хорошо, – не сдавался отец Иван, – а как можно одним камнем облагодетельствовать все человечество?
– Живоглаз способен воспроизводить самого себя.
– Размножаться, – спросил Дмитрий.
– Нет. Воспроизводить… пожалуй, ближе всего это к делению… м-да… В этом кристалле столько загадок… Только где он теперь, – Капитан мучительно вздохнул, – в чьих руках, сколько бед это принесет?
– Живоглаз обладает собственным сознанием, – невозмутимо сказал Клен, – и со временем, в плохих руках, он заблокирует свои свойства. Только вот, сколько на это уйдет времени, у кристаллов очень медленная реакция. 
Появился Серебряный.
– Отдыхаем, молодая поросль, – сказал он немного повеселевшим голосом, – ну что ж, новости не самые плохие. Да, кристалл в руках у Серого. И кристалл был им похищен, можно сказать, по подсказке пришельцев. Это плохо. А хорошо то, что этот бедняга, который, кстати, копал почти месяц со стороны кривого овражка; он теперь очень, очень не хочет кристалл кому-либо отдавать.
– Пока кристалл в руках Серого, это не страшно, – продолжил Серебряный. – Неподготовленному серому сознанию это ничего не даст, кроме, это, как его…
– Галлюцинаций, – подсказал Капитан.
– Да, галлюцинаций, не больше. Но вот если кристалл в руки темных попадет… о друзья, каждый наш шаг тогда будет им известен. Поэтому надо, во что бы то ни стало этого Серого найти быстрей, чем его обнаружат пришельцы…
Теплые приятные волны бежали по гибкому худому телу Шимассы. Он смотрел на играющие в свете луны блики и грани кристалла и вспоминал свое детство. Прошло уже немало лет и очень многое в памяти стерлось. Память стала особенно подводить его после Кургана, где он почти год провел в рабстве у пришельцев. Пришельцы пичкают своих рабов «плесенью забвения». После нее обычны провалы в воспоминаниях. И вот волшебная сила волшебного кристалла заново воскрешает ему то, что он потерял в первую очередь – память детства.
Как будто бы все было только вчера, а не много лет назад: большой человеческий город – они жили на его окраине, возле прекрасного своей запущенностью пустыря, прямо под городской библиотекой. Да, папа знал, где обустраивать нору, папа предвидел – лишний ум тебе в будущем не помешает, – говорил папа и был как всегда прав. Мозги у Шимассы отменные, не раз его выручали. Вот что значит детство под библиотекой.
Шимасса вглядывался в играющие загадочными колдовскими огоньками грани кристалла. Перед его глазами вставали яркие картины из давно забытой жизни, каждая картинка несла в себе целый букет эмоций, также давно забытых. И все это давало такую полноту жизни, о которой он и не подозревал.
Вот папа где-то украл детский калейдоскоп. Трубка из толстого картона, как подзорная труба, только вместо объектива цветные стеклышки. Он вспомнил ее так отчетливо, вспомнил даже, какой рисунок был на трубке. И как он целыми днями разглядывал загадочные колдовские узоры.
И кристалл у них в норе был. По форме похож на этот, но меньших размеров. Его мамаша украла еще до его рождения. Впрочем, сравнивать нельзя; то была обычная стеклянная подделка, а здесь…
Шимасса оторвал глаза от играющих колдовских бликов и едва не закричал от ужаса – он был не один. На обрывке тонкой металлической трубы, что торчала из стены, сидел местный поп Борис и сурово смотрел на него. (Краснокутовский батюшка каким-то немыслимым образом разместился  на крохотном кусочке тонкой трубы.)
Шимасса быстро закрыл кристалл лапами. 
–  Отдай его мне, – сказал отец Борис монотонным замогильным голосом. Не меняя своего положения на трубе, он протянул в сторону Шимассы руку. Рука каким-то неестественным образом стала удлиняться, растягиваться, словно резиновая. Шимасса схватил кристалл и кинулся с ним к выходу из норы. Но перед тем как покинуть нору, он оглянулся – никакого отца Бориса на трубе не было.
Какое-то время Шимасса стоял, боясь пошевелиться и слушая, как бешено колотится сердце. Поп Борис больше не появлялся. Шимасса осторожно вернулся к столику. Еще немного посидел, держа завернутый в тряпку кристалл в лапе, чтобы сразу с ним бежать, если появиться поп. Однако тот так и не появился.
Постепенно к нему вернулась способность думать. Включив свои «отменные библиотечные мозги» он сразу же понял, что с ним только что было. Он даже слово об этом знает, из умных человеческих книжек – галлюцинация.
Конечно это она, сколько он этих галлюцинаций в Кургане пережил. Обманные образы кажутся такими настоящими, даже говорящими и осязаемыми; однако стоит прекратить их воспринимать всерьез или просто поменять свое положение в пространстве (как он сейчас сделал), и обманные образы тают.
Все ясно – заключил Шимасса, – Живоглаз (так тебя называют), испытывает меня на прочность. Мол, а достоин ли ты, Шимасса, хранить такую дорогую вещь. Одно ведь дело украсть, другое сохранить… Что ж, я докажу, что достоин, Шимасса теперь никого не будет бояться.
Он снова извлек Живоглаз, положил на него свои лапы и попытался войти в прежнее состояние. Увы, воспоминаний из детства больше не было. Вместо этого Шимасса обнаружил себя в пустом и пыльном коридоре, с высоким сводчатым потолком. Это был Коридор Забвения, он сразу его узнал. Так этот коридор называют пришельцы. Он и другие пленники Кургана много раз по нему бродили под воздействием плесени.
И вот опять Шимасса в том же коридоре, опять он бесцельно бредет куда-то, и в голове гвоздем сидит одна мысль: выхода нет, ибо выход отсюда один, смерть и полное забвение. Забвение…
Обычно Шимасса доходил по Коридору до определенного места – это был внезапно открывшийся ему какой-нибудь уютный закуток, застеленный тряпьем – он зарывался в тряпье и сладко засыпал, чтобы опять проснуться в ненавистном Кургане.
Вот и в этот раз Шимасса дошел до такого закутка, и собирался было ложиться спать, как вдруг его пронзила необычно острая мысль: из коридора есть выход, а значит, есть выход и из Кургана. Надо только найти дверь. Только он подумал о двери, как увидел эту дверь в стене (как же он раньше ее не видел!), дверь была приоткрыта, яркий солнечный свет струился из-за двери, свет остро пах детством.
Шимасса ринулся к спасительной двери и вдруг почувствовал, как кто-то держит его за левое плечо. Он попытался освободиться, дернулся и обнаружил себя в своей норе. На его плече лежала холодная лягушачья лапа. Шимасса медленно повернулся, странное существо стояло за его спиной. У этого существа были перепончатые лягушачьи лапы, длинные тонкие ноги, короткое туловище с большой головой и огромная беззубая пасть.
– Отдай мне Живоглаз, – прошамкало чудовищное существо.
В первое мгновение Шимасса не на шутку испугался. Но потом страх как рукой сняло, тут, видимо, Живоглаз стал ему помогать, Шимасса не узнавал самого себя
– Ты призрак, ты мой собственный страх, брысь! – зашипел он и плюнул на чудище. И чудище исчезло. А он, забыв всякую осторожность, дерзко захохотал – нет, никому я тебя не отдам, – сказал он кристаллу, – ты мой, мой!
Шимасса закрыл глаза и крепко прижал Живоглаз к груди. Под его ногами качнулся пол. Он полетел, но не вниз, как бывало под плесенью, а вверх, сквозь потолок своей норы, сквозь крышу, выше и выше, прямо к далеким мерцающим звездам.
Шимасса был свободен.   

  Спасибо, Елена!
 

Все мы скорее из-под библиотек

  Вот-вот.

  Идем с Капитаном дальше. Пространство повести расширяется, появляются новые, очень важные герои. Вот один из них:

 
Отец Борис беззаботно кружился в прохладном ночном воздухе. Давно он не ощущал такой радости и такой свободы от полета. Внизу смутно проглядывали сельские хаты, едва различимые в белесом сумраке.
Отец Борис окинул взглядом небеса. Небеса виделось как-то нечетко, смазано – только чудесное голубоватое сияние Луны, в котором утонуло все остальное. Но сам земной спутник почему-то оставался невидимым. Сколько он ни крутил головой, Луна все время оказывалась где-то сбоку и никак не хотела попадать в поле зрения, словно пряталась от него. Это насторожило отца Бориса. Не принял ли он самый обычный яркий сон за внетелесный опыт, за «фазу» . Такое бывает, и не только у новичков. 
Он поискал глазами знакомый ориентир – свою собственную церковь. Как таковой церкви, как храмового здания, в Красном Куту никогда не было. Вся церковь занимала одну большую комнату на втором этаже закрытого детского садика. И этот садик было хорошо видно, по крайней мере с того места, где он жил.
Отец Борис быстро сориентировался на месте и очень скоро разглядел хорошо знакомый темный контур двухэтажного здания, стоящего особняком от других домов. Чтобы окончательно убедиться в том, что это не сон, он несколько раз поворачивался в другую сторону, прокручивался вокруг оси и всякий раз находил здание на том самом месте, где ему и положено быть.
Отец Борис облегченно вздохнул: нет, не сон, во сне все течет и меняется… Он еще раз поглядел на крышу садика, стараясь четко зафиксировать ее в памяти, и вдруг вспомнил главную цель своего путешествия: он же хотел получше изучить эту тварь!
С тварью он столкнулся совершенно случайно, во время прошлого путешествия. Прямо в собственной церкви. Что-то гибкое, похожее на очень большую кошку метнулось тогда на него, прямо из алтаря, он не на шутку испугался, едва не вылетел с «фазы». Но тварь испугалась гораздо больше его. Она отчаянно заметалась по церкви, пока не провалилась под пол. Отец Борис последовал за ней. И оказался в небольшой комнатке, кажется, это была подклеть под лестницей в церковь.
Интерьер комнатки просматривался очень смутно, все сливалось в серой пелене. Он долго тер свои ладони, пристально всматривался в окружающие его предметы; зрение немного обострилось, он с трудом разглядел нечто похожее на столик и топчан. Наконец, увидел саму тварь. Она притаилась у противоположной стены, за топчаном.
– Киса, иди сюда, – сказал отец Борис как можно более мягким голосом, – кс, кс, кс… «Киса» в ответ зашипела и кинулась прямо сквозь стену прочь. Как оказалось, у твари была потаенная дверь…
Отец Борис попытался восстановить в памяти комнату, из которой тогда ускользнуло это существо. Ему удалось это довольно быстро (на память он никогда не жаловался), он вспомнил все, вплоть до мельчайших подробностей. А потом дал себе мысленную команду. И тут же почувствовал, как стремительно перемещается в пространстве.
Через несколько секунд он оказался в подклети. Тварь была на месте и, что странно, совсем на него не реагировала. Она сидела на стульчике (совсем как человек) и покачивалась, словно в трансе. Лапы у существа лежали на столике и в этих лапах что-то ослепительно блестело.
Это был сияющий камень, многогранный кристалл. Грани кристалла переливались и манили едва выносимым для глаз сиянием, притягивали запредельной тайной и глубиной – в это сияние, в эту небесную глубину было невозможно не влюбиться. Отец Борис забыл обо всем, он, не отрываясь, смотрел на чудесный камень. Смотрел, зная (хотя и не мог понять откуда), что это за камень!
Нет, это не простой камень, с помощью этого камушка можно такие дела вершить, путешествовать по таким непредставимым мирам мироздания; можно творить такое, что его фаза по сравнению с возможностями этого кристалла – детский лепет. Да это же!.. И камень, конечно же, этой «киске» не принадлежит. Камень краденый.
Отец Борис и сам не понял, когда успел переместиться к стене напротив сидящей твари. Еще и примостился на торчащую из стены трубу. Дальше все произошло стремительно: существо открыло глаза и увидело его. В глазах человеко-кошки появился ужас. Отец Борис выкинул вперед руку (он совершенно не обдумывал свои действия) и грозным голосом потребовал отдать ему кристалл. Рука при этом как-то неестественно стала удлиняться, однако это его совсем не беспокоило.
Тварь вскочила и дико завизжала. Это был невыносимый визг! Этим визгом отца Бориса сбило с трубы, закрутило, и через мгновение он очнулся в собственной постели… Он лежал с открытыми глазами, на правом боку. Надо бы снова попытаться по горячим следам войти в «фазу» и достать эту тварь… точнее, то что у нее было в лапах – камень, кристалл! Надо, но на него внезапно навалилось ватное бессилие, и даже какой-то безотчетный страх. Нет, ему явно было не по себе. 
Он закрыл глаза и сразу же пред ним заиграли грани этого проклятого камня. Он хотел его. И одновременно этот непонятный страх, как предупреждение что ли. Чем больше он желал камень, тем сильнее на него из ночной тьмы надвигался страх. Он резко открыл глаза. Какое-то мгновение на него смотрело нечто – оно было похоже на черную оскаленную африканскую маску (такие маски коллекционировал на его прежнем приходе один из прихожан). Мираж растаял.
Отец Борис несколько раз глубоко вздохнул и даже перекрестился. Неужели я угодил на крючок к темной силе, – с тоской подумал он, – вот так вот банально и просто. Заигрался. И мои собратья, батюшки-ортодоксы правы. Получается, правы! Нельзя туда лезть, нельзя. Ничего нельзя. Путь закрыт. Воздух во власти духов злобы поднебесной, да и в космос они же не пускают нас. На луну, хе-хе, и то не пустили.
И, конечно же, все эзотерические практики от сатаны. Ничего нельзя. Остается безмерное терпение и смирение – изо дня в день однообразное служение, требы, бабки, глушь. Изо дня в день, изо дня в день одно и то же…. Отец Борис едва не завыл с тоски.
Успокоиться! – приказал он себе и глубоко задышал. Ничего, разберемся. Разберемся. С чего все началось, где может быть ошибка, или наоборот, знак судьбы.
Отец Борис занялся уже привычным просмотром своей жизни. К тому же это занятие сейчас и успокаивало. Он листал свою память, как книгу. Каждая глава – целая эпоха безвозвратно канувшая в пучину, словно сновидение, словно одна из прожитых жизней. И в то же время – это все он, сновидящий отец Борис, сосланный епископом в эту дыру.
Он листал книгу своей жизни: студент авиационного института, инженер на советском авиаремонтном заводе, примерный семьянин. Еще немного - и на дворе горбачевская перестройка, смутные надежды и ожидания. А потом случился Бердяев, с которого началась другая жизнь, и совсем другая глава книги. Вот короткие страницы духовного поиска – «ивановцы», «рериховцы», Шри Чинмой, Шри Ауробиндо, Ошо, Кришнамурти; наконец, долгая пристань – Карлос Кастанеда, осознанные сновидения, неповторимый вкус свободы. И горечь поражения.
Следующая глава: церковь, священство, жажда миссионерства. Увы, миссионерство оказалось иллюзией, даже вредной, никому в епархии ненужной ересью. Жажда миссионерства вылилась в книжный бизнес… Бизнес. Вот откуда идет роковая полоса, приведшая его сюда, в аномальную, кстати, зону. Да, но какой ценой… Книги поначалу не приносили большого дохода, а вот когда полноценная церковная торговля пошла, тогда и пошли деньги и все, что с ними связано – зависть, ненависть, трения с епископом. А потом, почти восемь лет назад, ночью, он потерял в автокатастрофе всю свою семью.
Полгода ходил как мертвый. Но эти полгода стали его первой, по-настоящему серьезной переоценкой всей жизни. Сюжет книги жизни как будто совершил спиральный виток – он снова вернулся к своей сновидческой практике, только теперь делал все осторожно, это стало частью его ночной, тщательно скрываемой от всех жизни. Ночная жизнь давала силы для жизни дневной. Он реанимировал свой бизнес. И вот здесь как раз потерял всякую осторожность, даже шел на риск намеренно. В итоге, окончательный разлад с епископом, и вот он в Красном Куту, уже почти полгода…
Отец Борис занялся просмотром книги жизни в обратном направлении и незаметно задремал. Ему снился самый обыкновенный сон,  в котором он был студентом авиационного института, и на дворе была брежневская эпоха, и они пили в общаге вино, и кто-то из его собутыльников рассказывал ему о каком-то Живоглазе.
   
   Примечание: фаза – новомодная практика выхода из тела в момент между сном и явью. Основатель этой практики Михаил Радуга. Иногда фазой называют осознанное сновидение, что, на мой взгляд, верно только отчасти, так как осознанное сновидение не всегда является внетелесным опытом.

  А теперь следующая, 10 глава:

 
Птицы напоминали стремительно летящие языки огня в темно-синем утреннем небе. И все же это были птицы, самые обычные птицы; с причудливыми кисточками на головах и длинными роскошными хвостами.
Немного не долетев до Брамы, стая огненных птиц стала круто разворачиваться. Птицы курлыкали, как журавли, только гораздо красивее, мелодичней. Дмитрий понял, что так птицы приветствуют их. И точно: стражи и Капитан стали махать в ответ руками, а Серебряный с Кленом еще и прокурлыкали, точь-в-точь как огненные птицы.
В этот миг Дмитрий почувствовал, как внутри него что-то сместилось. На какое-то мгновение он увидел себя в стае огненных птиц, он стал огненной птицей. Ему казалось, что он внутри беспредельного светоносного шара. И этот шар – все мироздание, которое он видел одновременно, как бы из множества точек. Он видел Браму и стоящие возле нее фигурки, Холм, небо, гаснущие утренние звезды. Он видел запредельно далекие, как бы скрытые за слоями тумана Хрустальные Горы Другого Берега. Именно туда стремилась его огненная душа.
Райское наваждение прошло. Дмитрий снова стал самим собой. А огненные птицы стремительно растворились в юго-восточном направлении.
– Хороший знак, – повторил Серебряный, – знак Другого Берега.
Дмитрий с изумлением смотрел на Серебряного – прежний «фермерский облик» стража, вместе с соломенной шляпой растаял без следа. Перед Дмитрием сияла высокая серебристая фигура, хорошо знакомая ему по прошлому путешествию. Рядом с Серебряным стоял Клен, облик его не изменился, разве что зеленый плащ у него приобрел изумрудный оттенок.
Но самым удивительным было то, что и на Капитане и на отце Иване и на нем самом были длинные плащи, светло-серого цвета. Цвет плащей не то струился, не то светился – Дмитрий так и не смог подобрать подходящие слова к тому, что видел.
Дмитрий потрогал руками свой плащ. Ничего необычного, только приятная на ощупь материя, мягкая и очень эластичная. Он посмотрел на Капитана, Капитан все еще стоял, сложив молитвенно руки на груди. Дмитрий заметил, что лицо Капитана помолодело, кожа лба натянулась, разгладились морщинки, ушла болезненность.
А вот на лице отца Ивана было детское изумление, даже некоторый испуг. Широко открыв глаза, молча и ни на кого не глядя, он ощупывал руками свою новую одежду.
– Пора, – тихо сказал Клен.
Они спустились в низину и подошли к лесу. На этот раз тропинку отыскали без труда. Вошли под деревья, как и тогда, девять лет назад.
Тропинка шла мимо величественных и стройных тополей, буков, кленов, грабов – деревья внимательно и дружелюбно наблюдали за путешественниками. Дмитрию все время казалось, что еще чуть-чуть и деревья заговорят с ними, или сойдут с места в священном танце. Верхушки самых рослых тополей уже горели, пронзенные первыми солнечными стрелами. От древесных стволов исходило мягкое теплое зеленое пламя. А у подножий деревьев еще клубился, свиваясь кольцами, ночной голубовато-лунный туман. И непередаваемый запах. Дмитрий так и не смог его описать в своих записках.
 – Лес стал еще чище и лучше, – тихо сказал Дмитрий и поразился, как и в прошлый раз, собственному голосу, как бы многократно повторенному деревьями
– Лес остался прежним, дорогой Дима, – ответил Капитан, – просто твое восприятие стало более четким.
– А плащи на нас, тоже восприятие? – поинтересовался отец Иван.
– Скорее, батюшка, плащи знак того, что наше восприятие этого мира стало лучше.
– Как все мудрено, – проворчал отец Иван, – понимаю Василия, решившего стать гномом.
Лес кончился. Старые друзья пересекали луг, весь заросший большими и дивными цветами. Над цветами плавно кружились огоньки – синие, желтые, фиолетовые. Огоньков было бесчисленное множество. Дмитрий остановился.
– Что это? – спросил он идущего сзади него Капитана.
– Ага, ты и это теперь видишь! – обрадовался Капитан.
– Да, а что здесь такого?
– Дело в том, что это не совсем светлячки, как ты, наверное, подумал. Это целый народ, очень хороший, но увидеть его не просто. Я сам не так давно их заметил, хотя ходил по лугу много раз. Рад за тебя, Дмитрий, ты делаешь успехи… Хочешь поближе с огоньками познакомиться?
– А как их настоящее название?
– Это народ Лэйи, – ответил Капитан, – Так оно, название, звучит в максимальном приближении к нашему языку.  Кстати, название этого чудесного народа мне тоже не сразу открылось. Какое-то время я называл их – огоньки… Ну, пошли знакомиться.
Дмитрий и  Капитан сошли с тропинки, осторожно приблизились к огромным цветам. Стражи с отцом Иваном остановились. Стражи улыбались, отец Иван глядел немного рассеяно. В отличие от Дмитрия он огоньков почти не видел и не придал им никакого значения, приняв за случайные блики. Отец Иван был не здесь – он думал о Золотом Веретене, похищенном Живоглазе, о событиях последней ночи. Он пытался понять: дары стражей – это всерьез, это не растает словно сон, как только они вернутся к своей обычной жизни.
Капитан и Дмитрий присели возле одного из цветков. Цветок был густого фиолетового цвета и чем-то напоминал гвоздику, только размерами крупнее. Огоньки теперь кружились совсем рядом, однако понять было ничего нельзя: как раз вблизи огоньки напоминали призрачные блики.
– Не смотри на огоньки, смотри на цветок, это их мир, – услышал он голос Капитана, – постарайся ни о чем не думать, только смотри.
Дмитрий смотрел на цветок. Долгое время ничего не происходило, пока цветок не стал стремительно увеличиваться в размерах. Вскоре во Вселенной ни осталось никого, кроме цветка и Дмитрия. В самой сердцевине цветка открылась дорога, выложенная фиолетовым камнем. Дмитрий не задумываясь пошел по ней.
Дорога плавно опускалась, потом поднималась, потом проходила мимо причудливых скалистых выступов, похожих на огромные бледно-фиолетовые лепестки, и упиралась в невероятное нагромождение цветочных башен, разноцветных куполов, полупрозрачных зданий, напоминающих то многогранные кристаллы с овальными боками, то пчелиные соты, играющие многоцветными бликами.
Это разноцветное великолепие было окружено высокой оградой ярко-зеленого цвета. Дорога бежала прямо к ограде, проходила под аркой, отсюда еле различимой.  Дмитрий, наконец, понял, что перед ним город – самый странный город, что когда-либо ему доводилось видеть. И тут же в глазах у него зарябило от множества ярких вспышек. Он зажмурился. Вокруг него, с немыслимой скоростью, носились те самые «огоньки» над цветами, или народ Лэйи – теперь они выглядели как огромные коконы, шары света.
Все продолжалось какие-то секунды. Яркие, режущие зрение блики погасли. Дмитрий открыл глаза. Перед ним стоял народ Лэйи – огромная, пестрая толпа почти человеческих существ с неестественно тонкой талией, тонкими и длинным конечностями, прозрачными стрекозиными крыльями за спиной. Больше всего они напоминали сказочных фей, или эльфов из немецких сказаний (так как их рисовали в старых голливудских мультфильмах).
Один из народа Лэйи выдвинулся вперед; он кутался в плащ густого фиолетового цвета и был выше своих собратьев. На голове у него сияла золотом самая настоящая корона, как у сказочного принца. Дмитрий не поверил своим глазам, в начале принял ее за ауру, пригляделся –  нет, не аура, самая настоящая корона! 
Принц – подумал Дмитрий, – да, конечно же, Принц.
Фиолетовый Принц улыбнулся Дмитрию и поклонился. Вслед за ним поклонились стоящий за ним народ Лэйи.
Принц что-то сказал. Его речь напоминала мелодичное звучание колокольчика и легкий шелест ветра, но Дмитрий не мог понять ничего. Принц, видимо, это уяснил, виновато развел руками. Через какую-то секунду в этих же руках появился большой цветок подсолнуха, только там, где должны быть семечки, было зеркало.
Принц посмотрел в зеркало, лицо его нахмурилось. Он жестом подозвал Дмитрия. Дмитрий подошел и тут только заметил, что глаза у Принца фасеточные, как у насекомого. По форме глаза были почти человеческие (только больше размером) – и в тоже время это были глаза насекомого, пусть очень мудрого и высокоорганизованного.
Принц смотрел на Дмитрия – и сотни Дмитриев отражались в его глазах. Зрелище было настолько завораживающим, что Дмитрий забыл, зачем его позвали. Тогда Принц что-то сказал тихим шелестящим голосом и повернул к нему зеркало-подсолнух.
В зеркале появились огненные птицы, затем Дмитрий увидел самого себя, сидящего перед цветами, рядом был Капитан, поодаль стояли стражи с отцом Иваном.
Поверхность зеркала подернулась рябью, появилась новая картинка: блеснула гладь реки, опять Дмитрий увидел себя и своих друзей, они сидели у реки под деревом и что-то обсуждали.
Показался Холм (кажется, это был северный склон, по которому они девять лет назад поднимались). Внезапно на картинку нашла тьма. Дмитрий увидел темный провал в земле. Из провала веяло смертельной тоской вперемешку с ужасом.
Кромешную тьму разрезало лицо молодой женщины – узкий овал, длинные темно-русые волосы, большие темные глаза, длинные и чуть полноватые губы, прямой, немного мясистый нос (как у Капитана – подумал Дмитрий). Женщина что-то беззвучно говорила, губы ее улыбались, тьма постепенно таяла. Страх и тоска уходили.
Показался кусочек голубого неба – ломаная линия в недосягаемой высоте. Но вот небо стало приближаться – ближе, ближе... Небо заполнило собой все…
Принц убрал зеркало-подсолнух и вновь обратился к Дмитрию. Вместе с Принцем зашелестел, зазвенел тихими мелодичными голосами весь народ Лэйи. Видимо, они хотели сообщить ему нечто важное.
Дмитрий так ничего и не понял, только почувствовал, как его куда-то неудержимо тянет. Мгновение и все пропало. Дмитрий очнулся, он по-прежнему сидел у цветка. Но никаких огоньков уже не было.
– Ну, что? – спросил Капитан.
– Как в сказке побывал, – ответил Дмитрий.
– Дима, ты опять там что-то увидел? – спросил очнувшийся от своих дум отец Иван.
– А ты разве не видел огоньки над цветами?
– Нет, – честно ответил отец Иван, – наверное, не обратил внимание.
Странно, почему Дмитрий видит, а я нет, – подумал отец Иван. – Нет, я не против, я рад за друга, но почему он видит, а я нет? Неужели это потому, что я сам же отрекся от этого мира, объявив его сном и галлюцинацией? 
Последняя мысль неприятно кольнула – все в руках Божьих, все мы на что-то сгодимся. И я сгожусь, раз тут – упрекнул себя батюшка и подумал о смирении.
– Дима, дорогой, так ты все-таки видел этот народ, они тебе что-то говорили, или показывали? – спросил Серебряный.
Дмитрий кивнул головой. Серебряный весело хлопнул в ладоши, а Клен даже затанцевал от радости.
– Очень хороший знак, теперь мы просто обязаны посетить Другой Берег.
– Да, знак хороший, но есть и тревожный момент. Правда, я ничего не понял.
– Идемте, – сказал Серебряный, – осталось немного. Возле речки сделаем небольшой привал. Там Дмитрий нам все и расскажет.
Друзья тронулись в путь дальше. Местность продолжала понижаться, вот уже показались ряды плакучих ив, за ними река. Холм теперь был совсем рядом, он надвинулся на путешественников как гигантская волна, заслонил всю восточную часть неба.
Еще немного – и они вошли под сень ив, прошли по длинному коридору в нерукотворный лесной храм. Блеснула долгожданная гладь реки. Река радостно приветствовала их нежным голубоватым туманом, ласковым говором и свежестью воды. Река стала совсем мелкой, – отметил про себя Дмитрий.
– Чуть не умерла этим жарким летом, – сказал Клен. – Спасла реку та, которую вы назвали Игуменьей. Вы помните Игуменью? – обратился Клен к Дмитрию и отцу Ивану.
– Теперь помним, – ответил Дмитрий.
Друзья умылись в реке и, кутаясь в плащи, поднялись в лесной храм. Сели на земляные ступеньки алтаря. Дмитрий рассказал о своем общении с народом Лэйи.
– Ну и что все это значит, – спросил отец Иван после затянувшегося молчания, – это предсказание будущего?
– Лэйи удивительный народ, – сказал Капитан, – да, они умеют предсказывать, но делают это не очень охотно. Ты им, видимо, понравился.
– А тот, кто с тобой говорил: ты его совершенно верно Принцем назвал. Он и есть – Принц, это у него и имя и титул. Фактически он сейчас правит народом. Его отец, – Клен возвел глаза к небесам, – почти отошел от дел. Теперь большую часть времени он проводит в космических путешествиях. А может, уже отправился в свое последнее путешествие. На Вегу.
– Они, что, еще и в космос летают?! – оживился отец Иван.
– Да, представьте себе, – ответил Клен, – летают. Без всяких ваших космических кораблей. Могут перемещаться на лучах света, а могут и мгновенно. Удивительный народ!
– Тогда это серьезно, – задумчиво проговорил отец Иван, – только как понять их туманное предсказание, что еще за женское лицо, Дима, может твоя знакомая?
– Нет, я ее не знаю.
– И не страж, точно не страж? – спросил Серебряный.
– Точно не страж, – подтвердил Дмитрий.   
– Вот так загадка, – Серебряный почесал бороду, – наше знание здесь бессильно. Надо идти, чтобы эту загадку разгадать. Иного пути нет. Конечно, северный склон под защитой Серебряных Деревьев. Но кто знает... У меня нехорошее предчувствие… Тьма ожесточенно надвигается. Ощущает близость союза. Друзья! – Серебряный резво вскочил, лицо его было бледным и решительным. – Я чувствую, как на Холм надвигается тьма. Надо спешить. Промедление смерти подобно. Идти по северному склону небезопасно, но надо идти именно по нему.
Тревога и решительность Серебряного передалась всей компании. Они дружно встали и, несмотря на усталость, бодро зашагали по берегу реки, в северном направлении. Через полчаса достигли деревянного мостика. Перешли речку и двинулись на восток, к Холму.
Вошли в овраг. Клен с Серебряным долго прислушивались. Присутствие пришельцев пока никак не обнаруживалось. Как можно быстрее прошли овраг, вышли на северный склон Холма. Здесь все было как и девять лет назад – исполинский склон и змеящаяся на юго-восток дорога, кусочек синего неба над вершиной.
– Смотрите! – воскликнул Капитан и показал на Курган.
На северо-востоке от Холма, в нескольких километрах, зловеще возвышался одинокий курган. Центральная цитадель пришельцев – Курган тьмы. На самой вершине Кургана мигал темно-багровый огонек. Их как будто увидели. Дмитрий почувствовал, как подступает к горлу тошнотворный комок.
Отец Иван быстро отвернулся от зловещего Кургана и даже перекрестился. И тут же он заметил, как по склону Холма в их сторону прыгает нечто похожее на солнечный зайчик, только черного цвета.
– Что это? – сказал отец Иван. Все повернулись. Раздался страшный грохот. Все вокруг заволокло кромешной тьмой.   

Да, Вадим "расписал перо" - чем дальше, тем "чудесатее". Интересность и глубина - по нарастающей.
Необычная книга получается.