Ветка - очень нужная и своевременная, я это почувствовала, еще когда мы обсуждали ее создание. Но мне она виделась веткой именно дискуссионной, лабораторией творчества чтения. Своего рода поэтическим спектаклем-импровизацией...
Еще когда искала материал для ветки
"И восхищаться...", очень хотелось подробнее остановиться на стихотворении Р. Тагора:
* * *Я, как безумный, по лесам кружу.
Как мускусный олень, не нахожу
Покоя, запахом своим гонимый.
О, ночь фальгуна!- все несется мимо:
И южный ветер, и весны дурман.
Какая цель меня во мгле манила?..
К чему стремлюсь - безумье и обман,
А что само дается, мне не мило.
И вырвалось желанье из груди.
То мечется далеко впереди,
То вырастает неотвязным стражем,
То кружит вкруг меня ночным миражем.
Теперь весь мир моим желаньем пьян,
А я не помню, что меня пьянило...
К чему стремлюсь - безумье и обман,
А что само дается, мне не мило.
Увы, моя свирель сошла с ума:
Сама рыдает, буйствует сама,
Сошли с ума неистовые звуки.
Я их ловлю, протягиваю руки...
Но мерный строй безумному не дан.
По морю звуков мчусь я без кормила...
К чему стремлюсь - безумье и обман,
А что само дается, мне не мило.
И тут не то, что бы какие-то мысли "по поводу" наполнили душу (разве лишь ощущение Р.Тагора как поэта необозримого масштаба), но интересен для меня был сам процесс чтения этого стихотворения, потому что внезапно и неотвязно возникали поэтические ассоциации, параллели-связи со стихотворениями русских поэтов, которые приведу ниже. (Кстати, слово "йога" с санскрита переводится именно как "связь", т.е. духовная практика - это именно поиск скрытой связи внешне различных явлений, как в собственном организме, так и в окружающем мире. Можно сказать - превращение мира в Метафору или претворение метафоры в Мир. Действенный процесс "опоэтизации" действительности, прикосновение к Реальности-Вечности, в отрыве от которой вообще жизни быть не может, потому что не может быть никогда).
Ассоциация первая. Возникла прямо с первой строчки ("Я, как безумный, по лесам кружу..."), поэтому дальнейшее чтение лилось как будто уже двумя потоками, как будто одновременно читала два стихотворения: это и Пушкина:
* * *Не дай мне Бог сойти с ума.
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
Не то, чтоб разумом моим
Я дорожил; не то, чтоб с ним
Расстаться был не рад:
Когда б оставили меня
На воле, как бы резво я
Пустился в тёмный лес!
Я пел бы в пламенном бреду,
Я забывался бы в чаду
Нестройных, чудных грез.
И я б заслушивался волн,
И я глядел бы, счастья полн,
В пустые небеса;
И силен, волен был бы я,
Как вихорь, роющий поля,
Ломающий леса.
Да вот беда: сойди с ума,
И страшен будешь как чума,
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь дурака
И сквозь решётку как зверка
Дразнить тебя придут.
А ночью слышать буду я
Не голос яркий соловья,
Не шум глухой дубров —
А крик товарищей моих,
Да брань смотрителей ночных,
Да визг, да звон оков.
И так, в два потока, я читала до поистине гениальной строки: "По морю звуков мчусь я без кормила...". С этого момента читательское русло разделилось уже не на две, а на целых четыре бурных реки. Добавились еще две параллели. Опять-таки Пушкин, заключительные строфы "Осени":
XИ забываю мир — и в сладкой тишине
Я сладко усыплён моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем —
И тут ко мне идёт незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.
XIИ мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы лёгкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу! — матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз — и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.
XIIПлывёт. Куда ж нам плыть? ...................
.....................................................................
....................................................................
И, как цепная реакция, стихотворение Я.Тарана, которое и раньше для меня всегда читалось в такт с пушкинской "Осенью":
Художник Суровой правдой полон океан,
как очи – тайной своего рожденья.
Скрипят веков смолистые ступени –
идёт по трапу твёрдо капитан.
И «плыть, не плыть» вопроса нет, когда
мерцают звёзды и смеются дети,
и на щеках солёная вода –
и слышит сердце пульс тысячелетий
и совести простые указанья.
И лечит душу полнота незнанья.
Удивительный у Поэзии Дом - входя в него, попадаешь в сверкающий зАмок, с потайными ходами, числом во все звезды августовского неба. И сам читатель, как во сне, приобретает волшебную способность быть сразу в нескольких местах одновременно, поэтому не теряется, а наоборот, - чем больше открывает "ходов", тем легче ему ориентироваться в пространстве искусства. И чем дальше горизонт, тем сложнее отказаться от "океана".
Прекрасным олицетворением этого Дома, воплощающим его в Слове, служит Ригведа: как только попытаешься воспринять его как единое целое, единый Храм, а не "сборник гимнов", как только начнешь улавливать символьные связи, понимать, что слово - само носитель контекста, т.е. признаешь, что слово самоценно и живет, как хочет, не ограничиваясь привычным значением, сразу заметишь, как Ригведа оживает: каждая "незначительность" может обрести связь с космическим процессом. Каждая мелочь может вдруг стать залогом того, что Земля не сойдет со своей орбиты, каждая деталь может невзначай удержать Космос от погружения в хаос. Но о Ригведе еще скажу подробнее, готовлю работу на эту тему.
