Роза Мира — диалог культур и культура диалога

Участник Великой Отечественной, один из последних представителей уходящего поколения, для которого война с немецким нацизмом была и осталась неотъемлемой частью жизни - тревожной, болезненной, наполненной горечью страдания и утрат, для кого ужасы и беды войны на все оставшиеся годы стали мерилом правды, правды, которую суждено было бережно пронести сквозь время как самое дорогое обретение. В декабре 2022 года отмечался столетний юбилей художника  Бориса Михайловича Неменского, для которого беспощадная правда войны вылилась в правду реализма его картин - направления живописи, которому Борис Михайлович всегда оставался верен вне зависимости от того, обращается ли он в своем творчестве к военной тематике или же берётся за сюжеты мирного времени.

Отнесение творчества Бориса Неменского к реализму справедливо, и вместе с тем, оно достаточно условно, впрочем, как и всё понятие 'реализм'. При всём наборе методологических признаков, интересных, пожалуй, лишь искусствоведам, живопись этого художника отличается библейской притчевостью, евангельской глубиной и во многом созвучна традициям русской иконописи, для которой характерны выразительный лаконизм, а также сосредоточенная погруженность художника внутрь себя, передаваемая через живописный образ зрителю и порождающая тем самым неповторимый, внутренне напряжённый молчаливый диалог творца и восприемника как сопричастника процессу творения, в котором сам художник осознанно или нет отводит себе роль проводника чего-то незримо большего, наполненного глубочайшим смыслом, передать соприкосновение, встречу с которым возможно только так...

Цикл из двух статей профессора Н.А. Яковлевой:  "Личная поэтика" Бориса Неменского" и "Это мы, Господи!" - Картина Бориса Неменского. История одного художественного образа.", - посвящённый анализу творчества художника Бориса Неменского, раскрывает внутреннюю глубину и богатство смыслов картин Бориса Михайловича, делая это как путём собственно художественного анализа, так и рассматривая творческий путь и работы художника через призму религиозного сознания.

Удивительно точно, убедительно и сильно говорит Нонна Александровна в своих статьях о тех невероятных глубинах творчества и смыслах картин Бориса Неменского, которые видел и видит простой зритель, но которые долгие годы пытались замолчать профессионалы от искусства. Не вышло у них - такова сила подлинного искусства. Ещё со школы помню "Безымянную высоту" и то оглушающее впечатление, которое она произвела на меня. В этой картине, лишённой плакатности, главным действующим лицом была тишина - именно она делает зрителя сопричастником происходящему; самым действенным аргументом, свидетельствующим об ужасах войны  - статичная простота и обыденность (по меркам войны) происходящего (или не происходящего) на полотне. И именно эти простота и обыденность бьют наотмашь; именно эта тишина кричит громче самого громкого крика. Так и во всём творчестве Бориса Михайловича - сознательно избегая громкости, резкости в своих работах, приглушая, "замедляя" их, художник ловит момент, ухватывает состояние, но это не лирические моменты, как говорили об этом профессионалы от живописи, упоминаемые в статьях Н.А.Яковлевой, это состояния, передающие дыхание эпохи, а порой и чего-то вневременного, вечного.

В статье Нонны Александровны упомянуты сакральные слова Бориса Михайловича Неменского, наделённые глубочайшим смыслом: искусство - хлеб. Хлеб души, без которого душа умирает. Хлеб - это правда, правда жизни. До тех пор, пока есть такие творцы, как Борис Неменский, дающие нам этот хлеб, мы живы. Мы не умрём. Спасибо.

Сказать, что была потрясена статьями Нонны Александровны Яковлевой и картинами Бориса Михайловича Неменского — значит ничего не сказать. Настолько своевременно (но не сиюминутно!), настолько глубоко (но ни в коем случае не заумно!) и настолько насущно (действительно как хлеб!), что просто периодически начинала плакать: где-то от боли, где-то от радости. Попробую пояснить, где боль, и в чём радость.

Последний год было всё труднее находить правильные слова в разговорах с людьми, которые совсем не помнят страну до 1985 года. Моё поколение — последнее, воспитанное в СССР. Да, мы впитали с молоком матери что-то очень важное, что теперь нужно передать нашим детям, но мы не можем этого сделать, потому что сами не понимаем, что это такое! Что это за «Военная Тайна», которую не смогли выпытать буржуины у Мальчиша-Кибальчиша? Вдруг выясняется, что мы сами почти забыли, в чем она заключается.

У нового поколения есть важное преимущество — отсутствие идеологического страха. А потому эти ребята гораздо реже покупаются на фальшь, на лозунги, на нелогичные сентенции, основанные на ностальгии.
По сети ходит такой трогательный ролик, о том, что мы, люди родившиеся между 1945 и 1985 годом — «благословенны», что мы «уникальное поколение», «штучный товар» и «нас надо ценить» (мне этот ролик уже несколько раз присылали), но аргументы, которые там приводятся — более чем спорные. Сейчас тоже читают книжки, бегают во дворе, катаются на велосипедах, ходят в школу без сопровождения и даже с удовольствием едят черный хлеб. А то, что раньше катались без шлемов и детские площадки были не так безопасны — очень сомнительные аргументы в пользу какой-то особенной духовности. Молодёжь как-то махом объявляется лишённой чести, порядочности, совести, чувства локтя только потому, что она с детства привыкла жить с сотовыми телефонами, компьютерными играми и интернетом. Как это связано!?
Заметила ещё, что если кто-то вдруг начинает вспоминать, как жили в Советском Союзе (негласно подразумевается: когда всё было «хорошо и правильно»), то речь, чаще всего, идёт о полупустых прилавках 80-х и очередях за бананами и орехами, как будто в очередях и дефиците таится корень «особой элитарности».
Почему это особенная заслуга — жить без мобильных телефонов и не иметь возможности сообщить близким, если вдруг в пути сломался автобус? И почему пропадать до вечера во дворе, носясь за мячом — это какая-то великая доблесть, а играть с друзьями по сети в стратегии — бесполезное убивание времени?
Разве в этом дело! Да, разница есть, но из-за всех этих странных аргументов она совсем теряется. И сейчас, когда так важно действительно передать новому поколению что-то ценное, исчезающее, мы не понимаем, в чем же оно заключается, не можем его ухватить, отрефлексировать, а потому вызываем у детей своими пустыми разговорами только недоумение и глухое раздражение.

И вот тут появляются тексты Нонны Александровны! Они как настоящие маяки дарят спасительный свет, выявляют именно то, что нужно, что существенно, без чего мы пропадём. Например, удивительные художественные образы Бориса Неменского…
И если статья о творчестве Бориса Неменского прекрасна и глубока, как и картины художника, то вторая статья, в которой говорится о судьбе конкретного художественного образа — образа, вскрывающего корень зла в человеческой природе, призывающего к очищению самой природы человека — статья эта (и, конечно, картина) несёт в себе посыл просто огромной силы!

Что же было особенного в нашей стране в советский период, на чем так важно сейчас сосредоточиться? Скажу словами Нонны Александровны: «... безжалостный огонь войны, очищающие душу страдания и безмерное напряжение духовных сил вопреки человеческой логике, наперекор всему выплавили ту реальность, в которую сегодня трудно поверить и о самом существовании которой идут ожесточенные споры: особую человеческую популяцию – советский народ. Единый, преданный идее добра, в ХХ веке принявшей облик воплощения мечты – коммунизма как грядущего светлого будущего равенства и братства, труда и созидания. Этот народ высоко образован и проницателен – без начетничества, добр, великодушен и … доверчив.
При всех противоречиях, которые были в этом обществе, в котором, как во всяком потоке, было илистое дно, на котором среди мусора и тины обитали свои чудовища, была поверхность, по которой плыло все то, что не тонет, но основным был мощный поток воды, очищенный единым для всех страданием и духовным подъемом огненного четырехлетия Великой Отечественной войны».
Но ведь сказать можно что угодно. Не есть ли это всего лишь очередная идеологическая сентенция? Почему слова Нонны Александровны воспринимаются, как ответ, как исторический факт? Потому что они вытекают из данного в самой статье эмпирического материала — текстов писем этого самого «советского народа»! Автор делает удивительную вещь — она предоставляет свою статью в качестве трибуны тем людям, которые на самом деле редко на трибуны попадали. Это рядовые рабочие, учителя, студенты, журналисты, которые откликнулись на художественный образ Бориса Неменского, но отзывы и письма которых иногда даже не были опубликованы. Их письма и отзывы и есть свидетельства того, что такое духовное явление, как «советский народ» было! Что оно состоялось, вопреки всему. И есть надежда, что оно есть и сейчас! И что сегодня именно этот «народ» — это глубинное единение людей на основе добра, красоты и справедливости — поднимает голову, будоражит чувства, вызывает недоумение у тех, кто чужд этому скрытому от глаз потоку.

Оказалось, что обыкновенные советские граждане могут на равных спорить с маститыми искусствоведами и побеждать. Что они тонко и глубоко чувствуют искусство, будучи причастны ему не как профессии, а как подлинной Красоте, не как идеологическому оружию, а как настоящему Добру, не как мертвой догме, а как живой Истине, идущей от самого сердца.
Вот отрывок из письма журналиста Ж.С. Журибеды:
«Мы, к сожалению, привыкли к картинам, которые, в общем-то, не несут в себе больших идей, причисляя их к шедеврам. А они, как моментальные снимки, интересны только тем, что отражают один миг истории человечества. Таковы многие полотна о войне, созданные до этого времени. Там ненависть к врагу. А здесь неизмеримо больше. Здесь ненависть к тем силам, которые превращают людей во врагов. Неменский здесь пишет необычно глубоко ... Он поднимает глубинные пласты, обнажает сущность показываемого явления, убивает корни, уничтожает зло в зародыше. Это очень много. Мыслить такими крупными масштабами пока не привыкли наши некоторые художники и критики. Обвиняя автора "Безымянной высоты" в пацифизме, они расписываются в своей беспомощности правильно осмыслить сущность многих жизненных явлений.
"Безымянная высота" – это не просто полотно о Великой Отечественной войне, это не маленький эпизод хроники военных лет... Это неизмеримо больше! Это столкновение противоборствующих сил, столкновение двух миров. Это – борьба доброго и злого начал в человеке. Это – картина о сущности человеческих взаимоотношений. Большая заслуга Неменского в том, что он решает эти вечные проблемы по-новому, с позиции советского мастера.»
А вот отрывок из письма рабочего каменщика СМУ-12 ЦАС Николая Крылова:
«Народам всего мира надо добиваться объявления вне закона фашизма и средств его распространения и влияния, как фактора неизбежности чудовищных по своей форме войн. Особенно упорно нужно бороться против его влияния на молодежь – потенциальную силу живучести любой идеи.
Переход фашизма к государственным формам приведет мир к новым "загубленным юностям", к новым «Безымянным высотам». Борьба за мир, борьба против фашизма и его влияния, борьба за психологию и мораль молодежи – одно целое и нерушимое».

Мы теперь должны были бы сказать: «А! Это тот самый Николай Крылов, которого сегодня весь мир знает как … Ну, конечно, ничего удивительного, гении тоже бывают выходцами из народа. Вот, например, Ломоносов или Горький…» Нет! Эти удивительные по глубине и силе пророческие слова сказал человек, которого мы не знаем. Он так и остался рабочим СМУ-12, который написал письмо в редакцию не ради публикации, а чтобы поддержать художника и его духовное дело. Кстати, сегодня в интернете картина Неменского (её завершающий вариант 1995 года «Это мы, Господи!») тоже активно обсуждается, но таких глубоких откликов, которые были в письмах 1965 года, я не нашла.

Десятки писем и отзывов на картину, которые цитирует Нонна Александровна, разворачивают у нас перед глазами настоящий акт со-творчества художника и зрителя. Она много говорит об этом в статье и подчёркивает, как остро чувствовал сам художник это участие зрителя в работе над образом, над его углублением и одновременно прояснением.

Я ни в коем случае не хочу сказать, что в профессиональной среде не оказалось глубоко чувствующих людей. Конечно же, их тоже было много. Нонна Александровна приводит тексты и стенограммы выступлений знаменитых художников и писателей в защиту картины.
Потому что тут дело не в том, какой профессией человек овладел и на какой ступени социальной иерархии тогда находился. Иерархия была другой. Человек или чувствует себя частью этого могучего вневременного потока, который зовётся советским народом, или он сам по себе — мещанин-обыватель — которому ни до кого нет дела и который обустраивает исключительно свою жизнь в заданных социальных и временных условиях. Распознание этих двух типов — важнейшая тема в советском искусстве.

«И потому, что незнакомый докладчик из города говорил так, как будто бы он давно и хорошо знал, о чем здесь все думали, в чем еще сомневались и что должны были делать, Васька, который стоял на бугре и смотрел, как бурлит внизу схватываемая плотиной вода, вдруг как-то особенно остро почувствовал, что ведь и на самом деле все — одно целое.
И разъезд №216, который с сегодняшнего дня уже больше не разъезд, а станция «Крылья самолёта», и Алешино, и новый завод, и эти люди, которые стоят у гроба, а вместе с ними и он, и Петька — всё это частицы одного огромного и сильного целого, того, что зовётся Советской страной.
И эта мысль, простая и ясная, крепко легла в его возбужденную голову.
— Петька, — сказал он, впервые охваченный странным и непонятным волнением, - правда, Петька, если бы нас с тобой тоже убили, как Егора, или на войне, то пускай?.. Нам не жалко!
— Не жалко! — как эхо, повторил Петька, угадывая васькины мысли и настроение. - Только, знаешь, лучше мы будем жить долго-долго».

И спустя 30 лет, заглядывая в далёкое будущее, братья Стругацкие волновались о том, что даже в этом прекрасном новом мире кто-то так и не сумеет почувствовать главного — того, что давным-давно поняли гайдаровские мальчишки:

«Сумасшедший мир. Дурацкое время, - сказала она устало. - Люди совершенно разучились жить. Работа, работа, работа... Весь смысл жизни в работе. Все время чего-то ищут. Все время что-то строят. Зачем? Я понимаю, это нужно было раньше, когда всего не хватало. Когда была эта экономическая борьба. Когда еще нужно было доказывать, что мы можем не хуже, а лучше, чем они. Доказали. А борьба осталась. Какая-то глухая, неявная. Я не понимаю ее. Может быть, ты понимаешь, Григорий?
- Понимаю, - сказал Дауге.
- Ты всегда понимал. Ты всегда понимал мир, в котором ты живешь. И ты, и Володька, и этот скучный Быков. Иногда я думаю, что вы все просто ограниченные люди. Вы просто неспособны задать вопрос - "зачем?" - Она снова отпила из бокала. - Ты знаешь, недавно я познакомилась с одним школьным учителем. Он учит детей страшным вещам. Он учит их, что работать гораздо интереснее, чем развлекаться. И они верят ему. Ты понимаешь? Ведь это же страшно! Я говорила с его учениками. Мне показалось, что они презирают меня. За что? За то, что я хочу прожить свою единственную жизнь так, как мне хочется?
Дауге хорошо представил себе этот разговор Марии Юрковской с пятнадцатилетними пареньками и девчонками из районной школы. Где уж тебе понять, подумал он.»

И здесь на повестке дня вопрос воспитания, вопрос педагогики, который так волнует Бориса Неменского и Нонну Яковлеву. Говорим ли мы сегодня обо всём этом в прошедшем времени, или чувствуем, что советский народ никуда не делся — может быть, дремал, может быть, находился 30 лет в анабиозе — но сейчас в это переломное время вдруг просыпается, и его духовный потенциал вновь востребован. И если он действительно жив, то и новое поколение сможет его почувствовать, сможет отозваться на его невидимый призыв. А задача новой педагогики сделать этот призыв внятным и четким.
Вот отчего хотелось мне плакать, то от радости и надежды, что не ушло из нашей жизни великое и доброе, хотя и казалось потерянным, то от боли, ведь причиной пробуждения стала страшная язва фашизма, обнажившаяся вновь на теле человечества.

Нужно ещё поговорить о художественных параллелях и перекличках, вызванных картинами Бориса Неменского, но это уже действительно «другая история», поэтому оставлю её для другого поста.

Ещё раз огромное спасибо Художнику Борису Неменскому и Критику Нонне Яковлевой, а также всем Советским Зрителям, которые поднялись в своём восприятии художественного образа до настоящего преобразующего мир со-творчества!

PS Первое, что я сделаю, когда начнётся весенний семестр в институте, проведу с первокурсниками на Истории занятие по картине Бориса Неменского «Это мы, Господи!», зачитывая отрывки из писем, приведённых в статье Нонны Александровны, обсуждая вопросы, которые там поднимаются.

Спасибо, Нонна Александровна, за Ваши тёплые слова!

Пока читала статьи, вспоминала, откуда я знаю две картины Бориса Неменского «О далёких и близких» и «Дыхание весны». И вспомнила. С детства знала эти образы по календарям «В мире прекрасного» и «Молодёжный календарь». Была (собственно, и сейчас есть) стопка номеров середины 60-х – начала 80-х. Очень любила их листать. Сегодня достала, перебрала всю стопку и нашла обе картины. Подивилась, насколько интересные и разнообразные подборки были в этих календарях.

Пока листала календари, «провалилась» в детство. Столько прекрасных образов тогда проходило перед глазами, чтобы потом в течение жизни они «обрастали» пониманием, встраивались в системы, эпохи, стили, но главное — чтобы потом случалось узнавание! Ведь встретить знакомое с детства (не только картину, но и стихотворение, и музыкальное произведение) и узнать впервые — совсем разные вещи. Как же я благодарна родителям, что перед глазами было столько интересного, настоящего, красивого! Все академические альбомы по искусству стояли в нашей с сестрой комнате, так что я могла спокойно дотянуться до них уже в детском саду. Никто не держал их за стеклом в гостиной (там тянулись бесконечные ряды «Всемирки» и ждали своего часа). И никто ведь не заставлял их смотреть, не читал нотаций, даже особенно ничего не разъяснял (если сама не спрашивала), а как-то так получалось, что самой хотелось вытащить, например, толстый том в белой суперобложке из серии «Памятники мирового искусства» (мои любимые тома «Русское искусство XIX — начала ХХ века» и «Европейское искусство XIX», второе место делили «Искусство Италии XVI века» и «Искусство Древнего Востока»), залезть с ногами на диван и сидеть себе, перелистывая страницы с цветными иллюстрациями, столько — сколько нужно, останавливаясь на тех картинах — на которых хочется. Вкусы менялись со временем. Например, в начальной школе моей любимой картиной была «Последний день Помпеи» — меня этот «красивый ужас» завораживал. А спустя время любимыми в «русском» альбоме стали картины Борисова-Мусатова.

(Интересный факт. Когда в 2017 году впервые попала в Третьяковскую галерею и увидела картины Борисова-Мусатова «вживую», то поняла, что всю жизнь неправильно интерпретировала перспективу картины «Водоём» — я думала, что девушки под раскидистой веткой на берегу озера, а оказалось, что изогнутая линия не НАД ними, а ЗА ними, что это противоположный берег совсем небольшого пруда… И это сразу понятно, когда подходишь к картине в зале, а на иллюстрациях всё выглядело более плоско, и глубина картины пропадала. Меня поразило, что такая ошибка восприятия случилась у меня с самой любимой картиной, над которой я зависала часами...)

Что-то я отвлеклась… Вообще-то, хотела поговорить про художественные параллели, вызванные картинами Бориса Неменского, а получилась история про педагогический приём для привлечения ребёнка к изобразительному искусству)) Наверное, потому что это тоже важно.

Но о параллелях. Там же, в календарях «В мире прекрасного», было много картин «сурового стиля», о котором речь заходила в статьях Нонны Александровны. Я, конечно, художников этого направления тогда не вычленяла, но картины запомнились вместе со всеми. Два года назад после папиного «Сна», я стала интересоваться именами художников «сурового стиля», смотрела большое количество картин, и для меня выделилось уже конкретное и узнаваемое направление в советском искусстве. Но у папы параллельно высвечивается графика Красаускаса, которая уж точно к «суровому стилю» не относится, а наоборот очень тонкая и летящая. В своём «Сне» он связал «суровый стиль» с Красаускасом через журнал «Юность», в котором картины Попкова, Салахова, Коржева часто печатались, а на заставке — рисунок Красаускаса. Но это, скорее, внешняя связь, которая помогает создать ощущение взаимной дополнительности направлений. А можно ли связать суровость с нежностью, натурализм с хрупкостью, горькую правду жизни с прекрасной убеждённостью в светлом будущем в одном художественном образе? Когда я увидела картины Бориса Неменского, то поняла, что можно! Вот оно! Ведь он смог это сделать!
В его картинах светятся одновременно и суровая Правда — тяжёлая, без прикрас и умолчаний; и одновременно окрыляющая душу, какая-то общечеловеческая Истина — хрупкая, недостижимая, но непреложная Истина Любви!
Как это удаётся художнику — то есть Тайна творчества. Но Борис Неменский поднимает свой социалистический реализм до подлинной (не мнимой и не конфессиональной) религиозности (от первоначального значения слова «религия» — связь, связь всего живого во внутреннем измерении Вечности). Его лица действительно напоминают лики. Когда смотришь на картины «Отцы-солдаты», «Тишина», «В пути», понимаешь, что перед тобой настоящие иконы. Сергей совершенно прав!
И ещё понимаешь, что отнюдь не «безбожной» и не «бездуховной» была уходящая советская эпоха… Просто её духовность выражалась в иных, непривычных символах, за которыми не всем удавалось разглядеть внутреннюю связанность бытия людей.
В альбоме Красаускаса «Вечно живые» — та же удивительная глубина, та же неразрывная связь живых с мертвыми, святая связь памяти между поколениями, что и в картинах Неменского.
Образы Бориса Неменского теперь стоят у меня перед глазами, будоражат память, окрыляют надеждой, приходят во сне, чтобы продолжать работу мысли и сердца.
Спасибо художнику, который будит наши души, помогает почувствовать, как все мы связаны незримыми нитями! Нитями добра и зла, сострадания и ненависти. Как все мы ответственны друг за друга, и ещё более ответственны за тех, кто уже ушёл и кто ещё не родился. Это мы, Господи!

Ярослав! Вы предложили невероятно интересную, сложную и не обходимую (sic!) тему, точнее, проблему для осмысления, мимо которой все равно пройти было бы невозможно — раньше или позже. В нашу техногенную — и для искусства — эпоху возникают новые виды искусства, которые поначалу являются как технические изобретения (фото, кино, телевидение и т.д.) Таков, думаю, и путь интернета.

Сегодня интернет токсичен. Не брожу по сетям, не выкладываю — по возможности — личное, потому что сегодняшнее «интернетсообщество» представляется мне сворой обозленных на все и вся особей или просто пустоголовых, одержимых жаждой выскочить из среды и выкрикнуть хоть что-нибудь, а в мозгах и за душой ничего не имеющих. И профессионалов-провокаторов, ткущих ложную «вторую реальность» с совершенно определенными целями. Встреча с собеседником — такая редкая радость! Логически рассуждая, мы должны поверить, что интернет станет со временем величайшим благом для человечества, когда — и если! — оно, человечество овладеет им, как авторучкой и фотоаппаратом. Потому то, что делаете Вы со своей командой — неоценимо, как шаги искателя новых дорог по целине. Печально только, что (может, я не вижу? покажите!), что откликов на ваш зов так мало. Как на наши статьи. Моей помощнице (сайт веду не я, а Катя Кутлинская, используя мои в основном тексты) порой приходится использовать обкатанные в интернете приемы — ловушки вроде манких заголовков, имеющих провокативный характер и активизирующих споры. Но в споры эти неизбежно ввязываются люди, прочитавшие только заголовки. Как-то это не вдохновляет.

С большим интересом прочитал материал, появившийся в «Воздушном замке» о художнике Борисе Неменском. Статьи и обсуждение вдруг отозвались в душе чем-то хорошим и светлым. Имя, которое, кажется, было с тобой всю сознательную жизнь, но никогда не выходило на ярко освещённую авансцену художественной жизни, вдруг приобрело какую-то дополнительную глубину, какие-то новые краски, как-то лично приблизилось. Так бывает с крупными художниками, которых вроде бы знаешь, но — вдруг — в какой-то момент — открываешь. Такие открытия сопровождают нас всю жизнь, и где, на каком повороте, по какому случаю они происходят? Загадка!

Однажды, ещё будучи школьниками, учениками 6 класса, бродили мы с друзьями по залам Ивановского художественного музея, оживлённо обсуждали древнюю египетскую мумию, и вдруг – передо мной расцвел белоснежный невероятный цветок — лотос. Я буквально замер, в чувство меня привели ребята, которые ушли вперёд, в другие залы, потеряли меня и начали искать. Нашли перед «Лотосом» — картиной, а скорее даже этюдом, Мартироса Сарьяна. Маленькая картинка, — подойдя ближе, я насчитал, наверное, всего 2-3 десятка крупных мазков кисти, — но когда я отходил, передо мной опять расцветал этот чудесный цветок. И каждый раз, когда я встречался с другими работами Сарьяна, вспоминался этот цветок, а когда я приходил в этот музей, то он распускался для меня при каждой встрече. Это и было — открытие!

Вспомнилась выставка в Манеже в Москве, организованная Союзом художников СССР во второй половине 60-х. Не помню названия выставки, кажется, была она организована к какому-то юбилейному событию Союза художников. Были представлены полотна большого числа известных академиков-классиков советского искусства, а также новые имена, уверенно входящие тогда в художественную элиту — очень широкая панорама имён и полотен, большинство из которых я впервые увидел вживую.
Это был какой-то пир духа, пир роскошного высокого искусства! Ощущения были такие же, как бывали до и после, когда впервые попадал в залы Эрмитажа и Пушкинского музея, Третьяковки и Русского музея, Дрезденской галереи, Пергамона, Лувра и Прадо.
И хотя, конечно, в этом буйстве имён, стилей, страстей и впечатлений у меня нет твёрдой уверенности, что я там впервые встретился с полотнами Бориса Неменского, но его работы «Машенька», «О далёких и близких», «Земля опалённая», «Дыхание весны» чётко отсылают меня именно к этой выставке.
Тот горний дух, который так свойственен этим работам мастера, витал в залах выставки. Здесь наглядно реализовалось то, что недавно одним автором было точно и афористично выражено: «Почему красные победили в гражданской войне? Они, конечно, были против бога, но Бог был с ними». То, что рождало советского человека. Да, они вернули народу Веру, которую народ в массе своей потерял (об этом, к слову, свидетельствует в «Очерках русской смуты» сам Антон Деникин).
Это к вопросу о соцреализме. Оказывается, в отличие от сегодняшнего опошленного представления, это было очень богатое и стилистически, и тематически, и философски направление. Да, были и споры, и борьба, и цензура, и бюрократизм (что всегда присутствует в любом живом общественном организме), но была направленность на взлёт человеческого духа. А вот во множестве творений сегодняшних направлений «contemporary art» видится чаще зацикленность, заштампованность — и никакого полёта.
Были на той выставке хрестоматийные полотна С.Герасимова, Владимира Серова, А.Пластова, А.Дейнеки, М.Сарьяна, Ю.Пименова, М.Грекова и другие — такие знакомые с детства, с которыми встречались с тёплым чувством узнавания, как, например, с «Богатырями» Васнецова и «Мишками» Шишкина или «Запорожцами» Репина и «Переходом Суворова через Альпы» Сурикова. И здесь же ожидали первые открытия — широта поиска, разнообразие тематик, индивидуальность стиля. На всю жизнь запомнилась первая встреча с «Новой планетой» К.Юона и чуть ли не целым залом П.Корина — триптихом «Александр Невский» и целой галереей подготовительных этюдов к «Руси уходящей». (Каждый этюд — полнокровная потрясающая картина).
Именно здесь я впервые встретился вживую с художниками, которых потом назвали представителями «сурового стиля». У Таира Салахова вместе с любимым «Портретом композитора Кара Караева» представлялась «Эйфелева башня» — завлекательно-освещённый мир в основании башни и уходящий вверх и в темноту угрожающий, почти монструозный шпиль.
А у Т.Яблонской вместе с хрестоматийным «Хлебом» была показана одна из последних работ «Юность». Работа, выполненная в какой-то импрессионистско-пуантилистской манере, оставляющая совершенно загадочное впечатление. Безбрежный луг, в который мы вглядываемся вместе с героем картины — юношей, стоящим перед нами спиной — постепенно проявляется перед нашими глазами, и постепенно яснее и яснее проступают его неровности, и что они значат? Обвалившиеся и заросшие окопы и траншеи минувшей войны? Лик Земли, переболевшей тяжёлой болезнью — войной, с оставшимися надолго после этой болезни «оспинами»? А что видит это юноша? Вопрос из сегодняшнего дня — а какой мы видим свою Землю сейчас?

Встреча с Борисом Неменским в «Воздушном Замке» состоялась неожиданно и… закономерно. Неожиданно, потому что в окрестностях нашего города, в художественных музеях Челябинска и Екатеринбурга его работ нет, а до московско-питерских вернисажей руки давно не дотягиваются. А закономерно, потому что недавно, в 2020 году, прозвенел предупредительный звоночек — вышла почтовая марка со знаковой картиной Неменского «Земля опалённая». Закономерно, потому что взрослеют дети, растут внуки, работаю со студентами, то есть с молодыми людьми, и проблема общего культурного, цивилизационного кода стоит перед тобой постоянно, это — одна из основных констант жизни. И творчество Художника — одна из важных составляющих этого кода. Закономерно, потому что в сегодняшние времена настойчиво возвращается подзабытое в наших компьютерных реалиях понимание одного из главных предназначений мужчины — быть защитником. Защитником Семьи! Родины! Стоять на страже Мира! Быть воином! И это не парадокс, не противоречие, а та вековая культура, которая передавалась в русской культуре из поколения в поколение: воины-богатыри Земли Русской — всегда надёжно стояли на защите этой Земли, своих детей, жён, сестёр, матерей, обеспечивали мир. Как передать нынешним поколениям этот код?

И вспоминается вошедшее в сердце ещё в юности лермонтовское:
Месяц плывёт
Тих и спокоен,
А юноша воин
На битву идёт.
Вспомнились наши юношеские споры о пацифизме, и направленные друг к другу и к себе вопросы — а мы сможем так, как смогли наши отцы? Потому что опасность возрождения агрессивного фашизма была тогда очевидна.

Спасибо художнику, создающему такой код, который внятен и понятен нескольким поколениям нашего народа. Такой вот мост во времени и в Вечности творите Вы, Борис Михайлович! Низкий поклон Вам!