Роза Мира — диалог культур и культура диалога

Евгений Морошкин.

Этот мой текст – мятеж. Мятеж против устоявшейся лжи, жестокости и косности.
Почему мы не говорим то, что должно говорить человеку (если он человек, а не эмпирический объект)? Почему мы не отдаём великим людям при жизни хотя бы малую толику благодарности за те богатства, что они подарили нам? О какой новой эпохе мы можем вести речь, если не изменим отношения к Божьему Дару здесь и сейчас? если не научимся узнавать этот Дар сердцем, а не по внешним критериям успеха? Зачем тогда этот Воздушный Замок нужен вообще, если и внутри него мы будем жить и чувствовать по инерции, как толпа?

Я два года вынашивал в себе слова, что хотел сказать на день рождения Евгению Морошкину. А если... Почему мы всегда тянем? почему не говорим доброе, от сердца идущее сразу, а всё ждём каких-то завтрашних дат и поводов? И даже не в дате дело: тост на ДР звучит как тост. Я же хочу сказать то, что есть на самом деле. И я знаю, что ни малейшего искушения для Евгения не будет в моих словах: тщеславие слишком мелкое чувство для его души.

Я в первой своей статье "Дух и буква", с которой "появился" на "рм-форумах" (я тогда не знал, что всё там в кавычках и что всё дело именно в этих кавычках, а не в имени на вывеске), назвал гениальным человеком Ирину Юрьевну Баженову. И как же она меня потом ругала за это! Но я настаиваю на своём определении.

И теперь я говорю: Евгений Морошкин – великий человек и великий художник.
"Это, если всех нас сравнить с ним, был великий, необыкновенный человек! Какие дарования! Какие надежды он подавал нам всем! Господи Боже мой! Это был бы такой ученый, какого теперь днем с огнем не найдешь! Оська Дымов, Оська Дымов, что ты наделал... А какая нравственная сила!.. Добрая, чистая, любящая душа – не человек, а стекло!.. Работал, как вол, день и ночь, никто его не щадил, и молодой ученый, будущий профессор, должен был искать себе практику и по ночам заниматься переводами, чтобы платить вот за эти... подлые тряпки!.."  (Чехов. "Попрыгунья".)
"Ну, а Ольга Ивановна после смерти Дымова – поняла ли она что-нибудь? Конечно, нет. "Прозевала! Прозевала!"– вот что крутится в ее хорошенькой головке. Не дано пошлости, ограниченности, заурядности понять и оценить талант. Не дано – и это тоже вечный закон жизни." (Апостол любви. И.Ю.Баженова.)

Да, вы все, кто игнорировал его на своих форумах, "прозевали"!
Босой издевательски высмеивал меня, когда я сказал, что он в страшном сне не может представить, что на его форуме есть человек не менее даровитый, чем Высоцкий или Шукшин. Он решил, что я говорю о себе, несмотря на весь абсурд такого публичного сравнения самого себя с  кем-то (цена подлинности – жизнь и смерть; а цена подобному сравнению – бред и дурь). Нет, я говорил о Евгении. Я писал это и в ЛС нескольким людям уже, но теперь хочу сказать в голос:

Евгений Морошкин – одно из самых ярких открытий во всём опыте моего чтения и моей жизни. Я не встречал за оба века новой русской словесности ни одного критика (критика-друга и соавтора!), который с такой глубиной проникновения,  с такой силой мысли и сердца, с таким новым, не зашоренным взглядом, что даётся только любовью и великим духовным опытом,  мог рассказывать о поэзии и музыке, о живописи и архитектуре, о кино и философии, даже о фотохудожестве! Не было таких, заявляю со всей ответственностью. Даже Гершензон, Лотман и Лихачёв уже в выборе тем и жанров, не говоря уж о Григорьеве или Белинском.

Но критика, искусствоведа (искусстволюбца!) такого дарования, такой широты и глубины и композитора в одном лице не было в нашей культуре вообще никогда! Великая любовь, не думающая о себе и своём успехе, великая самоотдача без тени личного тщеславия и личной корысти, – это признак человека новой, только зарождающейся эпохи. Это в прямом смысле слова – человек облагороженного образа. Ничего равного в художественной критике не только в эмпирической своей жизни, но и во всём опыте чтения (а он немалый), я не встречал. По глубине понимания искусства, пожалуй, только Ильин и Бердяев могли бы составить "конкуренцию", но они не были сами художниками... И только Даниил Андреев (и то в некоторых лишь областях) равен себе как искусствовед и как поэт.
Среди литераторов были великие критики (да почти все, начиная с Пушкина), но они по большей части сосредотачивались в той области, в которой сами творили ценности. Здесь же – охват глобальный, и самое удивительное, что широта только усиливает глубину конкретики!

Я не уступлю ни буквы из этого поста. Я намеренно и открыто захотел сказать то, что люди "стесняются" говорить; а если говорят, то только на похоронах. Я хочу сломать эту ханжескую и лживую традицию, дать ей бой (надоела эта повторяющаяся в веках схема в конце концов!).
Евгений Морошкин – одна из самых ярких и, наверное, не имеющая прецедента по широте и глубине охвата, величин в русской культуре.
(Утверждаю в трезвом уме и здравой памяти и прошу занести в протокол.)

Что такой человек не был не только оценён на "рм"-форумах (что сверх возможностей данного "социума" в принципе), но был всегда в полуигноре и в "углу", однако давая основное содержание  этим "горе-рм"-ресурсам, но молча и скромно уступая место крикливым и наглым посредственностям, – сие неудивительно и закономерно: каковы "рм", таковы и "отношения" внутри них к людям, к человеческому творчеству, к человеческой гениальности. Бескорыстного служения там не смогут ни понять, ни представить: его назовут в лучшем случае "пафосом", а скорее всего – пошлым самоутверждением или "книжностью" (судят ведь по себе).
Но это так, горечь от теплохладной несправедливости, ставшей нормой не только в обществе, но даже в тех "сообществах", что мнят себя "авангардом культуры" (если Роза Мира не авангард и не вершина, то не имеет смысла о ней говорить всерьёз вообще).

Евгений Морошкин – гордость и слава не только этого маленького "ВОЗа", но русской культуры. Я хочу поклониться в ноги этому человеку за всё, что он дал для развития нашего искусства, нашей жизни (если понимать под жизнью не одну обыденность и животность). Господи, дай ему сил и терпения!

Никому бы я не сказал того, что говорю сейчас. Но я знаю, что никаких искушений тщеславия и честолюбия в данном случае быть не может по определению. Не для Евгения это пишу, а для тех, кто, может быть, задумается и оглянется по сторонам... Так хочется верить, что люди люди, а не марионетки и вещи.

Почему мы такие неблагодарные, чёрствые и ленивые? почему мы тратим часы и годы на скандалы и суету и до последней черты откладываем в сторону настоящее и великое? Неужели, кроме катастрофы, боли и смерти, ничто не может нас сделать людьми? Неужели наше сердце уже не способно отозваться ни на что, кроме сиюминутного и жареного?

Этот пост – мятеж против чёрствости, грубости и косности так называемых "розамиричей" ("родонистов", "андреевцев" и прочих "мистических анархистов"). Какие вы анархисты? вы конформисты и эгоцентрики, до мозга костей, до печёнок. Трусы и приспособленцы. На обоих форумах правят "паханы". А весь "актив" делает то же, что делали все придворные бездари во все времена. И ни один из вас не заметил, что рядом великий человек – в самом подлинном смысле слова.

Женя, я знаю, что ты будешь ругаться на меня, что кричать даже, наверное, будешь.
Но "ежели писах, то писах".

Согласна!

                               Из грязи иди в баню, а не в князи.

Искренне рад за Вас, Ярослав!

Надо только выучиться ждать,
Надо быть спокойным и упрямым,
Чтоб порой от жизни получать
Радости скупые телеграммы…...

Предложение Ярослава Тарана написать автобиографию (для нашей библиотеки), не столь уж кратко и формально, заставило меня призадуматься. Я пришел в Воздушный Замок как математик, предложивший свою программу для совместного участия в создании конструктивной базы данных – Словаря основных понятий (философов, литераторов...) для лучшего взаимопонимания. Сейчас я уже предлагаю по сути дела все с той же целью свои дневники. Что же заставило человека, которому было более 70 лет (в 2003 году) опубликовать свои весьма интимные, предназначенные лишь для себя дневники (эту автобиографию!), причем с весьма значительными для него последствиями, что видно из дальнейших записей. Постараюсь объяснить свою точку зрения.
Л. Толстой в одной интимной беседе с друзьями о женщинах, сказал задумчиво: да, женщины..., они очень похожи на людей... (хочу еще добавить: но нас бы здесь не было, если бы не они). Я был, как бы случайно, выброшен в этом мир, как тот мальчишка в романах Диккенса, был на грани ухода... и почти стал бродягой (лишь для приличия называл себя путешественником, отсюда и название моей книги «Дальний путь...»). Эту случайность избежания смерти можно осознать, если внимательно читать мою беседу с матерью в университете, и понять, почему я решил получить специальность физиолога (по ВНД, стремление к изучению психиатрии). Иногда их любовь имеет, увы, иной смысл, чем в словарях, собственно именно это и имел в виду Толстой, как в приведенном высказывании, так и весьма четко в последние годы жизни. О всех тонкостях умолчу – это надо читать. Далее, моя бывшая жена-красавица (она по национальности еврейка), здесь иной оттенок любви – «деньги превыше всего», передача этого «вируса» далее нашим сыновьям и внучкам... Здесь поневоле займешься проблемой взаимопонимания. Итак, ключ к моим дневникам дан (прошу прощения за многие аббревиатуры, это было нужно). Далее можно спокойно переходить к краткой автобиографии. 

О себе.
 В.Н. Щеглов (В.С. Королев), до 1950 г. жил и учился в Туле, в  конце 1955 г. закончил химфак МГУ по радиационной химии (перевели с биофака!) и в 1956 г. биофак МГУ по высшей нервной деятельности. Кандидат наук по управлению сложными системами – разработал алгоритм и программу построения алгебраических моделей конструктивной (интуиционистской) логики (АМКЛ) и использовал эти модели (и сам формализм построения АМКЛ) в самых разнообразных областях науки и техники: в химической технологии, медицине, парапсихологии, литературоведении, исследовании Евангелия, социологии, экономике. Мои воспоминания, дневники, книгу «Творческое сознание...» и статьи см. в http://shcheglov.livejournal.com/  (ссылки на новые статьи). Все мои фото можно считать иллюстрациями к моим воспоминаниям и дневникам. Проживаю в г. Щёкино Тул. обл. (это немного южнее Ясной Поляны).
Моими учениками и последователями защищено около пяти докторских и, кажется, столько же кандидатских диссертаций по использованию алгоритма АМКЛ в химической технологии и, в основном, в области медицины.
Моя книга «Дальний путь. Возвращение отца: воспоминания, письма, дневники» – Тула: Гриф и К, 2003 –  224 с. начинается с повести об отце, где от его имени описывается  его жизнь с 1910 г. и далее – война, московское ополчение, его гибель. Мои воспоминания («Возвращение отца») тоже идут как бы от него – его судьба в наше время; эти воспоминания начинаются примерно с 1934 г. Дневники и письма начинаются после окончания университета в 1955 году и далее...

В дальнейшем, если это читателям будет интересно, можно в библиотеку включить еще «главы» – последующие дневники за каждые полгода. Можно, конечно, включить и мои статьи по интерпретации библейских Заповедей, по исследованию творчества некоторых известных личностей, по исследованию некоторых интересных теорий – все с точки зрения уже известного в настоящее время формализма нашего сознания.
Далее предлагаю для разминки несколько кратких выдержек из дневников, опубликованных под заглавием «Поэзия воспоминаний».

1938 г., Тула. … Изящные старые фотографии запечатлели образы этих людей. Большое фото коричневого тона: зал с колоннами, за столиками сидят или за ними стоят отдельные группы, мужчины беседуют между собой; роскошные наряды женщин, тяжелые складки длинного платья, шляпы с перьями.
Н.[1] отдали  в императорский лицей  в  Гатчину под Петербургом. От того времени осталось его письмо со старой орфографией: "Дорогая мамочка, ради Бога возьми меня домой…"  Его мать, Клавдия Федоровна умерла, кажется, в начале 1938 г. после женитьбы Н.Н. на моей матери (она была красива…) Тетя Н.Н., Ольга Федоровна  Боголюбова жила на Тургеневской ул. Мы часто бывали у нее и с этого образа старого и устойчивого мира начинаются мои основные воспоминания.
Мы приходили обычно по субботам к вечернему чаю. Булыжная мостовая вверх по Тургеневской, калитка [2], дорожка к особняку, желтые цветы на длинных стеблях у кадки с водой у водостока, Боголюбов  в белой толстовке, седая бородка клином. Цветущая липа в саду, самовар на столе, жужжание пчел, прислуга Дуня, О.Ф. разливает чай, блики солнца на скатерти, вечер; мы переходим в гостиную, все играют в лото, на столе закипает  на спиртовке кофе. Я сижу на диване, около меня Тангут – большая охотничья собака –  я держу ее голову на коленях,  смотрю в преданные и добрые глаза, глажу большие отвислые уши, пытаюсь сесть верхом; мы оказываемся в кабинете у Б.  На стене охотничье ружье, сумка, рог, хлыст, большие часы стоят на полу, золотой блеск живого  маятника, ряды книг с тиснением на  переплетах, стол, накрытый зеленым сукном, лампа с зеленым абажуром, телефон, портрет Толстого. Зимний сад, пушистый снег, я нахожу большое румяное яблоко [3], напоминание счастья лета, гладкость этого округлого плода …
1939 г. На большом дворе около нашего дома всегда было интересно.  По утрам приезжал водовоз, затем приходила молочница, стекольщик, точильщик, приезжали угольщики с древесным углем для самовара и утюга, золотари, старьевщики, нищие и "бывшие".  Так,  к нам приходила  одна старуха лет восьмидесяти и кричала:  "Клавдия Федоровна,  супчику! супчику!" Ей наливали картофельного супу, она его густо перчила и ела. Я  гулял по двору чистенький,  хорошо одетый, в белых рейтузах, за что получил прозвище Наполеон. Играли мы в ножички, лапту, пряталки; особенно интересно было играть в сумерках – вся душа захвачена  игрой, пылающее лицо. Играли еще в разбивалку на  деньги, впрочем,  чаще  на фантики. Вечерами сидели на завалинке, разговоры, громадный диск луны с четким рельефом гор. Но чаще я слонялся один, во дворе нас не любили. Дворяне.
Лето 1943 г., Шиморское на Оке, Горьковская обл., место службы Н.Н.  … м. [4]  избила меня, и я решил бежать из дома. В огороде у попадьи была старая по-черному топившаяся баня, это было место, где я почти постоянно находился.  Прятал там куски хлеба, чтобы переждать холодную весну и уйти туда, где у Оки синеет лес, на запад, в Москву, где были родные моего отца Королева Сергея Сергеевича. Наступило лето, всё понемногу забылось, но я стал бродягой. Далекие походы в таинственный и манящий сосновый лес на горизонте, противогазная сумка, алюминиевая фляга, нож, компас и кусок хлеба стали на долгие годы моими единственными спутниками. Великолепные сосновые леса, песчаные дюны, кусты можжевельника, сизые  смолистые и сладкие его ягоды.  Широкая Ока, дырявая лодка, заткнутая мною тиной, обломок доски, переправа на другой  берег, ягоды шиповника за пазухой. На обратном пути меня снесло далеко вниз, лодка стала заполняться водой, спасительное мелководье, водоросли, плавать я еще не умел.
1945 г. Извещение о гибели отца, усыновление меня Н.Н.
1947 г., Тула. Музыкальная школа находилась близ громадного Успенского монастыря на Тургеневской. Особенно интересными были уроки сольфеджио, запись мелодии на слух; я стою, в левой руке ноты, пою для  класса какую-то мелодию и дирижирую себе правой рукой. Наташа, горловой голос, серые глаза; светловолосая и ласковая Эля Маринина… Наши  концерты, когда клавиши казались скользкими под пальцами, наверное от страха перед публикой.
9.10.50. Москва, МГУ, биофак. Катя (Векслер), правильные черты лица, большие серые глаза, кошачья грация – сверкающая и веселая красота!  Черные мягкие волосы, косы чуть небрежно заплетенные, завитки волос, ум, правильная речь – мы понимаем друг друга с полуслова. – "Я думала, ты москвич, свободно так держишься и походка такая…" – "Отец был москвич…"
3.11. Болтал с К. легко, радостно. Счастье. Воздух свеж, как зимой, небо синее, солнце, 18 лет, университет, любовь, борьба, первые успехи.
5. Вечер биофака в нашем клубе  на ул. Герцена [5], полностью отдался веселью. Любовь, как она повышает тонус, вино, тосты с Николаем Воронцовым [6] ; у него пенсне на цепочке и старый студенческий китель. Сорвал астру со сцены для К. на спор, кто сможет это сделать для нее. Погоня охранника… К. прикрепила астру к своим роскошным черным  волосам, потом все вместе, взявшись под руки, гуляли по центру  М. со старыми студенческими песнями.
9.06.51. Наша летняя практика в Турово на Оке, сосновые леса, мягкие луга. Бродили с К., заботливость и ровность с ее стороны. Когда мы лежим вместе в густой траве, любит, наклонившись надо мною, смотреть прямо в глаза ласкающим и нежным взглядом. Объяснил свой характер – отношения дома: "Ну, вот сейчас и приходится выбивать из себя различную дурь…" – "Ее у всех много, Витя". Чувствую, что К. ускользает от меня и понимаю причину этого – она на год старше и ей нужен богатый, со связями… 
27.07. Был дома у К., дважды был поражен ее красотой, когда открывала мне дверь, и когда ее фотографировал: белое платье, черные волосы, простота овала лица, большие серые понимающие и обволакивающие глаза. Мы гуляли, меня охватило прежнее радостное настроение, оно, очевидно, очень нравится К. Обедали там, где приемная Калинина, не переставая болтать о всевозможнейших вещах. Прохожие на улице с интересом и, улыбаясь, смотрели на эту смеющуюся, счастливую и красивую пару.
10.09. У нас с К. стыдливые и гордые отношения: поговорив раз по душам и погуляв вместе, мы долго потом не разговариваем и избегаем друг друга.
4.04.52. Приказ свыше: перевести всех ребят на химфак на секретное отделение по радиоактивности с повышенной стипендией. Решил заниматься сразу на двух факультетах, был на приеме у замминистра.
3.08. Тула (мы жили на втором этаже старинного особняка на ул. Свободы 56, это около парка), утром дома  в нашем саду занимаюсь переложением  "Науки логики" Гегеля на язык Павлова. Скамейка под яблоней, громадные стебли цветущей мальвы, мята, коробочки мака, астры. Часов в семь ко мне приходит моя маленькая соседка Тома, в этом году ей уже идти в школу. Мы загораем на утреннем солнце, страна утреннего спокойствия. Но нет, что-то волнует и сближает нас, мы бесконечно понимаем друг друга, шепчем какие-то слова на ухо… "Ах, как сладко", – говорит она мне… Золотоволосая Элла Маринина, купание всей нашей компанией на Воронке  близ Ясной Поляны; жара, мы лежим  и нежимся под прохладным  пологом леса,  она мне что-то говорит, наклонившись надо мною и глядя мне глубоко в глаза…
10.01.53. М. Опять К., метро, часы отсчитывают последние секунды.  К.: "У меня отец еврей, его фамилия Векслер, занимается синхрофазотронами, мы же все равно поссоримся…, ты же не знаешь, что будет…" – "Мы встретимся с тобою и все поймем через геологический период, это совсем скоро, это как один вдох".  Грохот закрываемых дверей, и она для меня исчезает в черной дыре.
7.06. Сокольники, искупался в пруду, лежу на траве в сосновом лесу, в теле приятная истома и спокойствие как год назад в Туле, в нашем саду утром. Тер-Марциросова: пышные  черные волосы с синеватым отливом, громадные глаза,  стройность,  Акопова: властное, уверенное,  красивое лицо,  вся она как налитый сочный плод. Гулял с ними под руки по Горького, синее небо, солнце, теплый влажный воздух, оживленно разговаривали и смеялись. Да, буду жить ради всего этого, стремление к жизни. Опять пруд, ивы плачут: тело покалывают мельчайшие капли. Засыпание,  мы пловцы, боль… Ленинка (дворец Пашкова), выход во внутренний двор, красивый вид со стороны выхода, девушки, спешащие в библиотеку, мужская гордость... Почти весь август провел в ленинке, читал книги и дореволюционные газеты по медицинской радиологии, еще прочитал всего Бальзака, Гюго и Горького. Свободные разговоры с молодой женщиной на выдаче книг. Она почему-то смотрит на меня как девушка, несколько смущенно.
7.11. Со знакомой по Туле Л. договорился о вечеринке у ее подруги Норы, отвезли ей домой вино. Мой товарищ по блоку Герман (мы жили в смежных небольших личных комнатах в новом здании МГУ) после этого отметил мою молчаливость и рассеянность. Наташа Кронрод на химфаке пригласила на свой доклад, она тонкая, высокая и серьезная, при  наших разговорах внимательно смотрит мне в глаза…
 16. Пригласил Н. на концерт в актовом зале ун-та, она была в белом платье, черные волосы лежат локонами на плечах, прямой профиль, образ Юдифи с картины Джорджоне; она очень похожа на К., но года на четыре моложе.  Я больше смотрел на нее, чем на сцену.  "Что ты улыбаешься?" – говорит она. – "Да так…" – "Ты придешь ко мне в воскресенье?"
28.04.56. "Когда принесли твою записку, у меня был наш первенец, передает младшему, что папка все-таки ничего. Витя, подойди к окну, я тебе нарисую. Не знаю, что я буду делать дома с нашими детками, они такие маленькие, что к ним страшно прикасаться. Как мы их назовем? Целуем тебя".
Май, утреннее солнце  проходит через листву, в нашей комнате золотисто-зеленые отблески. Я лежу, Н. наклоняется над младенцами, они тянутся к ее переполненной груди, струйка молока брызжет и на меня.
31.12.58. Кыштым-Иртяш ("Челябинск-40", "Маяк"), челяб. обл.  Новогодний вечер c артистами в театре, актриса Нина Черная – исполнительница роли Веселой  вдовы: "Вы такой скромный и вежливый, а здесь во мне видят лишь женщину". Она доверительно оставляет мне свою роскошную расшитую жемчугом сумочку и отходит к кому-то, затем банкет, шампанское, танцы. "А ведь вас кто-то ищет и ждет", – говорит она печально. Это была Рита Леванчук (Самгина) из нашего филиала ин-та биофизики Минздрава, сам Новый год я встречал у Р. Как бы замирание сердца при взгляде на нее…
Лето 1967 г., Рубежное, Луг. обл.  [7, 8]  Люба Мороз и ее крошечная дочь Вита – образ светлой  Мадонны и ангела… Ночной весенний лес с чуть развертывающимися почками, сладко щелкающие соловьи и  сонные воды Донца… Варваровка севернее от Р., желто-цветущий дрок  на песчаных дюнах, источники, ручьи, зеленые лужайки среди березовых островков леса. Дорожка у края высокого березового леса, с другой стороны большие густые посадки сосны примерно 15-ти летнего возраста, под ними уютно, как в шалаше… Хутор Пшеничный: после необозримых посадок сосны  на песках, наконец, возникает на горизонте гряда высокой ольхи. Источник, берестяной ковшик с надписью "Напился и положи на место", ветряк, отдельные хаты. Хороша пословица: в березовом лесу жениться, в сосновом Богу молиться, а в еловом хорониться… Занятия живописью маслом, часами работал  у края громадной поляны среди вековых дубов у Донца.  Этот лес нужно описать особо, что-то вроде парка, но к нему не прилагались  усилия человека для облагораживания: ровная трава-ковер, живописные группы громадных дубов и подлеска  великолепны.
29.12.81. Щекино, тул. обл. [9]  Лариса Ашиткова (Щеглова) подарила мне ко дню рождения стихи под названием  "1001 ночь": "Покинь места, где зло тебя гнетет…" и т. д. и еще: "…про болезни позабыть, быть любимым и любить… Бывшие туристы".  Еще раньше подарила свою тетрадь  туристских песен…
22.07.82. Ясная поляна. К нам приехала в гости Вита Мороз, ей почти 15, фотографировались под соснами  около водохранилища у  Грумантов. Будил ее утром: раскрасневшиеся щеки, прикоснулся губами – спрятала лицо в подушке; томные потягивания, кошачья грация. Поехали в Спасское-Лутовиново, тургеневская усадьба, к вечеру поставили палатку у пруда в деревне, что чуть севернее от усадьбы.  В. ходила за молоком, костер, вопросы  о звездах; завернул ее как куклу одеялом на ночь.
26. Показывал цветные диафильмы, где мы в Рубежном: Галя [10] и Люба  около Варваровки  у куста цветущего дрока, желтые барханы песка, Вита: "Ах, мама!" – "Вот такой она была  тогда", – сказал я, любуясь сразу всем: и этим странно-прекрасным пейзажем и красивыми, несколько смущенными  лицами молодых женщин. Другие слайды: мы в гостях у родственников Любы в деревне, яркая сочная зелень, Галя с весенними желтыми большими цветами.
27. Головеньки [12] , пруд, наши хорошие сердечные разговоры после купания, заходящее солнце, Засека, наша палатка под дубом на берегу, костер. Луна, ночь, плывущая выдра, холод,  мы стояли вместе, и я согревал ее. Роса утром, фото. В Щ. ходили купаться на наше карстовое озеро Старину;  в Т. посадил ее в поезд и поцеловал на прощание.
30.12.87. Что же больше всего осталось в памяти о городе моих лучших дней жизни – Рубежном? Лучших дней в смысле природы, силы, молодости и друзей… Это прежде всего сосновые леса, возвышающие душу человека, дубравы прекрасного паркового типа, вызывающие мысли о счастье вот здесь, сейчас. Это весенняя песчаная пустыня, желтый цветущий дрок, березовые перелески, чередующиеся с сосновыми посадками, журчащие ручьи и тот же смолистый дух сосен. [11] Это степной возвышенный берег Донца с куполообразной вершины которого открывались чарующие виды уходящих на запад лесных далей, вечерние ароматы степных трав.  Донец внизу с его вековыми ветлами, зеленая мурава-трава около источника и жаркие песчаные пляжи. Это бесконечные разговоры обо всем… с  Виктором Василенко, красивым и статным парнем, руководителем бальных танцев. Красавица Люба Мороз, напоминающая чем-то Софи  Лорен  или даже лучше ее… Дальние поездки на велосипеде по знойной  степи, сон в тени деревьев; чуть в сторону – широкая долина, маленькая деревня, степь и леса. Синева неба осенью над вершинами оголяющихся тополей у Донца. Весна, тающий снег, ручьи,  пятна солнца на полу в старинной столовой и на фикусах; наша возбужденная компания после офицерских сборов  и стрельбы по мишеням из пистолета ТТ, карман, полный патронов  (я по сравнению с другими стрелял довольно метко!) Щелканье соловьев почти всю ночь на Донце, когда дубы еще не распустились… Колхоз, Таня Зосимовская, беседы о жанре фантастики в литературе, прекрасная поляна у Донца, напоминающая рай…

(сноски в тексте):
1.   Н.Н. Щеглов, в дальнейшем мой отчим.
2.   Точно напротив областной б-ки.
3.   В моих воспоминаниях слова, выделенные курсивом, обычно имеют иносказательный смысл, в данном случае – мистический. Гладкое, округлое ("замкнутое в самом себе") яблоко Евы как символ будущего греха.
4.  Мать.
5.  После 1993 г. это опять церковь св. Татьяны.
6.   В 1990 г. был вице-президентом РАЕН. 
7.   Уехал из М. с экспедицией МГУ для исследования результатов ядерной катастрофы, позже был развод с Н., см. мою повесть "Вирусы лжи и бреда" в lib.ru.
8.  Там получил большую квартиру и работал в ЦЗЛ химкомбината.
9.   Обменял квартиру на кв. в г. Щекино (южнее Ясной Поляны, под родной Тулой).
10.   Моя супруга.
11.   Немного севернее Рубежного.
12.   Большой пруд непосредственно у Засеки – полосы лесов южнее Тулы.

Здравствуйте, Саша! Искренне тронут Вашим тёплым приёмом. Чудесное фото. Мой Борис мог бы быть таким в юности, но, к сожалению или к счастью, ему не повезло с породой. Гемпшир, что с него взять. Загадочная натура.

Андрей, я перенёс Ваш пост из ветки "Наши авторы" сюда. А для ветки "Наши авторы" хотелось бы другой текст: небольшой расссказ о себе, а не перечисление должностей, лауреатств и побед в конкурсах. Это всё хорошо, но ничего не говорит читателям о самом человеке и его творчестве.

Ох уж, Слава!..
Борис - крайне застенчивое и ранимое существо. Ему ли по замкам гулять? Он от одной этой мысли вмиг окрас поменяет...