V
Не личность ради прогресса, а прогресс ради личности – утверждал Достоевский, убежденный в том, что человек, созданный по образу и подобию Божию,– высшая, непререкаемая ценность на земле (мысль, которую наш современник, поэт А. Вознесенский, выразил так: "все прогрессы реакционны, если рушится человек"). Я убеждена, что Чехов думает так же, но выражает это, естественно, иначе в своих произведениях, нежели Достоевский. Да и какой писатель-гуманист не согласится с этой абсолютной истиной, сопряженной с понятиями – добро, любовь, человеколюбие?!
А.П.Чехов в своих произведениях утверждает, что КАЖДЫЙ человек несет в себе какие-то свои, индивидуальные черты, всегда ценные и интересные писателю, но очень часто (почти всегда) черты эти остаются тайной для окружающих ("чужая душа – потемки" – народная мудрость). Вот об этих тайнах, или если угодно – тайниках, человеческой души и идет речь, когда мы обращаемся к рассказам "Горе", "Скрипка Ротшильда" и "Душечка". "Горе" и "Скрипка Ротшильда" – это рассказы о прозрении человека НА КРАЮ, на краю жизни, позднем прозрении. Ситуация в этих новеллах очень похожая, поэтому говорить о них буду параллельно.
Яков Бронза (прозвище – или фамилия? – очень удачное: бронзовый идол, бронзовая болванка, от которой всё отскакивает) – гробовщик. Григорий – искусный резчик по дереву, золотые руки и пьяница. Оба старики – им под семьдесят. Один полвека делал гробы, не пил и жаловался на убытки в своем "производстве", другой – "как напился после свадьбы", так и не протрезвел ни разу за 40 лет. Оба женаты, оба, как теперь говорят,"в упор не видят" своих жен, как будто их и нет вовсе, и оба вдруг, потеряв жен, понимают, что жили они плохо, не по-людски, что жизнь прошла зря, но прозрение пришло слишком поздно, когда сил на жизнь уже не осталось. И мысли, которые приходят к ним на пороге смерти,– страшные мысли: "Эх, жить бы сызнова!" (Григорий); "зачем люди делают всегда именно не то, что нужно?!" (Бронза), страшные потому, что это – итог прожитой жизни, дальше уже ничего не будет. Вот как описывает это прозрение Чехов:
"Токарь плачет...Он думает: как на этом свете всё быстро делается! Не успело еще начаться его горе, как уж готова развязка. Не успел он пожить со старухой, высказать ей, пожалеть ее, как она уже умерла. Жил с нею сорок лет, но ведь эти сорок лет прошли, словно в тумане. За пьянством, драками и нуждой не чувствовалась жизнь. И, как назло, старуха умерла как раз в то самое время, когда он почувствовал, что жалеет ее, жить без нее не может, страшно виноват перед ней... Ей бы, дуре, еще лет десяток прожить, а то небось думает, что я и взаправду такой... Жить бы сызнова... Вспоминает он, что Матрена лет сорок тому назад была молодой, красивой, веселой... Свадьбу он помнит, а что было после свадьбы – хоть убей, ничего не помнит, кроме разве того, что пил, лежал, дрался. Так и пропали сорок лет." (Рассказ "Горе".)
"Когда Яков возвращался с кладбища, его взяла сильная тоска... Ему хотелось плакать... Жизнь прошла без пользы, без всякого удовольствия, пропала зря, ни за понюшку табаку; впереди уже ничего не осталось, а посмотришь назад – там ничего, кроме убытков, и таких страшных, что даже озноб берет. И почему человек не может жить так, чтобы не было этих потерь и убытков? Спрашивается, зачем срубили березняк и сосновый бор? Зачем даром гуляет выгон? Зачем люди делают всегда именно не то, что нужно? Зачем он (Яков) всю свою жизнь бранился, рычал, бросался с кулаками, обижал свою жену и, спрашивается, для какой надобности давеча напугал и оскорбил жида? Зачем вообще люди мешают жить друг другу? Ведь от этого какие убытки! Какие страшные убытки! Если бы не было ненависти и злобы, люди имели бы друг от друга громадную пользу." (Рассказ "Скрипка Ротшильда".)
Пьяница Григорий накануне смерти совершает свой единственный подвиг – борясь со стихией, в непроглядную метель везет в больницу свою старуху, надеясь вернуть ей жизнь, теряет дорогу, отмораживает руки и ноги и теперь обречен на смерть. Яков Бронза в своих предсмертных мыслях поднимается до общегосударственных проблем ("Зачем срубили березняк и сосновый бор? Зачем даром гуляет выгон?"), поднимается, если хотите, до общечеловеческих, мировых проблем ("Если бы не было ненависти и злобы, люди имели бы друг от друга громадную пользу.") И тот, и другой – простые русские люди, ничем не интересные окружающим (но не Чехову!),отмеченные талантом (хотя до этого тоже нет никому дела!): Григорий – талантливый токарь по дереву, художник (!), Яков Бронза играет на скрипке (его даже иногда приглашали в местный еврейский оркестр играть на свадьбах) и... сочиняет музыку сам (тоже художник!). Чехов убежден, что каждый человек имеет потенциальные возможности, но далеко не каждый использует данное ему природой. За это приходится дорого платить, часто – перед самой смертью, когда всё уже позади. После Григория не осталось ничего, он уходит из жизни, сопровождаемый безжалостными словами врача: "Пожил, и слава Богу! Небось шесть десятков прожил – будет с тебя!" От Якова Бронзы осталась скрипка, отданная им перед смертью бедному музыканту еврею Ротшильду, и еще осталась его музыка. Один свой талант пропил, другой – оставил людям. Значит, эта жизнь прожита не совсем зря? Но сам Яков об этом никогда не узнает. Ротшильд "давно уже оставил флейту и играет теперь только на скрипке. Из-под смычка у него льются такие же жалобные звуки, как в прежнее время из флейты, но когда он старается повторить то, что играл Яков, сидя на пороге, то у него выходит нечто такое унылое и скорбное, что слушатели плачут, и сам он под конец закатывает глаза и говорит: "Ваххх!" И эта новая песня так понравилась в городе, что Ротшильда приглашают к себе наперерыв купцы и чиновники и заставляют играть ее по десяти раз".
*
Пожалуй, самой обыкновенной (на первый взгляд, ибо мы всегда должны помнить, с каким писателем имеем дело!) героиней Чехова является Оленька (Ольга Семеновна) из рассказа "Душечка". И большинство учеников – до разговора о ней на уроках – испытывают некоторое презрение, даже пренебрежение к ней. (Я выясняю это, задав им двухминутное письменное задание – ответить очень коротко на вопрос: с какими чувствами, с какими ощущениями вы "вышли" из рассказа "Душечка"? Тут же просматриваю их и раскладываю на две стопочки, в третьей обычно бывает один или два листка – ни с какими,– остальная часть осуждает и презирает героиню, меньшая – жалеет, грустит, сострадает.)
Начинаю разговор с сообщения ученикам мнения об этом рассказе Л.Н. Толстого: "Это перл. Чехов – большой-большой писатель." (Горбунов-Посадов в письме к Чехову после встречи с Толстым.) И цитирую письмо Татьяны Львовны, дочери писателя, к Чехову: "Отец "Душечку" читал четыре раза подряд вслух и говорит, что поумнел от этой вещи." (Толстому в это время 71 год, Чехову – 39 лет.) С замечания о том, что мнение большинства мальчиков и девочек разошлось с мнением старого, умудренного жизнью Толстого, с замечания, которое как камень, брошенный в тихий пруд, будоражит учащихся, и начинается беседа.
На "поверхности" рассказ "Душечка"– это рассказ о двух замужествах Оленьки (с театральным антрепренером и с торговцем лесом) и любовной (очень короткой!) связи с женатым ветеринаром, которому она отдала (не сдала!) свой дом, поместившись во флигельке, потому что ему негде было жить. Когда она жила с антрепренером, она говорила только о проблемах театральной жизни и о зрителях (его словами!), когда жила с лесоторговцем – о проблемах купли и продажи леса (тоже его словами!), когда жила с ветеринаром – о трудностях в работе ветеринара (опять же словами сожителя!). Хамелеонство, умение приспособиться? Нет. Абсолютная пустота? Нет. ЛЮБОВЬ! Но это не сразу все понимают. Оленька любила каждого из своих мужей, оба брака были счастливыми ("жили хорошо"; "прожили в любви и полном согласии"– пишет Чехов); после смерти каждого из них она начинала чахнуть. Просто она не могла не любить, без любви, без сердечной привязанности к кому-нибудь (кстати, кошка не стала объектом ее любви, не смогла заменить людей, которых она теряла, а ведь мы знаем массу примеров обратного, когда животное занимает в сердце место человека!), не могла жить и медленно умирала, если жизнь лишала ее возможности отдать тепло своего сердца другому. Безвозмездно и бескорыстно. Ибо ЛЮБОВЬ всегда бескорыстна и не требует "отплаты". "Она постоянно любила кого-нибудь и не могла без этого."
Первый тревожный "звоночек", первый стук "человека с молоточком" мы слышим в следующих словах рассказа о жизни Оленьки со вторым мужем: каждый вечер муж и жена "становились перед образами, клали земные поклоны и молились, чтобы Бог послал им детей..." Не послал...
Оленька "не могла прожить без привязанности и одного года и нашла свое новое счастье у себя во флигеле"– с ветеринаром. И произошло ЧУДО (не надо забывать, что дело происходит в маленьком захолустном городке и в России 19 века! И речь идет не о замужестве, а о "преступной" связи с женатым человеком, даже и при условии, что жена уехала от него!): "Другую бы осудили за это, но об Оленьке никто не мог подумать дурно, и всё было так понятно в ее жизни." Это понимание и сочувствие окружающих поразительны! Счастье с ветеринаром было недолгим: "он уехал с полком (военный ветеринар), уехал навсегда."
"Теперь... и среди мыслей и в сердце у нее была такая же пустота, как на дворе." Оленька "постарела, подурнела... Ей бы такую любовь, которая захватила бы всё ее существо, всю душу, разум, дала бы ей мысли, направление жизни, согрела бы ее стареющую кровь... И так день за днем, год за годом"...
Как можно не прочитать (т.е. не увидеть, не услышать, не понять) этого? Видимо, можно, если 3/4 класса " выходят" из рассказа "Душечка" с презрением к героине! Помочь детям (пусть подросткам!) услышать Чехова, услышать слово писателя, открыть его для себя, впустить в себя, в свое сердце,– наверное, главная задача учителя. Зато с какой великой радостью воспринимаю я те добрые слова, которые часть учеников в самом начале этих уроков сказала мне о Душечке во время маленького опросика! И сама не скуплюсь на хорошие слова об этих ребятах, когда заканчиваю тему, но это потом, а сейчас – обратимся к концу рассказа.
Итак, пустота, пустота, пустота – и во дворе, и в мыслях, и в сердце – в жизни.
И тут вдруг... Возвращается в городок ветеринар и привозит своего семилетнего сына Сашу. Мальчик не нужен ни матери, ни отцу: мать уехала в Харьков и даже не пишет, отец почти не бывает дома. "Оленьке казалось, что Сашу забросили, что он лишний в доме,.. и она перевела его к себе во флигель", "сердце у нее стало вдруг теплым и сладко сжалось, точно этот мальчик был ее родным сыном." "Из ее прежних привязанностей ни одна не была такою глубокой, никогда еще раньше душа ее не покорялась так беззаветно, бескорыстно и с такой отрадой, как теперь, когда в ней всё более и более разгоралось материнское чувство. За этого чужого ей мальчика, за его ямочки на щеках, за картуз, она отдала бы всю свою жизнь, отдала бы с радостью, со слезами умиления. Почему? А кто ж его знает – почему?" Я не боюсь того слова, которое сейчас скажу: Оленька-душечка обладает редкостным в наши дни (да и всегда было так) ТАЛАНТОМ – ТАЛАНТОМ ЛЮБИТЬ, т.е. забывать себя в любви, отдавать себя любимому человеку целиком. Только в любви по-настоящему красив и добр человек, потому что в любви он отдает, а не берет. Счастлив тот, кому на его жизненном пути встретится Душечка, человек Большого Сердца.
Оленька и Саша вместе завтракают, она провожает его в гимназию и "возвращается домой тихо, такая довольная, покойная, любвеобильная; ее лицо, помолодевшее за последние полгода, улыбается, сияет; встречные, глядя на нее, испытывают удовольствие и говорят ей: "Здравствуйте, душечка Ольга Семеновна! Как поживаете, душечка?", потом она встречает Сашу из гимназии, они вместе обедают, вечером вместе готовят уроки и оба плачут, если что-нибудь не получается. А по ночам Оленька мечтает о далеком будущем, когда Саша "станет доктором или инженером, женится и у него родятся дети". Но живет в сердце Оленьки подавляемый ею днем и просыпающийся по ночам ужас, страшный кошмар: вдруг мать вызовет Сашу в Харьков, отнимет его навсегда, и тогда "она в отчаянии, у нее холодеют голова, ноги, руки, и кажется, что несчастнее ее нет человека во всём свете".
VI
Есть ли спасение от пошлости? Может ли человек, живущий и поступающий как пошляк, возродиться, стряхнуть, как прах со своих ног, ту пошлость, которая была в нем изначально, так сказать "генетически",когда ему уже за сорок, т.е. "стаж" пошлой жизни достаточно велик? Чехов отвечает: может! "Рецепт" этого спасения Чехов дает неоднократно, и ярче всего мы видим это в рассказе "Душечка". По всем внешним признакам Душечка, Оленька, Ольга Семеновна – воплощение ограниченности, заурядности. Но только по внешним. Чехов раскрывает в ее душе тайный родник, неиссякающий родник любви, и всё внешнее уходит прочь, и остается суть – прекрасная суть прекрасного человека, которую можно смело назвать ТАЛАНТОМ ЛЮБВИ, талантом любить. Но этот талант – от рождения, он не благоприобретенный, а данный от природы. О возрождении же души, о способности человека к возрождению, к очищению нравственному, другой рассказ – поэма о любви "Дама с собачкой". Этим рассказом я заканчиваю разговор о прозе Чехова, ибо считаю его одной из вершин в чеховском творчестве и одним из лучших произведений русской литературы о любви.
"Дама с собачкой" – рассказ о том, как вполне пошлый человек – Дмитрий Дмитриевич Гуров,– сбросив с себя путы пошлости, потому что полюбил (в 44 года впервые!), становится одним из самых обаятельных героев в творчестве Чехова, ибо любовь и пошлость – понятия несовместимые. Перед разговором об этой новелле опять провожу маленький опросик: какую историю рассказал нам Чехов – обыкновенную или необыкновенную? Привыкшие к моим (и чеховским!) "каверзам", ученики стараются "угадать" (и многие "угадывают"!), но, имея дело с Чеховым, угадывать нельзя, надо читать, и тогда воздастся – прочтется.
Дмитрий Дмитриевич Гуров отправился на две недели на курорт с целью отдохнуть от семьи (жены и детей) и завести двухнедельный романчик – что может быть пошлее, вульгарнее и зауряднее?! И дальше всё идет в том же духе: он знакомится с замужней Анной Сергеевной, которая приехала на курорт со шпицем; знакомство начинается (та же пошлость!) с заигрывания с собачкой; они гуляют, разговаривают и буквально сразу идут к ней в гостиничный номер; происходит то, на что и рассчитывал Гуров, потом он с удовольствием ест арбуз, а она плачет и обвиняет во всём случившемся только себя. Ни одного упрека ему: он – тонкий, деликатный, умный, великодушный, прекрасный (потом он всё это вспомнит и воспримет по-другому, но потом!); две недели пролетают мгновенно, они расстаются: она – в глубочайшем горе, потому что полюбила, будучи уже замужней женщиной, он – довольно спокойно, чуть-чуть с оттенком грусти, потому что встреча была приятной и необременительной: она ни о чем не просила и ни в чем не упрекала, она просто любила. Он возвращается в свою Москву (она – в свой городок), ведет прежнюю жизнь – семья, клуб, обеды, ужины, театры. И почти не вспоминает о ней. И вот однажды, после вечера в своем клубе, он заводит с приятелем разговор о ней: "С какой очаровательной женщиной я познакомился" (опять пошлость – и по форме, и по смыслу!),в ответ на что слышит:"А знаете, Дмитрий Дмитриевич, вы были давеча правы – осетрина-то с душком!" Ответ, достойный его фразы, получил то, что и следовало! И вдруг (ах, это "вдруг" в чеховских рассказах!) Гуров чувствует прилив негодования, возмущения той жизнью, которой живет, и теми людьми, которые его повседневно окружают: "Эти слова, такие обычные, почему-то вдруг возмутили Гурова, показались ему унизительными, нечистыми. Какие дикие нравы, какие лица! Что за бестолковые ночи, какие неинтересные, незаметные дни! Неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры всё об одном. Ненужные дела и разговоры всё об одном отхватывают на свою долю лучшую часть времени, лучшие силы, и в конце концов остается какая-то куцая, бескрылая жизнь, какая-то чепуха, и уйти и бежать нельзя, точно сидишь в сумасшедшем доме или в арестантских ротах!" Да ведь это была его жизнь, его в течение 40 лет! И он не замечал этого и не тяготился ею. Но дело в том, что это мысли непрежнего Гурова, а другого, нового! Он садится на поезд и едет в город С; находит ее дом, ходит вдоль забора и по улицам, слушает из-за ее окон (зима!) слабые звуки рояля; видит, как какая-то старушка вышла гулять со шпицем, он "хотел позвать собаку, но у него вдруг забилось сердце, и он от волнения не мог вспомнить, как зовут шпица." Вечером Гуров пошел в театр, надеясь там встретить Анну Сергеевну,и они действительно встретились. Вот как об этом пишет Чехов: "Она сидела в третьем ряду, и когда Гуров взглянул на нее, то сердце у него сжалось, и он понял ясно, что для него теперь на всём свете нет ближе, дороже и важнее человека; она,.. эта маленькая женщина, ничем не замечательная,.. наполняла теперь всю его жизнь, была его горем, радостью, единственным счастьем, какого он теперь желал для себя; и под звуки плохого оркестра, дрянных обывательских скрипок, он думал о том, как она хороша. Думал и мечтал." В антракте Гуров подошел к Анне Сергеевне и "сказал дрожащим голосом, улыбаясь насильно: "Здравствуйте." Она взглянула на него и побледнела, потом еще раз взглянула с ужасом, не веря глазам, и крепко сжала в руках вместе веер и лорнетку, очевидно борясь с собой, чтобы не упасть в обморок. Оба молчали. Она сидела, он стоял, испуганный ее смущением... Но вот она встала и быстро пошла к выходу, он – за ней, и оба шли бестолково", быстро, почти бежали по лестницам, переходам, коридорам, как будто пытаясь убежать от своей судьбы. Как школьники, как гимназисты, как мальчик и девочка, охваченные первым в жизни чувством, не зная, что делать им с собою и с этим чувством. И начинается мучительное, но единственное для них счастье: то он приезжает в ее город, то она в Москву; встречи в "гадких" гостиницах, вполне комфортабельных, но всё равно "гадких",потому что не дом, не очаг, не семья; то вдруг оба одновременно снимаются с мест и едут навстречу друг другу. Они не могут жить врозь, но и не могут быть вместе (оба связаны семьей, преждевременным, по легкомыслию и безответственности заключенным браком и теперь расплачиваются за это!), и нет у них общего угла, общего приюта, общего дома...Считается, что любовь красит, молодит. Анну Сергеевну и Гурова любовь состарила: "Голова его уже начинала седеть. И ему показалось странным, что он так постарел за последние годы, так подурнел." Обнимая Анну Сергеевну,"он чувствовал сострадание к этой жизни, еще такой теплой и красивой, но, вероятно, уже близкой к тому, чтобы начать блекнуть и вянуть, как его жизнь". Их любовь – мучительное счастье, счастье – страдание. "Анна Сергеевна и он любили друг друга, как очень близкие, родные люди, как муж и жена, как нежные друзья; им казалось, что сама судьба предназначила их друг для друга, и было непонятно, для чего он женат, а она замужем; и точно это были две перелетные птицы, самец и самка, которых поймали и заставили жить в отдельных клетках. Они простили друг другу то, чего стыдились в своем прошлом, прощали всё в настоящем и чувствовали, что эта их любовь изменила их обоих...
– Перестань, моя хорошая,– говорил он, – поплакала – и будет... Теперь давай поговорим, что-нибудь придумаем. Потом они долго советовались, говорили о том, как избавить себя от необходимости прятаться, обманывать, жить в разных городах, не видеться подолгу. Как освободиться от этих невыносимых пут?
– Как? Как?– спрашивал он, хватая себя за голову. – Как? И казалось, что еще немного – и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь; и обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное только еще начинается." Так заканчивается рассказ. Любовь, как и талант – КРЕСТ, тяжкий крест, и не всякому дано вынести его. Но тот, кто вынесет его,– чист перед людьми и перед высшим судьей.
VII
А.П.Чехов однажды сказал: "Настоящий писатель должен куда-то вести... А куда веду я?", как бы отказываясь от мысли, что он, Чехов, может куда-то вести читателя. Но, напоминаю, перед нами "подводный", потаенный писатель. Может быть, говоря это, он завуалированно, по-чеховски деликатно отказывался от навязывания читателю своей позиции, пролагая тем самым свою литературную, творческую, художническую дорогу – дорогу подтекстного писателя... А идея-то ведущая у него есть! И не просто ведущая, а, если угодно, основополагающая, глобальная, всевременная. Она выражена в словах Астрова, одного из любимых героев Чехова (пьеса "Дядя Ваня"), умницы, философа, врача, насаждающего лес (вот такое "хобби"!), чтобы потомкам было чем дышать, и ко всему – спивающегося интеллигента, потому что он – один! Его дело никому не нужно! Никто не понимает, что он, как и всякий талантливый человек, работает на будущее. Вот эта позиция, эта ведущая идея: "В человеке должно быть всё прекрасно – и лицо, и одежда, и душа, и мысли." Это не Астров, это Чехов! Чехов, поехавший (для будущего!) на Сахалин, Чехов, всю свою жизнь бесплатно лечивший больных и возивший для этого за собой вагон лекарств, считавший это нормой жизни для человека мыслящего и умеющего думать о тех, кто живет с ним рядом, страдает и умирает, не оставив за собой никакого следа, умеющего думать о тех, кто будет жить после него.
Примечание: Порядок изучения произведений А.П.Чехова на уроках тот же, что и порядок их в данной статье.
И.Ю.Баженова
1997
