Нынешняя выставка, организованная галереей «Веллум», отражает совсем небольшой сегмент русской живописи прошедшего столетия. Но для человека, представляющего себе контекст явлений, она дает возможность еще раз охватить взглядом всю картину художественной жизни века, еще раз осознать серьезность его духовный поисков.
Центральное место на выставке занимает живопись Петра Петровичева, находящаяся на перекрестке передвижнического пейзажа и позднейших стилевых новаций. Здесь я впервые увидел его произведения в таком объеме; ни один из крупных музеев, кажется, не располагает подобным собранием. Для тех, кто знаком с картинами художника только по репродукциям, составить верное представление о нем весьма трудно: альбомное воспроизведение не передает особенностей фактуры, объемной кладки красок, рождающей почти скульптурное впечатление. Некоторое приближение к подлиннику дают воспроизведения на странице художника на сайте галереи: хорошая постановка освещения позволила во многих случаях передать фактуру поверхности картины, это дает возможность оценить своеобразие и целостность авторского почерка.
Открытие галереи «Веллум» – акварели Александры Коноваловой. Среди них три работы особенно привлекли мое внимание. Это акварель «Лебединый пруд», несущая черты жанра феерической театральной декорации; но, в отличии от множества произведений такого рода, картина Коноваловой действительно пронизана мистическими дуновениями, в ней есть внутренняя убедительность и оправданность присутствия какого-то просветленного неземного ландшафта, озаряемого огромным нездешним солнцем.
В акварели «Весенний букет» нет заранее заданной фантастичности; сюжет, что характерно для художницы, вполне реален и вместе с тем немного стилизованно-наивен: девочка с букетом голубых цветов стоит среди березовой рощи. Но общая светоносность акварельного письма переводит эту наивность в план какой-то космической безгрешности, чистоты первого дня творения. Детскую радость рождают пятна солнечных лучей, ложащиеся на землю и делающие ее подобием россыпи разноцветных кристаллов.
Останавливает внимание и картина «Родовое гнездо» – неброская, но наполненная глубоким чувством умиротворения и ностальгии.
Представлен в экспозиции и Борис Смирнов-Русецкий – художник, на своем многолетнем творческом пути отразивший практически все направления поисков «Амаравеллы». К сожалению, художнику был присущ грех многописания, особенно в поздние годы; нередко картина создавалась быстрее, чем она успевала внутренне сложиться, и в результате она получалась незрелой, поверхностной. Несколько подобных картин можно увидеть и здесь.
Но есть и несколько, где Смирнов-Русецкий явлен в полную свою силу. Это «Утро в лесу» – прозрачная, истаивающая пастель, макро-пейзаж приближающийся к натюрморту, подобный картине «Одуванчики», воспроизведенной
здесь, но в голубоватой, ранне-весенней гамме.
Небольшой этюд «Псковская земля. Синева далей.» привлекает воздушной легкостью колорита, своей наивно-искренней интонацией, намеком на одухотворяющее преображение земной поверхности, прорастающей самосветящимися травами.
Самая интересная, на мой взгляд, вещь художника на этой выставке – небольшой пейзаж в темно-зеленой гамме (1940 года). Образно он восходит к некоторым этюдам Н. Рериха, изображающим северные «жальники» или круги камней. При этом явственно и своеобразие почерка самого Смирнова-Русецкого. Картина погружает в дух сказочной древности, несколько недобрый (грубая избушка и угловатые коряги на первом плане напоминают о Бабе-Яге или Кикиморе); загадочное тусклое свечение вокруг каждого предмета как бы материализует духи болот и лесных дебрей.
Среди работ других художников, представляющих вторую половину 20 века, особенно привлекают внимание картины О. Гостева с полнокровным колористическим решением и поиски А. Батурина в области преображения природной формы в русле Анри Дерена и кубизма.
Особую полноту художественного впечатления создает собрание акварельных натюрмортов Веры Яснопольской, продолжившей традицию гениального акварелиста Артура Фонвизина. Собственно, данная традиция и представлена только этими двумя именами, ей трудно найти параллели в творчестве других художников 20 века. И эта обособленность не позволила до настоящего времени как-то вербализовать этот художественный феномен. Здесь найдено некое абсолютное соответствие техники исполнения и внутренней сути, и достигнуто оно не за счет «обуздания» технического блеска, а вследствие полной органичности данной манеры письма для этих художников. Импровизационная спонтанность процесса создания акварели (или блестящая иллюзия такой импровизации) соединяется с такими неожиданными и образно значимыми цветовыми решениями, которые могут быть только результатом напряженного творческого поиска. В результате возникает новое представление о возможностях этой спонтанности, о творческом потенциале человека.
