Религия, философия, наука
Ритуальное и бытовое поведение: о целе- и смысло-полагании

0 Участников и 1 гость просматривают эту тему.

РИТУАЛЬНОЕ И БЫТОВОЕ ПОВЕДЕНИЕ: О ЦЕЛЕ- И СМЫСЛО-ПОЛАГАНИИ

Завершая статью «Роль слова», я собирался продолжить рассмотрение двух других составляющих ритуального триединства, так что в данном тексте речь пойдет о ритуальном поведении, которое принято отличать от поведения бытового. Как правило, эти две поведенческие формы разводятся по противоположным полюсам континуума, один полюс которого представляет собой исключительно утилитарную, а другой исключительно знаковую ценность. В данной статье такое различение будет не только продолжено, но доведено до диаметрального противопоставления.

В бытовом поведении любое действие направлено на некую внешнюю цель, иными словами само по себе является средством. Говоря же о ритуальном поведении, мы не можем сказать, что оно имеет цель, поскольку оно само по себе воплощает достижение цели. В отличие от повседневного, ритуальное поведение имеет не цель, а смысл, который оно органически в себе содержит. С этой точки зрения, ритуал всегда удовлетворяет некую насущную потребность, которую никакое опосредованное действие удовлетворить не может.

Таким образом, если бытовое поведение целеориентировано, будучи обращено вовне, то ритуальное поведение – смыслоориентировано, будучи обращено к центру, вовнутрь себя. Можно сказать, что бытовое поведение всегда мотивируется недостатком чего-либо, тогда как ритуальное, в том числе и творческое поведение – избытком (о природе и проявлениях этого избытка речь пойдет в статье, посвященной материи и энергии в ритуале). Бытовое и социальное поведение всегда лишь косвенным образом направлено на удовлетворение потребностей – причем разумеется искусственных, поскольку удовлетворение естественных потребностей предполагает активность совершенно иного рода. Ритуальное же поведение напрямую связано именно с удовлетворением естественных потребностей, что впрочем совершенно не тождественно понятию потребностей физических. В число естественных вполне закономерно включить потребности не только телесные, но также душевные и духовные.

В этом смысле ритуальное поведение всегда служит символом обретения и воплощения человеческой полноты, тогда как повседневное поведение подобно попытке заполнить бездонную бочку, а точнее – экзистенциальную пустоту. Именно на этой абсолютно фантомной задаче зиждется так называемое "общество потребления". (В этой связи можно заметить, что сидение в пустой бочке - совершенно не случайный, а глубоко символичный элемент истории Диогена, автора фразы: «как много на свете вещей, которые мне не нужны».) По этой же магистральной линии пролегает принципиальное различие между сферами культурного и социального: Если культура лишь опосредует удовлетворение потребностей, то социум их подменяет: истинные потребности идеология социума всеми силами пытается заместить псевдопотребностями.

Итак, можно выделить два четко различимых типа человеческого поведения (понимая этот термин не в узко-психологическом, а в широком смысле - как любые внешние проявления и формы деятельности): бытовое и ритуальное. При этом первое преследует цели чисто утилитарно-прагматические. Если же человек или группа людей ориентирована на некие ценности более высокого порядка, то такое поведение неизбежно становится ритуальным (по крайней мере, включает элементы ритуала). Первый тип соответствует материальному, а второй духовному, хотя такое деление условно, как в конечном итоге условно и деление двух типов поведения; в реальности они зачастую оказываются тесно сплетены и взаимно проникают друг в друга. Более того, ритуальное поведение всегда направлено на преодоление любой двойственности, в том числе и между указанными выше полюсами. В данном тексте подобное различение проводится в первую очередь для наглядности и доводится до противоположности лишь для того, чтобы в конечном итоге его снять.

Тем не менее, можно заметить, что утилитарно-бытовое и социальное поведение ориентированы на время - на конкретную ситуацию или на решение конкретных задач - и существуют лишь во времени, тогда как ритуальное поведение ориентировано на актуализацию вечных ценностей и существует в вечности. При этом творчество, не будучи направленным на решение утилитарно-практических задач (естественно, при этом не берется в расчет современное коммерциализированное творчество), следует однозначно отнести к ритуальному поведению. И в этом смысле современное общество, сводящее человеческие запросы к сиюминутному потребительству и низводящее искусство до бульварного ширпотреба или бессодержательной «элитарности», принципиально антигуманно и антиритуалистично. Ритуал, равно как и творчество – это по определению выход за рамки обыденности, поэтому для современного менталитета этот феномен глубоко чужд. Современному человеку в ритуале, а зачастую и в подлинном творчестве, практически все кажется странным и непонятным, что способствует еще большему вытеснению сферы сакрального из социальной жизни.

Развивая ранее затронутую тему единства символа и ритуала, можно утверждать: подобно тому как ритуал всегда направлен на реализацию запросов, непосредственно связанных с самой человеческой природой, символ всегда напрямую связан с глубинной природой той сущности или идеи, на которую он указывает. Еще раз повторю, что основная функция ритуала – это обеспечение сплоченности родовой общины или сообщества и удовлетворение наиболее насущных потребностей ее членов - потребностей не только телесных, но душевных и духовных, которые в подлинно гуманистической культуре всегда пребывают в синтезе. Этой «нагрузкой» пронизаны все без исключения элементы и аспекты любого ритуала. И напротив, как только ритуал в силу тех или иных обстоятельств перестает выполнять эту основную функцию, присущий ему онтологический, сущностный символизм вырождается в псевдосимволизм, к числу типичных примеров какового, судя по всему, можно отнести масонские ритуалы.

Следует отметить, что противопоставляя целеполагание смыслополаганию, я, разумеется, говорю не о цели, каковой она является по своей природе, а лишь о том искаженном понимании цели, каковое функционирует в социуме. В современном обществе цель понимается как синоним эгоистического «достижения», тогда как и сущностно и этимологически понятие цели родственно понятию целого и знаменует собой совершенно иного рода достижение – достижение целостности. Таким образом, подлинное стремление к цели всегда служит на благо синтеза и интеграции. Именно такова роль целительства в исконном смысле слова – восстановление полноты-целостности. Разумеется, такое понимание цели-целостности кардинально противостоит идеологии социума, базирующейся на принципе «разделяй и властвуй».


О теории и практике ритуала

В связи с указанием на символическую сущность ритуала, являющего собой преодоление двойственности, мне представляется важным развенчать и еще одно типичное заблуждение относительно ритуального поведения, выражающееся в том, что слово «ритуал» нередко отождествляют со словом «практика». Однако принцип единства мысли, речи и действия или знания, слова и бытия означает, что в сфере ритуала (а еще шире - в сфере сакрального) деления на теорию и практику существовать не может.

Попытки деления на теорию и практику по отношению к такому явлению как ритуал  есть следствие глубочайшего дуализма, пронизывающего всю современную западную, в том числе отечественную, культуру. И ритуал – как раз один из нагляднейших примеров, где несостоятельность подобного подхода очевидна.
Различие между ритуалом и практикой проходит, как минимум, по двум принципиальным позициям и связано, во-первых, с уже указанным различием цели и смысла (именно поэтому поднятый вопрос и рассматривается в данном тексте), а во-вторых, с различением индивидуального и коллективного, чему я намерен посвятить отдельную статью. Здесь же достаточно отметить, что практика всегда преследует индивидуальные цели, тогда как ритуал по самой своей природе коллективен. Любые индивидуально проводимые ритуалы, например магические – не более чем следствие вырождения ритуала в условиях общества, становящегося все более индивидуалистическим. Впрочем, даже магические ритуалы отличаются от «практик» тем, что хотя зачастую проводятся индивидуально, в конечном итоге всегда направлены на других людей или взаимоотношения с ними.

Итак, у ритуала не может быть теории и практики, у него есть только проживание и осмысление, и одно без другого невозможно. Причем как раз синтез теории и практики являет собой традиция. К примеру, не может быть «теории» и «практики» иконописи, поскольку ни изучить ее по книгам, ни «овладеть» ею в результате неких занятий и упражнений строго говоря невозможно.

В равной степени невозможно овладеть и целым рядом других традиционных систем, относящихся к иным культурам, таких как йога, тантра, дзен, суфизм, и т.д. Нам кажется, что это возможно лишь потому, что такие феномены как йога или тай-цзи в западном обществе по сути сведены к разновидности фитнеса. На самом же деле «практиковать» йогу или «заниматься» йогой, тантрой, дзеном, … невозможно, как невозможно «заниматься» христианством – это то, чем можно только жить. А когда ты живешь этим, то исчезает различие между тобой и йогой, тантрой, дзеном, … как для рыбы исчезает вода. Как давно замечено по отношению к соответствующей традиции: «Вы не можете овладеть дзеном, дзен может овладеть вами».

Возвращаясь к вопросу о целеполагании, хотелось бы рассмотреть эту тему еще в одном аспекте.


НМ
«Последнее редактирование: 26 Ноября 2014, 04:27:45, ВОЗ»

Немного о футболе; Ритуал, канон и миф

Не так давно мне уже довелось писать о роли канона в искусстве, аналогичной роли этикета в сфере социального и роли ритуала в сфере сакрального. Сейчас мне хотелось бы продолжить эту тему и поделиться некоторыми мыслями, которые возникли у меня в связи с недавно завершившимся чемпионатом мира по футболу, а как известно, футбол – это десакрализованный ритуал:

Надо сразу сказать, что я ни в коей мере не причисляю себя к футбольным фанатам и даже рядовым болельщикам. Но футбол время от времени с удовольствием смотрю: Несмотря на стандартный формат игры, ни один матч не похож на другой: практически в каждом есть интрига, спонтанность и непредсказуемость, роднящая эту игру с творчеством. Чем же объясняется этот присущий ей практически беспредельный потенциал новизны?

Здесь можно было бы выделить очень много моментов, но я сосредоточусь лишь на одном аспекте футбола. В этой игре очень четко и конкретно задана цель, а также правила, которые универсальны и практически неизменны для любого матча. Кроме того, за игроками закреплены определенные функции, отношение к которым в ходе самой игры может быть достаточно гибким, что весьма важно для данной темы.

Немного отвлекаясь, а точнее забегая вперед, отмечу, что чисто внешнее впечатление от игры в футбол можно сравнить с восприятием современным человеком древних мифов. При чтении мифологических текстов возникает ощущение полной неразберихи и иррациональности происходящего: герои и героини рождаются, умирают, женятся, изменяют, поедают друг друга и друг в друга трансформируются, следуя некому совершенно непостижимому для нас велению случая. (К вопросу о том, каковы цели, а точнее – смыслы, мифологических текстов я намерен вернуться в отдельной статье.)

Аналогичным образом, если показать футбольный матч «примитивному» человеку, ничего не знающему о цели и правилах футбола, у него наверняка возникнет ощущение полного хаоса. Думаю, что в лучшем случае он обратит внимание на «дуальную организацию» этого действа: наличие двух команд, двух ворот, и т. д. Возможно он решит, что это некие странные формы борьбы двух племен или тотемных кланов. Но как только вы объясните ему цель и правила происходящего, оно не только приобретет для него смысл, но скорее всего он начнет «болеть» за одну из команд или попеременно за обе. Иными словами происходящее на поле станет ему не только понятным, но и небезразличным. Наш примитивный герой сделается неравнодушным к игре.

Возвращаясь к роли правил, можно констатировать: Уникальность складывающихся в ходе матча ситуаций говорит о том, что наличие узко и конкретно поставленной цели, а также строгих правил и распределения функций может никак не ограничивать конкретного поведения людей, которое в рамках, заданных характером действа, и в зависимости от обстановки на поле может быть практически бесконечно разнообразным.

Полагаю, что сказанное в полной мере относится и к такой форме регламентации в сфере искусства как канон. Более того, приведенное описание подводит нас к, казалось бы, парадоксальному выводу: можно сказать, что многие виды канонического искусства гораздо менее разнообразны, чем это возможно, не потому что они слишком строго регламентированы, а напротив – потому что они недостаточно строго регламентированы. Известно, что чем в более жесткие рамки ситуация «загоняет» человека или другое живое существо, тем более гибким и изобретательным в своем поведении ему приходится быть, чтобы достичь цели. Однако сказанное имеет силу лишь в том случае, если регламентация касается целей, правил и функций, но не конкретных действий.

Переходя к ритуалу, с рассмотренной точки зрения все формы ритуального поведения можно представить в виде континуума, на одном полюсе которого находятся формы строго регламентированные, причем именно на уровне конкретных действий. В дальнейшем эти формы, независимо от того, к какой традиции они относятся, я буду обозначать словом «литургия». На другом полюсе находится в принципе бесконечно широкий спектр форм поведения, которые на уровне конкретных действий, напротив, никак не регламентированы. Эти формы я буду обозначать словом «праздник». Разумеется, оба выбранных мною термина весьма условны.

Совершенно очевидно, что большинство ритуалов совмещают в себе оба полюса ритуального поведения, наглядным примером чему может служить православная пасха. При этом происходящее в пределах высоко упорядоченного сакрального пространства-времени как правило представляет собой литургию, тогда находящееся за пределами сакрализованной пространственно-временной области представляет собой праздник. Но несмотря на практически полную противоположность внешних проявлений оба полюса объединяет одна важнейшая черта: и то и другое являют некую целостность, смысл которой всегда находится
внутри этой целостности, о чем мне еще придется говорить.

Именно поэтому литургия так жестко запрограммирована: стоит упустить или видоизменить хоть один из элементов или их последовательность, как целостность будет нарушена. Безусловно, во многочисленных храмах литургия служится по-разному, иногда достаточно разительно отличаясь по своему характеру. Однако этот особый стиль всегда затрагивает происходящее в целом, а не отдельные его элементы, за счет чего служба и сохраняет свое единство. С другой стороны, попытки регламентировать какие-либо отдельные элементы праздника также ведут к разрушению целостности. По этой причине праздник представляет собой наглядный пример стихийной самоорганизации.

В этой связи следует отметить и еще одно различие литургии и праздника: литургию всегда проводят специальные лица – жрецы, духовенство – поведение которых строго регламентировано вплоть до мелочей, тогда как в празднике таковое разделение либо отсутствует, либо если же оно имеется, то ответственный за его проведение, напротив, должен демонстрировать максимальную нестандартность и непредсказуемость: типичный пример - тамада. Впрочем эта внешняя непредсказуемость тоже подчиняется определенным законам, однако совершенно иным. На мой взгляд, оба этих полюса представляют собой фрагменты некогда единого сакрально-поведенческого комплекса, являвшего собою синтез обоих полюсов или «золотую середину» между ними.

Возвращаясь к вопросу о смысле, а также к футболу, можно сказать, что на его примере наглядно проявляется характерная черта всех десакрализованных форм: на место смысла подставляется цель (а на место цели средство - с моей точки зрения, в этом и состоит основной механизм десакрализации, о чем далее).
Пока же считаю важным подчеркнуть, что смысл, в отличие от цели, никогда не может быть внешним. Кстати, это один из тех немногих пунктов, в которых я расхожусь с некоторыми представителями русской религиозной философии, полагавшими, что жизнь имеет смысл лишь постольку, поскольку этот смысл находится вне ее. Внешней является цель, смысл же любого явления всегда следует искать в нем самом.

Таким образом, данный подход можно распространять не только на отдельные окружающие нас явления, но и на жизнь в целом, а также на вопрос о ее смысле. При этом разумеется, можно говорить и о цели жизни, однако, я считаю, что цель собственной жизни может поставить лишь сам человек, тогда как смысл присущ жизни – как жизни в целом, так и индивидуальной жизни - изначально. Наверное, правильнее будет сказать: вложен в нее Творцом.

В отличие, от многих отдельных аспектов жизни, прежде всего социальных, по отношению к которым применимы категории цели и средства, жизнь имеет смысл и путь. Этот путь упорядочен, но не регламентирован. Это означает, что все касающееся пути (например, пути христианина) носит в первую очередь рекомендательный характер. Так если речь идет о молитве, то не указывается когда именно молиться, как долго должна длиться молитва, и т.д. Таким образом, именно путь призван упорядочивать жизнь, наделяя ее смыслом. Впрочем, категория пути – безусловно отдельная тема, не случайно символика пути, наряду с символикой центра, относится многими авторами к основным символам сакрального, и к некоторым аспектам этой символики я также намерен впоследствии вернуться.

НМ

Николай, спасибо за работу. Жду дальнейшего развития темы ритуала.

Эта тема - одна из самых важных, даже основных при разговоре о человеке в принципе. Ведь именно благодаря ритуалу человек стал человеком - приобрел  и развил память, которая у животных только в зачатке. Эволюция человека еще далека от своего завершения, и ступень эволюции находится в прямой зависимости от доступной человеку памяти: помимо памяти о событиях этой жизни есть еще глубинная память. И чем глубже человек может проследить свою память, тем сильнее у него связь дух-душа-тело, тем он совершеннее.

И в данный момент времени на Земле собраны люди на разных ступенях эволюции. Люди, тонко чувствующие прекрасное - это те, кому удалось пробудить память о горних мирах, те, кто помнит запах рая. Люди, чуждые искусству и мечтательности, помнят только события этой жизни, "запредельное" их не манит, потому что не ощущается родным. Знакомство с искусством помогает именно вспомнить.

Еще в качестве шутки, мне кажется, что курение - это проявление ритуального поведения в повседневной жизни. Как и полагается архаичному ритуалу, оно разрушительно действует на организм и содержит "наркотическое вещество". То есть курение работает по древнему принципу воздействия на психику, благодаря которому человек и научился помнить. Поэтому никогда не помогут бросить курить лозунги наподобие "курение убивает". Этого-то "легкого самоубивания" человек и ищет! Неспроста в стрессовой ситуации особенно хочется курить - это попытка переплавить состояние психическое в состояние физическое, чтобы выразить душевное неудобство, сделать его материально явным и понятным. К тому же - это стремление поскорее отправить происходящее в память, т.е. в прошлое, поскорее пережить.

___________________________________
Красота – это память о лице Бога.
Александра Таран
«Последнее редактирование: 08 Февраля 2015, 18:06:34, Саша»

Хотела оставить еще один комментарий в этой теме, перечитала свой предыдущий ответ и поняла, что в одной фразе теперь категорически с собой не согласна. Что теперь я не готова нести ответственность за сказанные тогда слова. Фразу исправила. Это было в абзаце про курение и про то, что человек через курение будто переводит душевную боль в физическую, потому что физическую боль терпеть проще.

Боль у каждого своя, как судьба. И мне кажется, что если физическая боль не боль, а только дискомфорт, тогда да, эта боль остается на своем, материальном уровне. Однако чем сильнее боль, тем ближе к душе она подходит. И тем меньше душа остается свободной от этой боли. "Слои" нашей личности смешиваются, и отделить одно от другого, думаю, сможет только сам человек, и то не в этой жизни, а по прошествии. В обратную сторону тоже действует. Сильная душевная боль резко сказывается на физическом состоянии человека. Хорошо, что и с положительными переживаниями это работает.

Со стороны что боль оценивать и взвешивать на весах, что поступки заносить в реестр плохих или добрых дел - выглядит бездарно, безвкусно. И тем более я не согласна, что человек, когда курит, сам стремится "обменять" свой душевный дискомфорт на дискомфорт физический. Курение скорее работает по принципу кредита, оплата со стороны человека производится не сразу, более того каждый про себя думает, что я-то не попадусь. Если курение сразу вызывало... да хотя бы сильный приступ боли в животе, число желающих воплотить таким образом свой стресс снизилось бы многократно. Однако мысль о саморазрушении завлекает, только не на самом деле - о разрушении, а понарошку. По сути работает механизм шаманов-лекарей, которые "обманывали" духов болезней, и уговорами, лакомствами заставляли их переселяться на другой объект, при этом нередко главный шаман сам исполнял роль духа болезни, словно дух вселялся в него и повторял затем все действия колдуна. Так и в ритуале курения. Человек обманывает себя, делает вид, что разрушается, чтобы и стресс, который мучает человека, ушел, разрушился.

Эти ритуалы, что ритаулы лекарей-шаманов, что давно не осознаваемый ритуал курения, основаны на рефлексе, свойственном миру животных, а именно рефлексе уподобления, который лежит в основе механизма любого инстинкта. Пока ты в стае, стаде, своре (каждому свое), ты защищен. Уподобляясь - выживаешь. Едва у тебя появляется что-то, что не соответствует принятому в стае кодексу, ты попадаешь в поле всеобщей агрессии. Отсюда такая сильная, вплоть до истерики, реакция у людей на бытовые мелочи, если вдруг они выбились из стандарта. Отсюда погоня за модой, медалями, ярлычками. Чтобы стать одним из, чтобы успокоить первобытное чувство опасности. И всех близких тоже нужно защитить, то есть привести в соответствие. Однако лишь та обезьяна стала человеком, которая сделала что-то нестандартное. А чтобы сделать нестандартное, чтобы выбиться из стаи, поступить самому, нужно рискнуть. Нужно нарушить механику инстинкта, "встать и выйти из ряда вон".

При этом целенаправленное нарушение норм не ведет к большей свободе. Чаще всего жизнь и личность от этого превращаются в анархию. Нарушать нужно со вкусом, не самовольно, а повинуясь своему дару. Смысл фразы "талантливый человек талантлив во всем" видится мне именно в пространстве вкуса. Суть не в том, что талантливый мызыкант обязательно талантливый инженер. Но в том, что у талантливого человека есть вкус не лезть не в свое дело или вкус, чтобы распознать, пусть даже не объясняя в деталях, работу, сделанную халтурно, бездарно. Вкус - шлифовка, работа над талантом. Без этой работы любой талант бездарен хуже любой посредственности. Вкус - терпение, мера и воля. Вкус - это мудрость. Без нее любой дар обретает оттенок эпатажа, оттенок блестящей безделушки или, напротив, оттенок слабости, трусости, затхлости. Хотя эпатаж и есть проявление слабости, как истерика. Легкий путь, нетерпение, невыдержанность - безвкусица. Слово ценится в тишине, а не среди криков на базаре. Но есть и другая крайность. "Когда смелый молчит, трусливый - помалкивает."

___________________________________
Красота – это память о лице Бога.
Александра Таран
«Последнее редактирование: 08 Февраля 2015, 19:22:53, Саша»


 
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика