Краеугольный камень батального жанра Франца Рубо его Кавказские батальные сцены. Одна из ярких глав его творчества - эпопея Ахульго, "Панорама штурма Ахульго" и её фрагментарные эпизоды.
"Штурм Ахульго"
Статьи о знаменитой битве при Ахульго:
Михаил Ходаренок, Владимир Славин, "Независимое военное обозрение", 6.12.2002.ТЯЖКАЯ И ГЕРОИЧЕСКАЯ ЭПОПЕЯ АХУЛЬГО.
В августе 1839 г. российские войска овладели, казалось бы, неприступной крепостью Шамиля, но не решили исход Большой Кавказской войны.В 1839 г. командование российского Отдельного Кавказского корпуса решило нанести сокрушительный удар по главному опорному пункту имама Шамиля - крепости Ахульго, этой своеобразной Торе-Боре XIX в. на Кавказе. Возглавил экспедиционный отряд генерал Павел Граббе. 9 мая 1839 г. он обратился к подчиненным с приказом: "Вам знакомы уже, ребята, труды и неприятель, на которого я поведу вас. Одна сила оружия укротит или истребит этих нарушителей спокойствия как в горах, так и в самых границах наших. Пойдем, отыщем их в убежищах, которые они почитают неприступными. Откуда человек выходит - туда достигнет русский штык... Твердо полагаюсь на вас, господа начальники всех чинов, в строгом наблюдении за исполнением смысла сего приказа. Вы поведете умно и неустрашимо солдат, уже известных своей храбростью...".
ГОРНАЯ ТВЕРДЫНЯ
Что же представляла из себя твердыня, которую предстояло брать русским войскам?
Аулы Старое и Новое Ахульго гнездились на двух огромных утесах, разделенных глубоким ущельем реки Ашильта и омываемых с трех сторон водами Андийского Койсу с совершенно отвесными каменистыми берегами. Площадки обоих утесов узкими перешейками соединялись с окружающими горами. К югу от Нового Ахульго возвышалась отдельная остроконечная вершина, увенчанная Сурхаевой башней, получившей свое название от имени строителя - Сурхай-кадия. Обрывистые берега Ашильты и Койсу были изрыты пещерами. Сообщение между Старым и Новым Ахульго поддерживалось по узкому мосту, перекинутому над пропастью 50-метровой глубины в том месте, где утесы сближались друг с другом. Но пройти по нему было нельзя, не испытав головокружения.
Помимо того, что крепость Шамиля вполне обоснованно считалась почти неприступной благодаря самой природе, горцы весьма сильно укрепили ее искусственными сооружениями. Два узких гребня, которыми оба Ахульго примыкали с юга к окрестным горам, перекрывались своего рода каменными фортами и глубокими рвами перед ними. В Новом Ахульго за передовой оборонительной башней имелось подобие бастиона - две каменные сакли с бойницами, соединенные крытой траншеей. Отсюда обороняющиеся могли вести фланговый и косоприцельный огонь по тому ограниченному пространству, на котором было возможно скопление штурмующих отрядов перед последним броском. От передовых оборонительных построек к тыловым частям утесов, где находились жилища горцев, вели крытые ходы сообщения. Все сакли, построенные в Ахульго, были заглублены в каменистом грунте и умело укрыты за складками местности. Подступы к жилищам горцев защищали многочисленные заграждения в виде завалов из камней. Штурмующие в лучшем случае могли наблюдать лишь только стволы ружей и верхушки горских папах, в то время как мюриды обладали полной возможностью расстреливать идущих на приступ практически на выбор.
НАЧАЛО ОСАДЫ
21 мая 1839 г. войска генерал-лейтенанта Граббе выступили из крепости Внезапной. Замысел экспедиции предполагал взятие и полное разрушение Ахульго. До основного убежища Шамиля российскому отряду предстояло преодолеть по сложной горно-лесистой местности около 80 км. Марш прошел в непрерывных стычках с отрядами горцев. Самым значительным боевым эпизодом похода явился штурм и "истребление" аула Аргуани. В первой декаде июня русские подошли к Ахульго.
Подробная рекогносцировка главного опорного пункта врага, проведенная 13 июня 1839 г. генералом Граббе лично, показала, что штурм без длительной предварительной подготовки попросту невозможен. С этого дня российские войска принялись за планомерные осадные работы. Уже к 27 июня было построено шесть батарей, к ним проложили подъездные пути, прикрытые с обеих сторон турами с камнями, начато устройство спуска к рву перед Старым Ахульго и к укреплениям мюридов поведена двойная крытая сапа. Полукольцо блокады российских войск постоянно сжималось.
Вскоре генерал Граббе убедился, что ему не удалось полностью блокировать Ахульго. Как только российские войска в полном составе переправились на правый берег Андийского Койсу, имам сразу же восстановил переправу через реку и наладил связь с ближайшими горскими обществами (племенами), получая от них пополнение людьми и материальными средствами. Стало очевидным, что для успешного штурма необходима более плотная блокада Ахульго. Однако на тот момент времени сил и средств у Граббе на все явно не хватало. Для организации по всем правилам того времени осады недоставало орудий крупных калибров, инженерно-саперных подразделений, материалов и инструментов.
ВЗЯТИЕ СУРХАЕВОЙ БАШНИ
Подробно изучив местность, Павел Христианович убедился, что прежде всего надо овладеть Сурхаевой башней. Этот своеобразный форт по своему положению растягивал блокадную линию русских войск более чем на четыре километра. Башня располагалась на господствующей высоте, и благодаря этому обстоятельству осажденные могли держать под обстрелом практически все участки местности, на которых располагались российские войска.
С рассветом 29 июня 1839 г. русские батареи открыли огонь по укреплению Сурхай-кадия, а уже в 9.00 батальоны Апшеронского и Куринского полков с трех сторон подошли к подошве горы и начали быстро карабкаться наверх. Крутизна подъема, по которому поднимались атакующие, превышала 45 градусов. Защитники башни обрушили на апшеронцев и куринцев град пуль и камней. Однако, несмотря на это, русские пехотинцы все-таки подобрались к самой вершине. Солдаты, подсаживая друг друга, отважно шли на приступ, однако каждый боец, показывавшийся над скалой, скатывался вниз с простреленной головой. Ожесточенный бой длился уже несколько часов. Рота сменяла роту. Наконец, около 16.00 по приказанию Павла Граббе генерал-майор Лабынцев лично повел на штурм батальон Кабардинского полка. Но неимоверные усилия штурмующих оказались тщетными - Сурхаева башня устояла перед отчаянным натиском. С наступлением темноты войска получили приказ отступить с буквально залитого кровью и заваленного трупами утеса. Но и Шамиль к исходу дня лишился значительной части своих отборных воинов, а самое главное - наиболее преданного и талантливого помощника - Али-бека, которому ядром оторвало руку.
4 июля в 14.00 началось очередное бомбардирование башни. На этот раз огонь российских артиллеристов был значительно результативнее. Временами укрепление полностью скрывалась в пыли, а от его стен отлетали довольно значительные обломки. В это время двести добровольцев от Апшеронского, Кабардинского и Куринского полков собрались у подошвы горы и ожидали только сигнала, чтобы броситься на штурм. Солдаты были снабжены деревянными щитами, подбитыми войлоком, для прикрытая головы и груди от камней, сбрасываемых горцами.
Около 17.00, когда артподготовка нанесла сильные повреждения башне, прозвучал сигнал к атаке и добровольцы начали подниматься наверх. Среди них были лейб-гвардии Кирасирского полка поручик Мартынов (смертельно ранивший в 1841 г. на дуэли под Пятигорском Михаила Лермонтова) и Апшеронского полка прапорщик Евдокимов (впоследствии генерал-адъютант и граф). Однако молчавшая до сих пор башня ожила - на головы штурмующих вновь полетели бревна и камни, из бойниц был открыт шквальный огонь. Офицеры и солдаты во время очередного приступа, по свидетельствам очевидцев, вели себя геройски. Но повторились, по словам летописцев Кавказской войны, "все ужасы предыдущего штурма". Генерал Граббе, щадя храбрецов, приказал им отойти на исходные позиции.
Снова заговорила русская артиллерия. От ее огня большая часть мюридов погибла под развалинами. К наступлению темноты ядра и гранаты образовали в стенах башни осыпь и даже некоторое подобие отлогого подъема. Российские бойцы бросились наверх и ворвались в укрепление - форт Сурхай-кадия пал. Этот момент стал переломным в ходе осады Ахульго. Теперь генерал Граббе мог сократить длину блокадной линии по правому берегу Койсу, сосредоточив все усилия против обоих замков Шамиля. Взятие Сурхаевой башни позволило значительно выдвинуть вперед артиллерийские батареи, что существенно повысило результативность огня русских пушек.
ПЕРВЫЙ ШТУРМ
Граббе решил овладеть Старым и Новым Ахульго 16 июля 1839 г. Генерал принял во внимание следующие обстоятельства. За последнее время русский отряд существенно усилился, в нем теперь было уже 13 батальонов пехоты и 30 орудий. Морально-психологическое состояние войск, невзирая на все трудности осады, оставалось очень высоким. Положение же отрядов Шамиля на двух раскаленных утесах, без мяса, дров для приготовления пищи, почти без воды, среди разлагающихся трупов, стало откровенно отчаянным.
В соответствии с замыслом Граббе войска были распределены по трем колоннам: первая - полковника барона Врангеля - предназначалась для атаки Нового Ахульго со стороны Сурхаевой башни. Вторая - направлялась по руслу реки Ашильты для блокирования сообщения между обоими утесами. Третья колонна была выделена для демонстративной атаки Старого Ахульго и в случае успеха остальных подразделений должна была овладеть аулом.
С рассветом 16 июля все артиллерийские батареи открыли сильнейший огонь по укреплениям горцев. В 18.00 русские батальоны двинулись на приступ. Главный удар наносила колонна барона Врангеля. Под шквальным огнем мюридов Шамиля убитые и раненые солдаты падали шеренгами, но, воодушевляемые личным примером командиров, стремились вперед. Буквально в несколько минут русские были уже во рву и затем ворвались в укрепление. После кровопролитной рукопашной схватки боковые башни были взяты. Горцы защищались с редким упорством - вместе с мюридами дрались даже женщины, переодетые в черкески.
Внезапно среди штурмующих произошла досадная заминка. Вдохновленные героизмом своего передового батальона, остальные подразделения князя Варшавского полка бросились к ним на усиление раньше, чем следовало. В результате на узком перешейке столпилось около 1500 солдат и офицеров, представлявших собой прекрасную мишень для стрелков Шамиля. Мюриды, воспользовавшиеся такой благоприятной для них возможностью, из множества бойниц и завалов обрушили на штурмующих град пуль. Неся огромные потери от огня противника, батальоны рванулись было вперед, но за небольшой площадкой оказался второй глубокий ров, находившийся под перекрестным огнем из двух скрытых капониров.
Положение русских стало катастрофическим. Узкий путь для возможного отхода был завален множеством убитых и раненых. Укрыться от выстрелов врага не представлялось возможным - саперы не могли втащить для защиты пехоты от прицельного ружейного огня ни одного тура. К довершению всего российские подразделения практически оказались без офицеров. Храбрый барон Врангель был тяжело ранен, остальные командиры либо погибли, либо также были ранены. Некоторые в неимоверной толкотне даже оказались сброшены с гор в пропасть. Любые другие войска вряд ли выдержали бы подобное испытание. Неизвестно, как в такой тяжелой обстановке повели себя даже обстрелянные и опытные части. По свидетельствам очевидцев, батальоны князя Варшавского полка под страшным огнем мюридов, не трогаясь с места, простояли до темноты. С наступлением ночи, свидетельствуют очевидцы штурма, был получен приказ Граббе на отход. Подобрав раненых и тела убитых товарищей, измученные боем, озлобленные неудачей войска молча отступили за нижний гребень. Продолжать штурм на следующий день батальоны князя Варшавского полка были уже не в состоянии. В других двух колоннах до решительного столкновения дело не дошло. Урон российского отряда был на этот раз очень велик: убиты 7 офицеров и 153 солдата, ранены 31 офицер и 580 солдат.
ПЕРЕГОВОРЫ
Пока не было плотной блокады, имам еще мог получать подмогу от остальных горских обществ. Но теперь от продолжительной осады защитники крепости тяжко страдали. В Ахульго скопилось много больных и раненых, возникла эпидемия оспы. В результате падения Сурхаевой башни и первого штурма 16 июля Шамиль понес немалые потери, но отнюдь не пал духом. С другой стороны, вследствие продолжительной стоянки на одном месте, где воздух был отравлен гниением трупов и царил нескончаемый удушливый зной, значительно возросла заболеваемость среди личного состава российских войск. Это, конечно, не в лучшую сторону влияло на их боеспособность.
К этому периоду относятся и первые попытки переговоров. Шамиль предвидел неизбежный конец. Имам старался установить контакты с Павлом Граббе. Вначале такие попытки предпринимались через Джамала Черкеевского. Но генерал дал категорический ответ, что переговоры могут быть допущены только в том случае, если Шамиль действительно намерен покориться России и подкрепит искренность своих обещаний выдачей в заложники своего сына. Но имам не соглашался на подобные условия. Первый этап переговоров закончился безрезультатно: Граббе смотрел на Шамиля как на бунтовщика и разбойника, имам же видел себя в роли предводителя одной из воюющих сторон. "Консультации", сопровождавшиеся непрерывной стрельбой, длились четыре дня, но не привели ни к чему. Обнаружив, что перемирие служит горцам лишь для исправления поврежденных укреплений, Павел Граббе приказал объявить Шамилю, что если он к вечеру 16 августа не выдаст сына, то русские войска на следующий день будут вновь штурмовать Ахульго.
ВТОРОЙ ШТУРМ И НОВЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ
В этот раз было решено идти на приступ с рассветом 17 августа 1839 г. К тому времени Ахульго было обложено уже со всех сторон. Для атаки вновь сформировались три штурмовые колонны. Едва солнечные лучи скользнули по вершинам ахульгинских утесов, загрохотали все российские пушки. Батальон Куринского полка прошел по крытой галерее и быстро начал подниматься на скалу, несмотря на град камней и пуль.
Отчаянное мужество мюридов, засевших в передовом укреплении под начальством самого Сурхай-кадия, не могло остановить российских бойцов. Офицеры находились во главе штурмующих подразделений. Горцы с диким отчаянием врывались в боевые порядки российских войск и погибали на штыках или же умирали в разрушаемых саклях. Кровопролитный бой за обладание этим ключевым пунктом неприятельской позиции, всю важность которого отлично сознавал враг, длился до полудня. Из мюридов уцелели лишь немногие, был убит и сам Сурхай-кадий. Этот успех позволил куринцам закрепиться в непосредственной близости от Нового Ахульго.
Уже начал прорисовываться общий успех штурма. Теряя надежду отстоять Ахульго, Шамиль в 13.00 выставил белый флаг. Когда стрельба с российской стороны утихла, имам немедленно выслал к генералу Граббе в заложники своего любимого старшего сына Джамал-Эддина. Однако к тому времени и у российских войск не было никакой возможности продолжать приступ. Батальоны находились в бою уже свыше шести часов. День выдался очень жарким, и бойцы практически выбились из сил. Тем более что по условиям местности атакующие подразделения не удавалось сменить свежими частями.
Таким образом, продолжение приступа, несмотря на наметившийся успех, стоило бы русскому отряду огромных потерь. Принимая во внимание эти обстоятельства, Павел Граббе приостановил штурм и продиктовал имаму свои прежние условия капитуляции. Но Шамиль, как и раньше, не соглашался с генералом в главном - он просил себе разрешения жить в горах, а сыну, уже отданному в заложники, - в Черкее. Переговоры затягивались. Тогда русский командующий, озабоченный скорым наступлением дождливой и холодной осени, решил не терять драгоценного времени и во что бы то ни стало в ближайшее время овладеть Ахульго.
ТРЕТИЙ ШТУРМ
На рассвете 21 августа приступ возобновился. Батальон кабардинцев штурмовал своеобразный горский бастион (две заглубленные сакли, соединенные крытой траншеей), обороняемый наибом Ахверды-Магомой. Вскоре левая сакля была взята, правая же отбила все атаки. Ночью русские саперы высекли галерею в сплошной глыбе камня и заложили фугас. Взрыв разрушил саклю, все ее защитники погибли под развалинами или пали под штыками ожесточенных упорным сопротивлением солдат.
С рассветом 22 августа была замечена суматоха в Новом Ахульго. Женщины и дети поспешно уходили в старый замок, унося все свое имущество. Этим тотчас воспользовался Граббе. Он приказал войскам перейти в наступление. Русские солдаты бросились к аулу, сметая группы горцев, изумленных неожиданным натиском. Очистив все траншеи и завалы от противника, войска ворвались в Старое Ахульго. Первым был унтер-офицер Куринского полка Костенецкий, бывший студент Московского университета, направленный на Кавказ для "искупления грехов".
Но в самом ауле разгорелись ожесточенные схватки. Даже горские женщины сражались с полным самоотречением, бросаясь порой без всякого оружия на штыки русских пехотинцев. Однако вскоре сопротивление горцев было сломлено, и они бросились бежать в ущелье Ашильты и пещеры. Лишь 200 самых отчаянных мюридов, окруженных со всех сторон, заперлись в саклях и продолжали отстреливаться. Бой разбился на отдельные рукопашные единоборства, и к полудню в Новом Ахульго не осталось ни одного живого защитника.
В то время, когда на Новом Ахульго побоище уже достигло пика, по приказанию генерала Граббе батальон апшеронцев пошел на приступ Старого Ахульго. Апшеронцы, воодушевленные успехом своих товарищей, не дали врагу опомниться. Горцы, сосредоточив все внимание на происходившем в новом замке, не ожидали столь стремительного рывка русских солдат. Противник заметил голову колонны только тогда, когда она уже поднялась на утес. Мюриды встретили штурмующих ружейным залпом, но уже было поздно. Апшеронцы стремительно ворвались в Старое Ахульго и опрокинули горцев штыками. Часть гарнизона сложила оружие, однако около 600 сподвижников Шамиля продолжали с ожесточением защищаться. После прибытия частей из Нового Ахульго и длительного боя они были истреблены до последнего человека. В два часа дня 22 августа над обоими Ахульго развивались русские знамена.
Потери неприятеля летописцами Кавказской войны оценивались как огромные. В Старом и Новом Ахульго после штурма было обнаружено более 1000 трупов мюридов, причем считается, что много тел убитых горцев унесла быстрая Койсу. В плену оказалось до 900 человек, по большей части - стариков, женщин и детей. Утраты российских войск в боях 21 и 22 августа были тоже значительны: 6 офицеров и 150 солдат погибли, 16 офицеров и 494 нижних чина получили ранения.
23 августа отряд генерала Граббе приступил к окончательной "зачистке" Старого и Нового Ахульго. Мелкие, но необычайно упорные боестолкновения продолжались еще целую неделю. Женщины и дети с кинжалами и камнями в исступлении бросались на штыки или, потеряв последнюю надежду избежать плена живыми, кидались в пропасть. Матери собственными руками убивали детей, чтобы они не доставались русским. Особенно больших трудов стоило выбить горцев из пещер, вырытых в отвесном берегу Койсу. Солдаты, чтобы добраться до засевших там мюридов, спускались в их последние убежища на веревках. К 29 августа сопротивление остаточных групп горцев было окончательно подавлено.
Однако Шамиля не нашли ни среди убитых, ни среди пленных. Позже выяснилось, что, скрывшись в одной из пещер, имам в первом часу ночи 23 августа пустил по Койсу плот, по которому немедленно открыли огонь русские сторожевые посты, а сам с семьей и несколькими мюридами направился по скалам в Гимры. Шамиль был ранен, так же как один из его родственников и малолетний сын, которого мать несла на спине. К рассвету беглецы добрались до слияния Андийского Койсу с Аварским и, переправившись, направились в Салатау, а затем в Чечню.
Так кончилась осада Ахульго, составляющая одну из блистательнейших страниц истории русской Кавказской армии. Генерал-адъютант Граббе от души благодарил войска за их подвиги. В приказе Павел Христианович отмечал: "...Господа генералы, штаб и обер-офицеры и вы, все нижние чины отряда! Вы совершили подвиг необыкновенный, достойно увенчавший ряд успехов этой экспедиции... Я знал вас, когда при начале действий приказом объявил, что не признаю с вами ничего недоступного и неодолимого. Я всего от вас требовал, потому что всегда надеялся, - и вы все оправдали. Благодарю вас".
Наиболее отличившиеся офицеры, унтер-офицеры, рядовые были удостоены боевых наград империи, всех участников похода отметили специально учрежденной медалью "За взятие штурмом Ахульго" на Георгиевской ленте.
И КАКОВ РЕЗУЛЬТАТ?
За время 80-дневной осады Ахульго отряд генерала Граббе потерял убитыми, ранеными, пропавшими без вести 150 офицеров и 2919 нижних чинов. Войска были крайне утомлены. В некоторых батальонах осталось не более 200 штыков. Обмундирование и предметы снаряжения были совершенно изношены. 30 августа 1839 г. после благодарственного молебна отряд выступил из-под Ахульго и двинулся через Унцукуль на Гимры. По свидетельствам современников, падение Ахульго, считавшегося у горцев неприступной крепостью, повергло в ужас приверженцев имама в горах Дагестана и в лесах Чечни. Когда батальоны генерала Граббе проходили через один из значительнейших аулов Дагестана Унцукуль, то войскам, отмечают очевидцы, пришлось выслушать немало выражений удивления и одобрения - даже от горских женщин и детей.
В наступившей эйфории о Шамиле все забыли. Да и что о нем было вспоминать: ведь он лишился всех своих самых лучших воинов, его сильнейшая крепость, надежнейший оплот - Ахульго - лежала в руинах.
Только один император Николай I, внимательно вникавший в ход Большой Кавказской войны, на донесении генерал-адъютанта Граббе о падении Ахульго и бегстве Шамиля написал пророческую резолюцию: "Прекрасно, но жаль, что Шамиль ушел, и признаюсь, что опасаюсь новых его козней..." Самодержец, как оказалось, был прав: не прошло и года, как самый опасный и непримиримый враг России на Кавказе вновь собрал силы для борьбы...
Битва за Ахульго
Ахмеднаби АхмеднабиевИстория войн знает немало героического, трагического и выдающегося, но даже на их фоне особняком стоит летняя 80-дневная оборона Ахульго в 1839 году. К этому периоду Николай I счёл, что война с горцами слишком растянулась. На Кавказ были переброшены дополнительные войсковые формирования, очередным наместником был назначен более решительный и толковый граф Головин, который силами Отдельного Кавказского корпуса решил сокрушить основной центр восстания 3-го имама Чечни и Дагестана Шамиля – Ахульго, расположенный на двух огромных утёсах, разделённых глубоким ущельем реки Ашильта и омываемых с трёх сторон водами Андийского Койсу.
С этой целью в мае экспедиционный отряд в количестве 11 тысяч человек под командованием генерал-лейтенанта Павла Граббе выступает в сторону Нагорного Дагестана. Марш проходил в трудных условиях: непрерывные стычки с летучими отрядами горцев, засады, секреты, повальная враждебность местного населения. Но отряд упорно двигался вперёд, и 12 июня перед изумлёнными взорами солдат открылась величественная, уже выжженная солнцем панорама нового оплота имамата, состоящая из поселений Старое и Новое Ахульго. И без того неприступная естественная крепость талантом предводителя горцев ещё более усилилась. Были возведены каменные форты, глубокие рвы, своеобразные бастионы – пара каменных домов с бойницами, соединённых крытой траншеей. От оборонительных построек к тыловым частям утёсов, где находились заглублённые в каменистый грунт и умело укрытые за складками местности жилища горцев, вели подземные ходы сообщения. Подступы к жилищам закрывали многочисленные заграждения в виде высоких и массивных завалов из камней. Всё было построено настолько грамотно, что идущие на приступ в лучшем случае могли видеть лишь стволы ружей и верхушки горских папах, в то время как защитники обладали полной возможностью расстреливать наступающих практически на выбор. Общее количество горцев, оборонявших поселения, вместе со стариками, детьми и женщинами равнялось 4 тысячам.
Взятие башни Сурхая. дти на прямой штурм Ахульго было равнозначно самоубийству, поэтому Граббе принял решение об осаде. К концу июня Ахульго оказалось охваченным полукольцом блокады российских войск. Завершить осаду не представлялось возможным из-за Сурхаевой (названа по имени строителя) башни, занятой сотней дагестанцев во главе с наибом Алибеком. Башня располагалась на господствующей высоте, и благодаря этому под обстрелом горцев находились все участки местности, где располагались российские войска.
Утром 29 июня царские батареи открыли мощный огонь по башне. К 9 часам батальоны Апшеронского и Куринского полков подошли к подножию горы и начали быстро карабкаться по крутому склону наверх. Горцы обрушили на атакующих град пуль и камней.
Ожесточённый бой длился несколько часов. Рота сменяла роту. К 16 часам по приказу Граббе генерал-майор Лабынцев лично повёл на штурм батальон Кабардинского полка. Но и этот штурм ничего не дал. Так продолжалось до вечера. С наступлением темноты войска получили приказ отступить с обильно залитого кровью и заваленного трупами утёса.
Ощутимый физический урон понесли и дагестанцы. В числе героически убитых оказался и сам наиб.
С рассвета 4 июля началось очередная бомбардировка, которая оказалась более результативной. Временами укрепление полностью скрывалось в пыли и дыму, от его стен с грохотом отлетали довольно значительные обломки.
В это время двести добровольцев от Апшеронского, Кабардинского и Куринского полков собрались у подошвы горы и ожидали только сигнала на штурм. Среди добровольцев находился и поручик Мартынов, впоследствии смертельно ранивший в 1841 году на дуэли под Пятигорском Михаила Лермонтова.
Солдаты были снабжены деревянными щитами, подбитыми войлоком, для прикрытая головы и груди от камней, сбрасываемых горцами. Около 17 часов прозвучал сигнал к атаке.
И опять на головы штурмующих полетели брёвна и камни, опять из бойниц был открыт шквальный огонь. Повторились, по словам летописцев Кавказской войны, «все ужасы предыдущего штурма».
Снова отступление, и снова заговорила артиллерия. От её убийственного огня почти все мюриды погибли под развалинами. К вечеру ядра и гранаты образовали в стенах башни массивные бреши и подобие отлогого подъёма, по которому в укрепление и ворвались солдаты – так кольцом осады оказался охваченным весь Ахульго. Артиллерийские батареи были дислоцированы на занятые позиции, что существенно повысило поражающий эффект пушечного обстрела.
Первый штурм Ахульго16 июля генерал дал приказ на штурм самого Ахульго. Принимая решение, Граббе учитывал состояние собственных подчинённых: за последние дни отряд усилился, в нём теперь было уже 13 батальонов пехоты и 30 орудий. На помощь также прибыла дагестанская милиция в количестве 4 тыс. человек. Положение же осаждённых стало откровенно отчаянным.
В соответствии с планом Граббе войска были распределены по трём колоннам. Первая – полковника барона Врангеля, в составе 4 батальонов – предназначалась для атаки Нового Ахульго со стороны Сурхаевой башни. Вторая – полковника Попова, в составе 3 батальонов и трёх рот – направлялась по руслу реки Ашильты для блокирования сообщения между обоими утёсами. Третья – майора Тарасевича, в составе 1 батальона – выделялась для отвлечения внимания атакой на Старое Ахульго, в случае успеха главной колонны – и для захвата аула.
С рассветом все артиллерийские батареи открыли сильнейший огонь по укреплениям горцев. В 18 часов, когда был выставлен белый флаг, означавший для штурмующих начало атаки, казалось, что под развалинами Ахульго не осталось ничего живого. Но стоило первому батальону Врангеля двинуться в бой, как со стороны Нового Ахульго грянули первые выстрелы. Однако колонну, увлекаемую порывом атаки, уже невозможно было остановить. Наступавшие хорошо знали, что их главный козырь – стремительность и быстрота, иначе – неминуемая смерть на дне глубоких ущелий.
Под шквальным огнём мюридов Шамиля убитые и раненые солдаты падали шеренгами, но оставшиеся живые стремились вперёд. Когда передовая колонна штурмующих, преодолев глубокий ров, уже вступила в пределы Нового Ахульго, то неожиданно встретила на своём пути второй не менее глубокий ров, который к тому же горцы обстреливали ещё более разительным перекрёстным огнём из двух открытых двухэтажных саклей.
Врангель же воспринял заминку как нехватку сил и дал приказ вступить в бой двум другим батальонам. Солдаты ринулись вперёд, не зная, что первый батальон попросту попал в ловушку.
В короткий промежуток времени на небольшой, стеснённой глубокими обрывами площадке скопилось до 1 500 человек.
Началась ужасающая бойня, так как наступающие были совершенно открыты для защитников крепости. На голом скальном участке им негде было искать спасения, разве что укрывшись за телами погибших товарищей.
Барон с маниакальным упорством отдаёт новый приказ о наступлении и лично ведёт в бой оставшийся батальон.
Последствия этой атаки оказались ещё более трагичными. Были убиты все офицеры, а сам Врангель, тяжело раненный, остался лежать среди окровавленных тел и стонущих раненых.
Атака захлебнулась, оставшиеся без командиров батальоны начали беспорядочно отступать, сталкивая своих сослуживцев в глубокую пропасть. Но здесь их ожидало новое препятствие, ещё более страшное: десятки их товарищей, убитых и раненых, буквально закрыли своими телами перешеек, через который лежал единственный путь к спасению. И опять начался беспощадный отстрел.
Только ночь прекратила бойню. С наступлением темноты оставшиеся в живых отыскали тяжелораненного Врангеля и, подобрав других раненых, отступили на исходные позиции.
Судьба других колонн сложилась ещё более неудачно. Подчинённые полковника Попова сумели достаточно далеко продвинуться вглубь тесного ущелья между двумя Ахульго. Однако, как стало ясно впоследствии, их продвижение было учтено и даже запланировано самими горцами.
Дав неприятелю зайти поглубже, они открыли по нему яростный огонь. Вскоре вслед за выстрелами на головы царских солдат полетели камни и брёвна. Левая же колонна майора Тарасевича и вовсе не вступила в бой, ограничившись одной лишь перестрелкой с защитниками Старого Ахульго.
Потери российского войска по официальным данным за 16 июля 1839 г. составили убитыми 7 офицеров и 153 солдата, ранеными 31 офицер и 580 солдат.
Время переговоров. Шёл второй месяц трудных изнуряющих боёв и блокады. Стояла невыносимо жаркая погода. На бездонном голубом небе уже в который день не виднелось ни одного облачка. Отвратительный запах гниющих тел довлел над всеми запахами живописной природы. Началась эпидемия оспы, ежедневно уносящая жизни десятков человек.
Тяжело было всем, но положение горцев приблизилось к катастрофическому. Запасы провианта подходили к концу, путь к реке за водой насквозь простреливался огнём противника. Связь с внешним миром осуществлялась только через узкий мост на левой стороне реки Андийское Койсу.
Граббе 29 июля ставит перед подчиненными задачу ликвидировать и этот пробел. 30 июля солдаты под беспрерывным обстрелом занимают спуск к реке с правой стороны и открывают прямой наводкой огонь из горных орудий по завалам на противоположной стороне, где окопались дагестанцы.
Несмотря на ожесточенную перестрелку 31 июля, противнику удается занять место около переправы, а 4 августа солдаты 2 батальона Кабардинского полка перебираются на левый берег и в ходе горячей схватки выбивают горцев с занятых позиций: таким образом, все подступы к поселениям оказались полностью обложенными.
Характеризуя сложившуюся ситуацию, придворный историк Л. Богуславский писал: «Бесспорно то, что в войне с цивилизованным народом, такая тесная блокада могла бы привести любую крепость к сдаче. Но горцы, привыкшие ко всевозможным лишениям и наэлектризованные фанатизмом не решались сложить оружие».
Шамиль, конечно, осознавал всю критичность положения, именно поэтому он решается через посредников вступить в переговоры с врагом. На переговорах настаивало и его ближайшее окружение. Пользуясь паузой в боевых действиях, имам также хотел восстановить разрушенные укрепления. Он не терял надежду и на прорыв блокады.
Граббе, в свою очередь, в качестве предварительного условия для начала переговоров требовал в заложники старшего и любимого сына Шамиля Джамалуддина.
Естественно, ни одна сторона не была готова к переговорам на подобных условиях.
После безуспешных контактов настала пора вялых перестрелок, редких вылазок в тыл друг друга. Так продолжалось до середины августа. Граббе понимал, что время играет на руку Шамилю, поэтому последовал ультиматум: если к вечеру 16 августа не будет выдан в аманаты сын имама, то русские войска на следующий день вновь атакуют Ахульго. Ответа на ультиматум, как и следовало ожидать, не последовало.
Новый штурм и новые переговоры.С рассветом 17 августа загрохотала артиллерийская канонада. Через 2 часа на штурм передовых укреплений горцев опять бросились три колонны в количестве 5 батальонов Апшеронского и Куринского полков. Батальон Куринского полка, несмотря на град камней, брёвен и пуль, первым прошёл по крытой галерее и быстро начал подниматься на скалу, где стояло Новое Ахульго.
Дальше путь атакующим преграждало каменное укрепление, с засевшими в нём 100 мюридами во главе с Сурхай-кадием. Увидев противника столь близко, дагестанцы, сделав залп почти в упор, скрылись в пещерах, вырытых под утёсом, откуда и открыли убийственный огонь по врагу. Периодически горцы с диким отчаянием врывались в боевые порядки царских войск, где и погибали на штыках.
Кровопролитный бой длился до полудня. Почти все мюриды, в том числе и сам Сурхай-кадий были убиты. Успех позволил куринцам закрепиться в непосредственной близости от Нового Ахульго. В свою очередь, апшеронцы атаковали поселение с другой стороны.
Теряя надежду отстоять Новое Ахульго, Шамиль ровно в час дня выставил белый флаг, послуживший сигналом к прекращению с обеих сторон пальбы – и выслал в лагерь русских Джамалуддина.
Через некоторое время посредники договорились о встрече представителей противоборствующих сторон 18 августа на нейтральной полосе в лощине между скал.
Утром сюда прибыл имам и хорошо знавший кумыкский язык начальник отрядного штаба генерал-майор Пулло. В течение 30 минут шел трудный разговор. Условиями Пулло для прекращения огня были: выдача в аманаты сына Шамиля; сдача в плен имама и всех горцев с сохранением их жизни, имущества и семейства в неприкосновенности; переезд на место жительства, куда им укажут; полное изъятие оружия; оба Ахульго считаются на вечные времена землей Императора Российского, и горцам на ней без особого дозволения селиться запрещалось.
Шамиль же просил пока оставить его и мюридов в течение месяца в Ахульго, отвести царские войска от поселений с целью разблокировки. Затем он обещал лично явиться к Граббе для дальнейших переговоров, хотя никогда и не доверял русским. Недоверие проявилось даже в момент переговоров: рука имама всё время находилась на рукояти шашки, а край одетого на Пулло кителя он незаметно подложил под себя.
Ни в этот, ни в последующие 3 дня, отведенные на переговоры, согласия достигнуть не удалось, ибо вновь никто не хотел пойти на уступки. Более жесткую позицию заняли представители Граббе.
И тогда имам заявил единомышленникам и посредникам переговоров: «Я знал, что выдача моего сына в заложники не послужит поводом к примирению. Но я согласился на это по вашему требованию. Теперь я знаю стремления русских: они хотят моего пленения. Пусть начинают бой. Ответ я могу дать с обнажённой шашкой в руках».
На просьбу смягчить ответ, дабы не усугубить тяжёлое положение защитников крепости, Шамиль жёстко ответил: «Мягкое обращение уже никому не принесет пользы».
Падение АхульгоОзнакомившись с последним ответом имама, Граббе отдает приказ о подготовке к очередной атаке. В нарушении заранее достигнутых договоренностей он не возвращает имаму сына. Ранним утром 21 августа хорошо отдохнувшие полки, усилившиеся батальоном кабардинцев, опять ринулись на штурм Нового Ахульго. На пути кабардинцев оказался двудомный бастион, соединенный крытой траншеей. Вскоре левый дом удалось захватить, а правый отбил все атаки.
Ночью саперы высекли галерею в сплошной глыбе камня и заложили фугас под правую саклю. Взрыв снес ее до основания. Часть защитников погибла под развалинами, часть пала под штыками ожесточённых упорным сопротивлением солдат. Резня продолжалась до самого вечера. И только ночь, уже в который раз, смогла развести враждующих.
Тогда же Шамиль принял решение о переселении женщин, детей и немощных стариков с пожитками в Старое Ахульго. Едва предрассветная тьма рассеялась, как наблюдатели противника заметили это большое движение.
Немедленно был открыт сильнейший артиллерийский огонь по безоружным горцам. Прижатые огнем к крутому склону утеса, они, стараясь спастись от гибельного огня, в спешке давили и калечили друг друга. Многие, не сумев удержаться на крутизне, падали вниз, разбиваясь о камни глубокого ущелья. Грохот канонады и крики расстреливаемых в упор, смешались в единый вопль, полный ужаса и боли.
Прорвав оборону горцев в Новое Ахульго с левого плато вторглись апшеронцы и кабардинцы. Им противостояли 200 мюридов, прикрывавшие собою оставшихся живых и всё ещё продолжавших отступление горцев по подземным ходам и пещерам.
Теперь в крепости вместо общего боя завязался ожесточенный одиночный, в котором с исступлением участвовали даже женщины, дети и глубокие старики. Горцы и горянки с кинжалами, шашками и камнями в руках раз за разом бросались на противника.
Но силы были слишком неравны, а ожесточение боя вскоре достигло такого накала, что пощады не было ни живым, ни раненым, впрочем, мало кто просил пощады. И в полдень всё было кончено: в укутанном дыму НовомСхожие стычки развернулись повсеместно. На предложения о сдаче в плен со стороны немногочисленных оставшихся в живых горцев немедленно следовали выстрелы. Даже раненные, иногда притворяясь мёртвыми, с кинжалами в руках ожидали приближения врага для нанесения ему последних ударов.
Так был убит руководитель одной из колонн майор Тарасевич, притом смертельную рану ему нанесла, истекающая кровью горянка.
Личный летописец Шамиля Мухаммад-Тагир писал об этих днях: «Громадное большинство защитников было истреблено, а меньшинство изнурено и доведено до последней степени изнеможения жаждой, голодом, отсутствием сна.
Смерти больше не избегали, а искали как высшего блага, как окончания всех мук и пыток. Шамиль не был исключением. Со своим средним сыном, шестилетним Гази-Магомедом, он не раз выходил на открытую площадку, заливаемую непрерывным потоком осколков оружейных снарядов, и долго стоял здесь в ожидании смерти для обоих».
Но их время ещё не пришло – они вместе с другими мюридами сумели скрыться в нижних пещерах. А на занятых войсками поселениях к полудню 22 августа уже веяли царские знамена. Граббе сразу же взялся за рапорт наместнику Головину: «Бой был ужасный: даже женщины принимали в нём деятельное участие, малые дети кидали каменья на штурмующие войска. Матери с детьми своими бросались в кручу, чтоб не попасть в плен, и целые семейства были живыми погребены под развалинами сакль своих, но не сдавались».
23 августа началась «зачистка» пещер. Снова начались кровопролитные бои, где десяткам противникам противостоял лишь один дагестанец. И к вечеру 29 августа всё было кончено: в живых не остался ни один горец.
И опять Граббе победно рапортовал: «В итоге четырехдневного боя взяты приступом нижние пещеры Ахулъго. И истреблены засевшие там мюриды. Пещера, где скрылся Шамиль с семейством, окружена нашими войсками со всех сторон, и ему остаётся сдаться или броситься в реку. Нет для него пристанища ни на утесах, ни в ущельях. Партия его истреблена вконец. Мюриды его погибли один за другим и один возле другого. Я считаю дело конченым».
Вместе с вечерней долгожданной прохладой на многострадальные земли Ахульго пришла удивительная тишина. Усталые солдаты бродили повсюду и искали тела руководителя восстания. Его не нашли ни среди убитых, ни среди раненых, взятых в плен.
Позже выяснилось, что, скрывшись в одной из нижних пещер, имам в первом часу ночи, – сумев отвлечь внимание врага пустым плотом, пущенным по реке, – вместе с близкими людьми подобрался к широкой никем не охраняемой бездонной пропасти: никому и в голову не могло прийти, что здесь способен перепрыгнуть человек. Шамиль перескочил, с раненым в ногу сыном на спине и безоглядно направился в сторону Чечни.
Позади остались выжженные поселения, где полегли тысячи лучших сыновей Дагестана, за оборону которых имам заплатил, в том числе свободой старшего сына, жизнями жены, младшего сына, дяди, двоюродных братьев и родной сестры — она, предпочтя плену смерть, бросилась в обрыв.
Империя царствовала победу широко и с размахом. Наиболее отличившиеся были удостоены боевых наград, всех участников отметили специально учрежденной медалью «За взятие штурмом Ахульго» на Георгиевской ленте. Много и пространно говорили о конце Кавказских войн. И случилось это летом-осенью 1839 года.
===
Ахульго - аварское село, цитадель Имамата, павшая в 1839 году. Место паломничества дагестанских и кавказских мусульман.
