Стихи Ларисы Миллер я включаю во многие выпуски «Переклички вестников», там можно наблюдать органичность ее художественного мира в пространстве русской поэтической мысли. Теперь в Библиотеке размещены ее
избранные стихи. Все они взяты с
сайта автора.
Творчество Ларисы Миллер началось в середине 1960-х годов и продолжается по сей день; в нем не столько заметна последовательная эволюция, сколько непрерывное развертывание, варьирование нескольких сквозных, с самого начала найденных, образных сфер. Это пространный лирический монолог, вовлекающий в себя довольно широкий круг сюжетов и обнаруживающий иногда неожиданные стилистические повороты. От непритязательной бытовой лексики и почти частушечного ритма, от изящной словесной игры к неторопливому, плавному парению в разряженных высотах мысли – таков диапазон, в котором не теряется узнаваемость авторского почерка, разными средствами проявляется единая поэтическая суть.
Мир для Ларисы Миллер, хотя и наполнен драматическими коллизиями, в целом представляется чудом, совершенством творения, а ценность человеческого взгляда во многом определена тем, насколько человек способен вместить в себя эту чудесность мира, проникнуться к нему вниманием и благоговением.
Ни горечь, ни восторг, ни гнев
И ни тепло прикосновений.
Лишь контуры домов, дерев,
Дорог, событий и явлений.
У тех едва заметных рек,
Тех еле видимых излучин
Еще и не был человек
Судьбою и собой измучен.
И линией волосяной
Бесплотный гений лишь наметил
Мир, что наполнен тишиной,
Без шепота и междометий.
Да будут легкими штрихи,
Да будет вечным абрис нежный
И да не знать бы им руки,
Излишне пылкой иль прилежной.
Да научиться бы войти
В единый мир в час ранней рани,
Не покалеча по пути
Ни малой черточки, ни грани.
Созерцание, растворение в красоте сущего становится сквозным состоянием, но не обращается в самоцель: это путь совершенствования, взращивания в себе свойств, которые надлежит раскрыть в реальном человеческом облике.
…Вот так бы просветлеть лицом,
От долгих слез почти незрячим,
И вдруг открыть, что мир прозрачен
И ты начало звал концом,
И вдруг открыть, что долог путь –
И ты тогда лишь не воспрянешь,
Когда ты сам кого-нибудь
Пусть даже не смертельно ранишь.
Размышление поэта постоянно возвращается к бесконечности, непрерывности жизненного пути, и в ее земном отрезке, и в предсуществовании и посмертии, а мысль о предстоящей смерти лишена трагической окраски, в ней почти всегда слышится свет, загадка, надежда. Если что и видится автору роковым, непреодолимым, то это слабость, ограниченность сил земного человека, не позволяющая ему обустроить земную жизнь в соответствии с его же высокими представлениями, и не позволяющая как следует расслышать божественный голос, уразуметь и перевести в человеческие понятия его смыслы.
А вместо благодати – намек на благодать,
На всё, чем вряд ли смертный способен обладать.
О, скольких за собою увлек еще до нас
Тот лик неразличимый, тот еле слышный глас,
Тот тихий, бестелесный мятежных душ ловец.
Куда, незримый пастырь, ведешь своих овец?
В какие горы, долы, в какую даль и высь?
Явись хоть на мгновенье, откликнись, отзовись.
Но голос твой невнятен. Влеки же нас, влеки.
Хоть знаю – и над бездной ты не подашь руки.
Хоть знаю – только этот почти неслышный глас –
Единственная радость, какая есть у нас.
