Несколько картин художника (изображения, кроме первого и предпоследнего – фотографии, сделанные на выставке 2006 года, цвета несколько приглушены и искажены):
Преображенный мир
Запредельный мир
Ликование эфирных соборов. Дивеево
Шамордино
Обитель
Ступени
Отражение
Я еще не был на этой выставке, когда схожу – поделюсь новыми впечатлениями. А пока приведу фрагменты дискуссии с Иваном из ветки на ОРГе. Речь шла о картинах трансфизического характера, подобных первым трем приведенным здесь.
Из поста Ивана:
Некоторые чисто человеческие эмоции нередко ошибочно отождествляются с духовными откровениями, из чего может следовать либо просто небольшое искажение, либо серьезная подмена, в зависимости от конкретного автора.
И касается это одинаково и философских произведений, и стихов, и картин.
Если говорить об этих картинах, то подмен я там лично не увидел.
впрочем, не увидел я там и каких-то особенно высоких миров.
Скорее, авторы выражают свое представление об этих мирах через призму своих эмоций и чувств, но это не сами миры.
Возможно, там что-то уловлено от затомисов, но это уловленное погружено в краски авторских представлений.
Красивые картины, светлые, но той высокой оценки, которая прозвучала выше, я лично не разделяю.
Крайнего скепсиса не разделяю тоже. В работах автора чувствуется если не видение, то по крайней мере, искреннее желание эти миры увидеть…
P.S. картины Аллы Александровны Андреевой на меня произвели впечатление более сильное.Мой ответ:
...Иначе в искусстве и не бывает. Всякое искусство создается человеком, а искусство вестническое – человеком, который в меру своих возможностей ощущает атмосферу, дуновение иных миров и пытается об этом рассказать. При этом язык, которым художник выражает свои творческие наития (не всегда ясно осознавая их природу) не может не быть связанным с языком его предшественников, а также с языком обыденным, общепонятным. По-другому и не может быть, а элементы абсолютно нового, вносимого тем или иным художником, всегда количественно очень малы. Даниил Андреев – пример в этом смысле уникальный в мировой культуре, но и он ясно осознавал условность всякого искусства и невозможность вплотную приблизиться к иноматериальным мирам:
Только радость предчувствия
Отражаю в искусстве я,
Хрупким шелком словесным шурша,
Но и этими поисками,
Но и этими отблесками
Озаряются ум и душа.
В этих словах – вовсе не признание слабости искусства, как такового. Скорее, наоборот – в них неисчерпаемая перспектива для всякого художника, а также для человека, вестническое искусство воспринимающего.
Если говорить об эмоциональном строе того или иного произведения, то и он в принципе не может быть абсолютно оторванным от ощущений, присущих всякому человеку. В этом и задача вестника: находить в человеческом эмоциональном словаре те ноты, которые помогают запредельное сделать внятным. Или другими словами: научить в земной жизни распознавать и эмоционально фиксировать прорывы в запредельное.
В живописи прорыв из повседневности в высшие миры может достигаться множеством путей. Это может быть реалистический пейзаж с некоторым форсированием его эмоционального звучания, но эмоционально высокий, чистый. Именно в таком смысле Д.Андреев называет вестником И.Левитана. Может быть изображение природы с некоторым трансфизическим сдвигом, с неосознанным ощущением стихиалей – это видит Андреев в русских пейзажах Рериха. Может быть, как у Сергея Кузнецова, попытка прорвать трехмерность, дать ощущение мира с большим числом координат (насколько это возможно на полотне), но наполнив этот мир реалиями, в основном нам знакомыми. Известны и случаи, когда художники старались прямо зафиксировать свои видения (но пока мне неизвестно о художниках, так же четко распознававших источник своих видений, как это бывало у Д.Андреева).
Таким образом, каждый двигается к цели собственной дорогой, и наша задача – не ставить перед всеми единообразные требования, не сверять с единым образцом, а признавать многообразие путей как признак неисчерпаемости истины. Это касается художественного метода, это же касается и особенностей мировоззрения каждого из творцов. Не нужно отсекать «не наше» на основании либо не принадлежности к православию, либо не знакомства художника с "Розой мира". Иначе "не нашей" станет подавляющая часть мировой культуры.
Иван:
…Одно – когда человек находит в эмоциональном строе что-то помогающее уловить образы иного мира, другое – когда он выдает свой эмоциональный строй за эти образы.
На мой взгляд, вещи несколько разные.
У меня от увиденного сложилось впечатление, что здесь преобладает как раз вторая ситуация.
И дело тут не в особенности искусства как такового, а в особенности данного художника.
…Я просто пытаюсь почувствовать строй собственных ощущений, если угодно, медитирую над увиденным.
Все, что я пишу, не связано напрямую с работой интеллекта. Я недаром дважды подчернкул слово "ощущения".
На мой взгляд, эти картины так понравились некоторым больше по той причине, что внутреннее представление художника о высших мирах совпало с представлением зрителя.
Но из этого совсем не вытекает, что эти миры таковы на самом деле…Мой ответ:
Иван, я в значительной мере согласен с тобой. Картины С.Кузнецова, действительно, в большей степени являются результатом сознательной, выстраивающей работы, чем непосредственным художественным излиянием. Вопрос только в том, является ли такой творческий метод, так сказать, менее ценным по сравнению с творчеством исключительно по наитию. Я не могу здесь дать однозначного ответа, каждый художник находит свою меру участия рацио. В особенности без него трудно обойтись, когда речь идет об иномерных мирах, о которых у большинства из нас имеются сведения только из письменных источников, но из непосредственного видения.
Кроме того, в искусстве, особенно последнего столетия, нередко можно ощутить особое, необъяснимое обаяние художественной интонации, в которой присутствует именно интеллектуальная составляющая. В каких-то случаях это может быть связанным и с обаянием темной духовности, но далеко не во всех. Могу назвать множество светлых образов (и в живописи, и в других искусствах), где апелляция автора к активной работе нашей мысли подводит нас к постижению духовно высокого. Присуще это и многим стихам Д.Андреева (я уже не говорю о «Розе мира»), да и поэзии в целом.
Впрочем, к картинам Кузнецова это почти не имеет отношения. Зато интонацию некоей интеллектуальной отстраненности можно увидеть у другого художника, который, как мне совершенно точно известно, писал именно по наитию. Это – Виктор Черноволенко, который в последний период своей жизни старался буквально зафиксировать свои видения:
http://www.roerich.com/pic/111.jpg http://www.roerich.com/pic/122.jpg http://www.roerich.com/pic/125.jpg http://www.roerich.com/pic/134.jpg http://www.roerich.com/pic/151.jpg http://www.roerich.com/pic/160.jpg http://www.roerich.com/pic/164.jpg На другие произведения художника можно выйти со страницы
http://www.roerich.com/galer1.htm Фиксация эта, конечно, не могла не становиться условной, хотя бы потому, что ему представали панорамы запредельных миров в их безостановочном движении, а написать он мог только остановившиеся моменты и заключенные в прямоугольную рамку. Все это я знаю со слов вдовы художника. Сам он не мог точно сказать, какая именно реальность ему видится, но был твердо убежден в том, что это не игра фантазии, а именно реальность. В своем единственном интервью (режиссеру-документалисту В.Орехову) он говорил: «Все, что изображено, я просто вижу в процессе создания картины. (…) Это совершенно реальный мир, быть может, это тот мир, который в будущем дано будет увидеть каждому человеку, когда спектр его восприятия станет богаче и совершеннее».
Таким образом, перед нами два совершенно разных подхода. Оба художника, впрочем принадлежат к одной – рериховской – традиции. С.Кузнецов сознательно воспроизводит некоторые уже устоявшиеся приемы этой традиции (включающей и художников следующего поколения – группу «Амаравелла»), наполнив их собственными смыслами. Черноволенко, вместе со своими товарищами по «Амаравелле», воспринял, кроме Рериха, также влияние Чюрлёниса, Врубеля и ряда других художников; но впоследствии на первый план вышла интуиция его собственной ярчайшей личности, заслонив все влияния. Я лично считаю его наиболее ярким представителем этого направления; его искусство наиболее непосредственно, оно наиболее глубоко передает несводимость иных миров к привычным, земным понятиям. Но, конечно говорить о единственности такого взгляда нельзя, невозможно пока судить и о степени его независимости от субъекта. Пока мы можем только накапливать свидетельства, собирать материал, и при этом нужно отдавать себе отчет в том, насколько разнообразны могут быть художественные задачи, и насколько они могут быть далеки от стремления объективно зафиксировать то, что художнику открывается.
