Советский инквизитор (продолжение)
А вот когда цивилизацией человеческой любовь двигала?
Я упомянул слово «любовь» в данном контексте как противоположный эгоизму духовный вектор. В каждом человеке и, следовательно, в человеческих цивилизациях Бог (любовь) и дьявол (эгоизм) борются. Результат борьбы – интегральный вектор жизни и культуры – к росту качества или к вырождению. Государственная форма (плоть) может способствовать культурному росту, а может его подавлять. Хотя внешне культура и государство чаще всего находятся в конфликте, но плоды этого конфликта могут быть качественно различны. (Поговорим об этом подробнее в новой теме; постараюсь открыть на днях.)
Капитализм – как формация и как идеология – мог расцвести только в безрелигиозную эру. И умрёт вместе с нею. Протестантизм и был первым шагом в сторону эмансипации от религиозного мировосприятия. Причины и начала, и конца капитализма не столько экономические, сколько нравственно-духовные. Если религиозное мировосприятие является доминирующим в общественном сознании, то и в государственных, и в культурных, и в церковных структурах существуют иерархические системы ценностей, апеллирующие к иным качествам человеческой души, кроме эгоизма. И только в безрелигиозную эпоху могла вполне воплотиться формация, сделавшая главную ставку на эгоизм и вытесняющая на периферию все иерархические системы, на иных ценностях строящиеся и к иным качествам души взывающие.
Эгоизм становится единственным реальным (объективным, надёжным) стимулом прогресса, а другие мотивы – субъективными, не обязательными, второстепенными. Эгоизм во всём, а не только в отношении к ближнему: в культуре становится главным критерием и стимулом не служение высшему и целому, а личный успех и массовость признания, монетизируемая при жизни. Также эгоизм становится ведущим отношением человека к природе. И колониальная система – не что иное, как безусловный примат национального эгоизма по отношению к другим народам. Именно тотальный культ эгоизма порождает культ золотого тельца, когда денежный критерий ставится на место критерия Божественного (совести), не только вовне, но и внутри человека.
Эгоизм как полярная любви воля и ведёт человечество от бытия к небытию. Перевёрнутая пирамида культурного качества в конце 20-го века (в апогее капиталистического мира) и есть самый главный признак духовного вырождения, за которым уже явно просматривается провал в небытие. Неолиберализм – это идеология распада целостного организма на атомы, не способные уже ни к какому служению чему-либо высшему, кроме своего атомарного эго, с дьявольской издёвкой перепутанного со свободой.
Поразительно, что внутри безрелигиозной эры и подавляющего все прежние системы ценностей капиталистического духа могла появиться общественная модель, провозгласившая качественно иные нравственные приоритеты. И не просто провозгласившая, но построившая на них жизнеспособное государство. Причём настолько жизнеспособное, что оно смогло победить предельную форму национального эгоизма, в которую скатилась Европа, сделавшись Третьим Рейхом.
Такая же безрелигиозная, как и капиталистическая, советская модель (каким-то чудом!) начала апеллировать к высшим качествам человеческой души: к любви, совести, способности к бескорыстному служению ради общего и высшего, к жертвенности своими низшими интересами во имя идеала и т.д. Была поставлена немыслимая для капиталистического мира задача воспитания нового человека – как нравственный и духовный рост личности. Также была не только провозглашена, но и осуществлялась на практике в советской интернациональной модели альтернатива колониальной системе. Я уже не говорю об идее социальной справедливости и равенства возможностей для культурного и профессионального роста, абсурдная и утопическая для любых прежних формаций.
Культу эгоизма с его волей к небытию был брошен героический вызов Жизни и веры в высшее предназначение человека, в его лучшие качества. Для безрелигиозной эры такой прорыв Жизни был парадоксален! И он убедительнее всех богословских и философских формул говорил о неистребимости в человеке его Божественной сущности.
Советский проект был победой творческого духа над ростом энтропии в мире – и эта победа спасла человеческую цивилизацию не только от нацизма, но и от духовного вырождения. Сейчас мы живём в эпоху, когда вновь рост энтропии берёт своё и нам, чтобы сохраниться на Земле, необходим новый творческий взрыв, новый подвиг веры и свободы.
Государственная одаренность первого вождя Советской России как раз и проявляла себя в том, что Ленин, когда надо для ОБЩЕГО дела, мог наступать своей «марксистской песне» на горло.
Ленин был гениален тогда, когда слышал иррациональную волю русской стихии и умудрялся её направлять на строительство государственной формы, отвечавшей высшей миссии России на текущей исторической стадии. Этим гениальным чутьём (к марксизму никакого отношения не имеющим – не пересекаются нигде) Ленин и привлёк на свою сторону большую часть военной и научной царской элиты, технических спецов, даже высшую прослойку спецслужб и военной разведки.
А бездарен, жесток и злобно упрям Ленин был тогда, когда в нём брало верх его человеческое рацио над историческим чутьём. Наибольшая тьма из него лезла, когда он давал волю своей ненависти к религии. Видимо, это ленинское качество и назвал Даниил Андреев «тёмным вестничеством». Насколько Ленин был чуток и терпелив в отношении технических и естественно-научных спецов, настолько же он был груб и слеп в отношении религиозных философов, мистиков и поэтов. Отсюда и философский пароход, и расстрелы священников, и Соловки. В определённом смысле, Ленин унаследовал слепоту Петра Великого в отношении религии и мистики, только ещё больше зацементировал её марксизмом на уровне рассудка. А вот Сталин был совсем, совсем другим...
провели индустриализацию промышленности. Без подобной процедуры шансы на победу над европейским фашизмом у России были исчезающе малы...
Дело не столько в экономической области, не маловажной, но не решающей. Для победы над нацизмом нужна была противоположная национальному эгоизму воля – наднациональная и интернациональная идея, способная создать реальный союз народов, причём альтернативный по внутренней сути колониальной системе. Ничего подобного «белый проект» предложить и осуществить не мог.
Но индустриализация в основном пришлась на довоенное правление товарища Сталина. И прочно связана с его именем.
Весь советский проект связан с именем Сталина. Это и есть семя смерти. Сможем ли мы отделить зёрна от плевел? Для начала нам необходимо понять, что не Ленин и не Сталин создали Советскую Россию. Они лишь в той или иной степени откликались на иррациональную волю соборной души, принимали роды новой государственности...
Иезуитская хитрость, инквизиторская жестокость и заключается в том, что главный строитель и охранитель был духовной противоположностью рождавшейся в муках страны. Не большевики её породили, это не их голос:
Благословение мое, как гром!
Любовь безжалостна и жжёт огнём.
Я в милосердии неумолим:
Молитвы человеческие – дым.
Из избранных тебя избрал я, Русь!
И не помилую, не отступлюсь.
Бичами пламени, клещами мук
Не оскудеет щедрость этих рук...
.....................................................
...Ты взыскана судьбою до конца:
Безумием заквасил я сердца
И сделал осязаемым твой бред.
Ты – лучшая! Пощады лучшим нет.
В едином горне за единый раз
Жгут пласт угля, чтоб выплавить алмаз,
А из тебя, сожжённый Мной народ,
Я ныне новый выплавляю род!
Максимилиан Волошин понял в русской революции и в смысле созидаемого больше, чем все её вожди. Может быть, один Сталин понимал то же и на том же уровне, только служил он другому богу, ненавидящему Того, глагол Которого жжёт русское сердце волошинскими строфами. И совсем другой «новый род» другой бог хотел выплавить в русском котле. Он и выплавил его в итоге в высших слоях номенклатуры, которая потом рвала плоть страны на части и отреклась от советской идеи.
Однако, только ли зло сталинизм?
Только ли зло инквизиция? Судя по плодам – да. Нужно разделять инквизицию и христианство, советскую модель и сталинизм. Инквизиция отвратила сердца от христианства, а сталинизм – от советского строя. Пусть какой-то из римских пап служил и уже сознательно не Христу, а его антиподу, но целостное христианство остаётся христианством. И подвиг советской государственности, посмевшей бросить вызов надвигающемуся небытию, остаётся величайшим подвигом человеческого духа в истории.
Сталинизм – зло, потому что
это рост энтропии внутри советского проекта, убивавший в нём творческое начало:
1. Мертвящий догматизм, воцарившийся в идеологии, это прямое наследие сталинского стиля.
2. Репрессии против целых народов – смертельный удар по интернациональному духу.
3.
Принцип страха в формировании элиты – это та
антиструктура внутри государственности, что свела впоследствии на нет равенство стартовых возможностей (одно из величайших завоеваний советского периода) и привела к воцарению серости в высших слоях государства, а лицемерие и карьеризм сделала основными движущими стимулами номенклатуры (это было
растлением её изнутри).
4. Создание из ленинизма религиозного культа, с квазимощами, мавзолеем, с самопрославлением вождя как некоего фараона-небожителя, со всеми этими бесчисленными памятниками при жизни (по сути идолами), проспектами и городами его имени и т.п. – ничего подобного в самом ленинизме не содержалось и Лениным не культивировалось.
5. Художественная безвкусица сталинского официоза создала стилистическую доминанту, вошедшую в непримиримое противоречие с русской культурой, что породило непреодолимый
раскол на официальную и андеграундную советскую культуру. А культ вождей с их звёздами и орденами, с множившимися памятниками Ленину (Учителю), слащавой ленинианой (житием) на фоне серости самих первых лиц превращало советский стиль в
карикатуру, ложь и пошлость.
Так подлинная культура, всё больше уходившая в подполье, а также классическая культура, преподавание которой продолжалось в школе и было главным воспитательно-нравственным стержнем советского человека, – рождали когнитивный диссонанс с бездарно-пошлым официозом. И невольно высшая культура стала ассоциироваться с иной формой государственности, а серость – с советской. А следовательно, смена формации получала как бы высшую культурную санкцию. Это и есть дьявольское
окарикатуривание подлинника – и сталинизм, породивший такой стиль, есть обезьяна советского образа.
давайте представим, что победила не партия Сталина, а партия Троцкого. Смогла бы тогда Россия осуществить модернизацию и победить фашизм?
Если бы победила партия Троцкого, то началась бы новая гражданская война. Никакой дискредитации Советского Союза не состоялось бы, он бы перестал существовать вообще. Троцкизм был угрозой для плоти, а сталинизм – растлением души советского проекта, причём с очень далёкими и пагубными историческими последствиями для всего мира. Но победа Троцкого была исключена в России хотя бы потому, что Троцкий не мог стать Царём.
Троцкий, в отличие от Ленина и Сталина, был совершенно глух к сущности русского народа, потому не мог удержаться во главе государства, даже если б туда случайно попал. Но туда случайно не попадают... Не сам Троцкий был опасностью для советской модели, сколько те идеи, которые он олицетворял. В частности, тот «интернационализм», который критикует Антон в параллельной теме, и есть интернационализм по Троцкому, а не тот, что воплощался в Советском Союзе и вытекал естественно из Русской идеи всеединства (в безрелигиозно-сниженной проекции, разумеется; но другой в безрелигиозную эру и ждать не приходится).
Я тоже не согласен с некоторыми чертами образа Сталина у Андреева. Например, то, что Сталин был ИДИОТ. Угрюм-Бурчеев у Салтыкова-Щедрина был идиотом, Сталин – нет!
Андреев называет Сталина «
художественным идиотом», а не вообще «идиотом». Угрюм-Бурчеев – это сатирический образ, но
стилистически он точно отражает некоторые черты Сталина, ставшие роковыми для советской культуры. Человека с недоразвитым вкусом можно назвать «художественным идиотом» так же, как мы называем идиотизмом интеллектуальную недоразвитость. На мой вкус, художественными идиотами являются все поклонники «Русского радио» и тому подобной продукции. Да и вся нынешняя массовая культура (за редкими-редкими исключениями) – это поголовный художественный идиотизм. Интеллектуально же её адепты могут и не быть недоразвитыми, хотя я с трудом представляю интеллектуала, которому такая порнография нравится.
Сталинская стилистика отдаёт художественным идиотизмом, тут уж ничего не попишешь. И этот идиотизм не так безобиден – он в конечном итоге и расколол советскую культуру на две несовместимые и враждебные друг к другу части. А такое состояние культуры гибельно для государства. И самое гибельное в том, что здоровая часть культуры стала ассоциироваться у людей с необходимостью и желанностью смены государственного строя, так как его официоз был явно болен и бездарен.
В описании Сталина важнее другая деталь у Андреева – его способность к тёмному визионерству и вообще его мистическая одарённость. Здесь прямая противоположность с Лениным, между прочим. У Ленина – иррациональное чутьё к светлому соборному началу русской души и грубо-озлобленное отношение к мистике и религии на уровне рацио (до идиотизма доходящее). У Сталина – осознанная мистическая глубина, но тёмной направленности, и иезуитски хитрое умение находить общий язык с религией на уровне рацио (видимо, инквизиторский опыт лежал в основе); и это при полной неспособности постигать высшие религиозно-философские сущности. Гениальность Сталина держится на связи с демоническим началом, сокрытом под примитивной материалистической маской, и с дьявольской хитростью сокрытом (не поймаешь за руку). А гениальность Ленина – это иррациональная связь с высшими метакультурными сущностями, грубо искажаемая его изворотливым, но плоским рассудком.
В человеческой истории совсем не редкость, когда «первый ученик» извращает начатое Учителем дело, возглавив его и сохраняя внешнюю приверженность учению, формально охраняя его чистоту от разных уклонов и ересей (а на деле – выхолащивая от творческого начала). Так и сталинизм выхолащивал в советском проекте всё, что было в нём уловлено в высших духовных сферах Лениным, вопреки его рассудочному материализму.
Советская модель жила словно своей жизнью, впитывая в себя всё самое светлое и возвышенное из русской культуры (что сказывалось даже на лицах советских людей, которые сохранил для нас кинематограф: это удивительные лица). К какому-то прекрасному грядущему влеклась советская идея, в котором мало было общего с коммунистической утопией. Это незримое прекрасное витало в воздухе, чувствовалось в отношениях между людьми, в открытости и доверчивости их душ, несмотря на все тяжести быта и кровавую суровость выпавших на долю советского народа испытаний. Марксизм был сам по себе, вожди сами по себе, а советская модель росла за счёт внутренних глубинных сил соборной души России...
Но всё, что было в советской государственности и культуре от Русской идеи, от Всеединства и Братства – как миссии России (грядущей Розы Мира), –
выхолащивалось, извращалось сталинизмом при сохранении формального сходства. Этот приём (а он, собственно, излюбленный у инфернального паразита) я подробно проиллюстрировал на примере родонизма, духовно подменяющего собою Розу Мира
при абсолютной идентичности внешних форм.
У Даниила Андреева есть одна серьёзная проблема в описании советской истории (однобокая характеристика Сталина – лишь её следствие). Сосредоточенность на уицраориальной составляющей государства словно закрывает в ней и творочески-человеческую, и демиургическую части. А недораскрытость характера связи между инфернальным миром и миром человеческим ещё больше усиливает уицраориальную составляющую, делает связь с ней человеческого государства чуть ли не причинно-следственной, порою до полной идентификации одного и другого. Это всё равно что в каком-то человеке видеть только эйцехоре и считать его волевым центром личности.
Приведу только один пример, как у Даниила Андреева (как раз из-за этой его сосредоточенности на уицраорах в человеческой истории и из-за непонимания характера связи одного с другой) не сходятся концы с концами. Андреев пишет, что санкция Демиурга была снята с уицраора России (здесь и появляется знак равенства между уицраором и государством!) в царствование Александра Первого и до конца династии Романовых. На советском же государстве (опять знак равенства с уицраором!) такой санкции не было никогда.
Демиург сверхнарода вдохновляет, инспирирует и направляет становление метакультуры, а значит – и культуры этого народа. Но что же тогда получается: высший расцвет русской культуры, придавший ей поистине всемирное значение, приходится ровно на те временные рамки, в которых русское государство было лишено санкции Духа-демиурга. Два века высшего культурного творчества при отсутствии санкции? А века, в которых эта санкция была на уицраоре, никаким культурным расцветом не выделяются, а то и вовсе душной атмосферой наполнены.
Санкция Демиурга вредит культурному творчеству, так что ли? Или культура не расцветает внутри государства, а где-то на стороне? Или то государство, в котором наблюдается культурный расцвет, на самом деле враждебно метакультуре; а на том, где такого расцвета не наблюдается, лежит высшая метакультурная санкция?
Разрешить эти противоречия можно одним единственным способом:
у Андреева речь идёт о санкции Демиурга на уицраоре, и только на уицраоре, а не на человеческом государстве. Уицраор и государство, хотя и находятся в символической и метаисторической связи друг с другом, не становятся одной сущностью и не связаны каузально. Снятие Демиургом санкции с уицраора не является снятием оной с государства, равно как и наличие санкции на уицраоре не влечёт ни духовного, ни культурного просветления государственной плоти. (Поговорим о взаимосвязях государства и культуры в новой теме подробнее.)
Я привёл здесь этот пример недораскрытости метаисторических взаимосвязей в андреевской мифологии, чтобы подчеркнуть следующую мысль: андреевские оценки советского проекта в этой мифологии касаются исключительно его уицраориальной и инфернальной изнанки, но практически ничего не сказано о его демиургической и Божественной составляющих. Описанная и разоблачаемая Андреевым «Доктрина» – это инфернальная карикатура советской идеи, её паразитарная изнанка. Сущность же советской идеи следует прозревать в идее Всеединства, а не в мирах античеловечества. Поэтому андреевскую мета-характеристику СССР следует признать односторонней.
У каждого человека и у каждого государства есть своя изнанка, свои грехи и свои тёмные стороны, но основываться в своих оценках его судьбы и его деятельности необходимо по цельному облику и по плодам. Если сравнить две основные формации 20-го века и две культурных и духовно-нравственных тенденции одной и другой, а также их «
человектор» (к росту качества или к вырождению), то советская модель явно выигрывает в сравнении с либеральной. Интегрально и по плодам. Следовательно, она не могла быть ведома демонической волей (санкцией дьявола) ни в начале, ни в своём расцвете. Дьявольскую волю (волю к небытию) мы скорее обнаружим на закате советской эпохи, в росте энтропии и в оскудении творческого потенциала.
Так же несмотря на все тёмные страницы своей истории, никогда не была ведома демонической волей христианская церковь как целое. Инквизиция останется инквизицией, а церковь церковью. Так и сталинизм останется сталинизмом, а Советский Союз – великим творческим дерзновением человеческого духа, ведомого высшими и благородными мотивами по преимуществу, в отличие от духа буржуазной наживы и низменного конформизма.
P.S. Так в чём же смысл «третьего кандидата»?
