Сперва отметим первоначальное отношение христианства к другим религиям:
В раннем христианстве оценка других религий определялась идеей Логоса. Отцы Церкви подчеркивали, что Логос, Слово, принцип божественного самопроявления универсальны для всех религий и культур. Логос присутствует повсюду, как зерно в почве; это присутствие есть подготовка к главному явлению Логоса в исторической фигуре Христа. Имея в виду эти идеи, Августин мог сказать, что истинная религия существовала всегда и была названа христианством лишь после появления Христа. Соответственно, его отношение к другим религиям было, как и у его предшественников, диалектическим. Они не отвергали эти религии безусловно, но и не принимали их безусловно. В своих апологетических сочинениях они признавали подготовительный характер этих религий и пытались показать, как их внутренняя динамика ведет их к вопросам, ответ на которые дает центральное событие, на котором основано христианство. Они старались показать сходство христианской вести и исканий, присущих языческим религиям. Для этого они использовали не только огромный корпус литературы, в которой язычники (например, греческие философы) критически оценивали собственные религиозные системы, но также опирались и на все позитивное, что было создано языческими авторами. В сфере богословия они перенесли в христианство кое-что из высших концептуализации эллинистических и, опосредованно, античных представлений о жизни: понятия фюсис (природа), гюпостасис (субстанция), усия (сила бытия), просопон (лицо, но не «личность»в нашем понимании) и главное - логос (слово и разумная структура бытия в смысле поздних стоиков). Они не боялись называть Бога, которому молились как Отцу Иисуса Христа Единым и Неизменным.
Остается лишь добавить, что Тиллих предлагал понимать слова Иисуса «Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный» как: «Будьте столь же всеобъемлющи, как Отец ваш небесный».
Сужение самопонимания произошло в результате столкновения с исламом. Христианство начинает защищаться и тем самым утверждает себя не как общая всеобъемлющая истинная религия, а как религия ограниченная, защищающая свой кусочек истины.
В этот период иудаизм осознается как другая религия, рушатся последние надежды об обращении евреев в христианство. Крепнет антииудаизм.
Большинство теологов начинают считать христианство религией исключительной, все остальные религии, по их мнению, если уж не лжерелигии, то по крайней мере все равно не могут привести к спасению.
Таким образом, как только христианство перестало быть религией исключительной в своем универсализме, оно стало претендовать на исключительность. Вот такой парадокс.
Тем не менее отрицание христианством других религий может иметь разный характер. Бывает полное отрицание другой религии, в этом случае она объявляется ложной. Во втором случае некоторые положения объявляются истинными, другие ложными. Проявляется большая терпимость, но диалога как в первом, так и во втором случае не получится. "Третий путь отрицания религии - диалектическое единство приятия и неприятия со всеми изменениями, свойственными такой диалектике, напряжением, неопределенностями." И только в третьем случае диалог возможен во всей полноте. А его результатом может стать творческое преображение обеих религий.
В третьей главе Тиллих рассматривает возможность диалога между христианством и буддизмом. Условия для диалога следующие:
Диалог между представителями разных религий основывается на ряде допущений. Во-первых, предполагается, что оба участника признают ценность религиозных основ другой стороны (основанных в конечном счете на опыте откровения), так что оба они признают важность диалога. Во-вторых, предполагается, что каждый из участников способен уверенно отстаивать собственные религиозные позиции, так что диалог представляет собой серьезное противопоставление мнений. В-третьих, предполагается наличие общей основы, которая делает возможным как диалог, так и столкновение. В-четвертых, предполагается открытость обеих сторон для критики собственных религиозных основ..
Начинать диалог предлагается с ответа на вопрос о внутренней цели существования - о
телосе всего существующего. "В диалоге христианства с буддизмом можно говорить о двух пониманиях телоса: в христианстве цель всех и всего - соединение в Царстве Божьем; в буддизме цель всего и всех - осуществление нирваны." "И Царство Божье, и нирвана - символы, и именно подразумеваемая ими разница в подходе к реальности определяет теоретическое и практическое различие двух религий. Царство Божье - это социальный, политический и персоналистический символ. Этот символ основан на образе правителя, который устанавливает господство мира и справедливости. А нирвана - символ онтологический. Его источником послужил опыт конечности, разделения, слепоты и страдания, и - в ответ на все это - возникает образ блаженного единения всего, за пределами конечности и относительности, в высшем Основании Бытия." Сходством обеих религий является отрицательное отношение к реальному миру, но характер этого отрицания является их глубоким различием. "Христианство негативно оценивает мир в его существовании, а не в его сущности, мир падший, а не сотворенный. Для буддизма же сам факт существования мира есть результат онтологического падения в конечность."
Разрешение противоречия видится в ответе на вопрос: "не заставила ли природа священного каждую из сторон, хотя бы в неявном виде, вобрать в себя элементы, доминирующие у другой стороны?" "Esse ipsum, само-бытие классического христианского учения о Боге - категория надличностная, позволяющая участвующему в диалоге христианину понять смысл буддистского абсолютного ничто. Этот термин указывает на безусловность и бесконечность предельного и невозможность отождествления его с чем-либо существующим. И наоборот, совершенно очевидно, что в буддизме Махаяна, Будда-дух является во множестве образов персонального характера, делая возможной немистическую и часто даже простую связь с Божеством. Подобные наблюдения подтверждают мысль о том, что все многочисленные элементы, составляющие смысл священного, хотя бы частично присутствуют во всяком подлинном опыте священного, а следовательно и во всякой религии."
Таким образом, символы "Царства божьего" и "Нирваны" не взаимоисключающие, а наоборот взаимодополняющие в своей полярности.
Тем не менее результатом диалога ни в коем случае не должен стать сплав представлений обеих религий. "Смешение религий разрушает конкретность каждой из них, которая сообщает им динамическую силу. Победа одной религии навязала бы один ответ вместо разнообразных ответов других религий." "В глубине каждой живой религии есть точка, где религия утрачивает собственное значение того, на что она указывает, прорывается через ее конкретность, возвышая ее до уровня духовной свободы, а вместе с этим и до понимания духовного присутствия в других проявлениях предельного смысла существования."
