* * *
Разжигают окна -
светом ранят стены.
И ползут волокна:
тучи, мысли, тени.
Разжигают очи -
грустью ранят тело.
Мне не спится: очень
тесно во вселенной.
Очень молчаливы
наши разговоры.
Нынче снег слезливый.
Мы растаем скоро.
Месяца осколок
в самом сердце ночи -
великан лиловый
светом кровоточит.
12.16
* * *
Размело по углам и минутам,
размело по домам и вокзалам,
И птенец - недовольное утро
этой ночью гнездо проморгало.
Распушился морозовый воздух,
света зимнего мягкая тяжесть:
зверь огромными лапами возит,
поиграет, подышит и ляжет.
Корни мудрых деревьев остынут -
это звёзды спустились под землю.
Подо льдами - река и мосты,
отраженья осенние дремлют.
Все живое - до каждого шага,
до последней дворняги-минуты.
Снег скрипит, как скрипит бумага.
Умирает зимнее утро.
01.17
МУ-МУ
Тишина - вода застывшая,
птичьи крылья, птичьи крики
высохли и облетели,
как черёмуховый мусор.
Нет ни шорохов, ни скрипов
в этом доме, только тысячи
лоскутков молчанья собраны,
выцветающих и выцветших -
все оттенки отмирания.
Циферблата колесо -
шестерёнка мироздания, -
в детстве думалось: штурвал
в стену вделан, и ночами
разлетаются квартиры
самолётами-коврами,
кораблями... голова
у планеты ходит кругом,
как по джунглям ходят тигры,
еле слышно, тихо-тихо
в этих зарослях картавых
ищут что-то и кого-то,
или, может быть, друг друга.
Тишина - вода застывшая,
и ночей чуть больше тысячи,
чтобы сказка завершилась,
пеной в море растворилась.
Всё - неправда и придумка,
выдумка без головы,
Не рождалась, не жила
в этом мире, отчего же
умираешь по живому?
Сердца воин краснокожий
бьёт смирительную тьму,
ничего сказать не может
и кряхтит: “Му-му, му-му...”
11.01.17
* * *
На чёрных колючих кустах
зимнего бульвара
распускались невидимые цветы,
пробивались прозрачные побеги.
Зима жила, пока никто не знал,
роскошной, бесшабашной жизнью
аристократа
и мучилась хандрой.
Свежая рубашка,
складки на локтях и от лопаток,
кирпичное тело шершавого дома,
иней на рыжем крошащемся камне,
иней на каждом маленьком бугорке,
иней на надписях в подворотне.
Куртка, под курткой складки рубашки.
Воздух, под воздухом складки цветов:
невидимых роз, или шиповника,
или белых гвоздик.
Какие-то ненужные детали
запомнились отчётливо.
Невидимое вместе с тем, что было.
И то, что было с нами или с кем-то,
кто в общем с нами тоже жил на свете,
но только был невидимым для нас,
излишним.
Зимой цветы излишни,
поэтому мы их не замечаем.
Волны холода,
складки переулков.
Из снега торчат кусты -
иней на каждой ветке.
Пытка греческих статуй:
атлантов, богов, героев,
что держат старинные здания,
и неба замороженная глыба
врезается в нагие плечи.
Невидимых цветов раскрыты глотки,
от криков белых воздуха стекло
посыпалось и колет наши щёки,
и под подошвами предательски хрустит.
А так всё тихо.
Нынче очень тихо,
как будто жизнь на время отменили,
как будто оборвали провода,
как будто отключили притяженье,
как будто не случалось никогда
того, о чём мы плачем и жалеем,
пока никто не видит.
10.02.2017
* * *
Новый снег -
лёгкая тяжесть,
как во сне,
мне на сердце ляжет.
Всё пройдёт.
Греет деревья
медленный сок.
Где-то в коре
весна пережата -
жгутом пережали плечо больному.
Больному не будет больно.
Прошлую весну не заменят новой.
Сколько ни провожай,
всё равно не сможешь проститься.
Небо выйдет васильковым боком
за соседним домом.
Снег во дворе искрится:
новый, совсем незнакомый,
как солнце, пушистый.
10.02.2017
ФИГУРЫ НАСТОЛЬНОЙ ЖИЗНИ
Румянится осень пушкинская -
зреет в печи пирог.
Круглятся и падают стружки,
круглятся глаза удивлением,
круглится и полнится пруд
листьев столпотворением.
Столп - потому что огонь,
стружка за стружкой - дом
готов под каждым листом
осени круглый год.
Круглый - с луны лицом,
круглый - как яблони плод,
круглый - ключа оборот:
кто-то ушёл - вернулся.
Тропинок заросшие русла.
Здания во дворе
стали вокруг и греются -
племя бетонных индейцев
с татуировками яркими:
надписями, ругательствами,
картинками-оберегами...
Греются у костра
пушкинской вечной осени.
Замерло пламя деревьев -
статуи постмодерна.
И облака-оригами,
кораблики в нежной просини,
в чаши ладоней просятся.
Но разбегаются реками
парусники отважные.
В центре железной воды
трепетно отражение:
вложена в грудь дровосека
сердца бумажного грусть.
В воздухе листья осенние -
цветастых зверей следы.
Кругами летают птицы,
вьют себе круглые гнёзда.
Кругами летают планеты.
кругами расходятся волны,
кругами: никак не проститься.
Только ночами ясными,
как мысли творца и убийцы,
смертные видят звёзды.
Звёзды - это следы
тех, кто не смог вернуться.
Круг разомкнулся улыбкой -
берегом у воды.
Лодки опавших листьев
скоро должны причалить.
11.02.2017
* * *
Зима подошла к обрыву
собственной жизни. Точнее, к обрывку
белой и мокрой афиши
на остановке.
Не было этой зимой
жгучих, как ревность, морозов.
Не было этой зимой
джунглей роскошных на стёклах.
Не было наших встреч.
Не было тяги к дому,
не было тяги к дороге -
двух половин одной
зыбкой земной заботы.
Всё-таки воздух сырой
тоже горит и жжётся.
Может, в нём скрыто солнце?
Может, в нём скрыта память?
Может, за мною следом
призрак мой увязался?
Будто потом случайно
вспомнилась мне подробность
ранневесенних дней.
Жулит карманник-ветер.
Нужно смириться: в жизни
нет ничего родней
небывшего и не-будущего.
Милое ясновиденье
того, что не произойдёт.
Капли и ноги скользят
об мартовский гололёд:
город бы не упал
с этой доли планеты.
Треснула скорлупа
облаков изнутри:
пятнышки жёлтых цыплят
в наши дворы бегут -
бережнее ступай.
Бережнее живи
в городе ранней весной.
Жалит морозный зной,
лёд обнажённый горит
россыпью маленьких солнц -
вырванной саблей из ножен.
В городе ранней весной
следует быть осторожным.
Лежит белизна шагами
невидимых великанов,
готовых на славные подвиги
ради великой любви.
Не победить великанов
собственных воспоминаний.
Мартовский лёд горит,
город глотает пламя.
01.04.2017
* * *
Высохший лист осенний -
мысль моя о тебе:
ненужная, ломкая, звонкая
сквозь колокольни дождя.
Осенью листья летят:
ищут дорогу к дому,
но ничего не помнят:
память слишком тяжёлая
для хрупких засохших спин.
Когда вспоминают листья,
кто они, где их родина,
больше летать не могут
и умирают тут же,
вдали от своих корней.
Когда высыхают листья,
сжимаются их ладошки
в шершавые кулаки.
Немного нашего воздуха,
единственной в жизни осени
хотят унести с собой,
в свой шелестящий Лимб.
Мысли такие есть -
в точности листья осенние:
прежде чем навсегда
стихнуть и онеметь,
что-то сожмут в тебе
руками своими шершавыми
и с собой заберут
в шум и в туман, куда
дороги ведут широкие,
шире, чем бёдра красавиц,
славных на пряном Востоке.
01.04.2017
* * *
Мы упаковали душу дома
в плотные желудки чемоданов.
Встали в семь, а то и в полседьмого,
пол скрипел, и ныло что-то в кранах.
Ветра не было, и всё предельно ясно:
нам нельзя раздумать, переделать
этот день и солнечную ряску
на вещах, которые редели.
Мы закроем крепко эти двери,
так глаза обычно закрывают,
если страшно. Волны бьют о берег,
и шаманы в бубен - здесь трамваи
ровно так под окнами гремели,
а сейчас как будто все шаманы,
все моря, трамваи онемели,
обмелел сам воздух, но за нами
слышно, как сбивалась пыль к пылинке,
слышно, как запотевали стёкла.
И когда переключатель кликнем,
будет слышно отступленье тока.
Будет слышно наше отступленье -
вложим сердце в лестничную клетку
на каких-то несколько мгновений,
застучит в перилах-рёбрах - к лету.
А весна давно уже смеётся
над пустой и разорённой жизнью,
как солдат, когда с войны вернётся
к выжженному островку отчизны.
Этот дом когда-то был нам раем,
вещи знали наши имена -
слоги-бабочки застенчиво играли
с крупной бабочкой раскрытого окна.
Всё проверено, и прочно сжаты двери -
так сжимают от обиды губы.
Волны снова шумно ищут берег,
и трамвай-шаман трясёт свой бубен.
Только свет останется за дверью:
умирать вдали от глаз, как звери.
01.04.2017
* * *
Вода в реке чернеет и земля -
под мягкими, тяжёлыми шагами.
Деревья листьями мигают, шевелят
зелёных рыб блестящими губами.
Следов чернеют лодки и плывут,
плывут к тебе, а в парке всё теснее:
зверь-солнце загнан в плотную листву.
Тюльпаном чёрным паруса Тесея
раскрылись над солёной синевой
такой забывчивой, такой всезнающей,
как небо, безымянной. Над Невой
сегодня точно это небо, краешек
чернел немного и кругами медлил,
как будто кто-то насмерть в небо бросился.
А может только, кто-то был... и не был.
Мелькнула жизнь - сквозь листья беглой просинью.
июль 2017
* * *
Осень умеет красиво проигрывать, я не умею.
Помню, как листья слетались - заморские птицы,
и умирали без счета в каких-то невидимых войнах.
Враг победил: он повсюду и неуязвимый, как воздух.
Воздух осенний, он пахнет родной и глубокой обидой.
Воздух осенний, он пахнет твоим любимым врагом.
Долго боролись отважные красные, жёлтые листья.
Раненый город убьёт постоянная светопотеря.
Осень умеет красиво проигрывать, я не умею:
нет в моём доме заморских и самонадеянных птиц.
Только неделя, другая сбежит за неделей и годом.
Боя не будет, поскольку здесь нечего больше терять.
июль 2017
* * *
Падает город:
то дождями, то листьями,
то звёздами в августе:
шестерёнки божественного механизма
прыгают в землю, как одни глаза умеют нырять
в бездонное и несбыточное,
во всё, до чего не дотронуться,
чему невозможно помочь.
В море, к живому источнику
голубого воздуха в небе,
к горячему и оголённому
леднику памяти.
В тот день, когда
мы так много и громко смеялись,
что на целой планете
ничего не осталось,
кроме нашего смеха,
потому что не было больше места.
Сейчас места еще меньше,
смех разросся, мутант и сорняк.
Удавка, которую изнутри надели.
От самых жутких кошмаров
я просыпаюсь, губы
обмазаны этим смехом:
ведь если теперь шутили,
то страшное впереди.
А, может, мне просто не нравится смех,
потому что давно уже
не умею смеяться
и вообще ничего не умею.
Правда,
я умею смотреть на звёзды и видеть любимые очи.
И это в любую погоду, в любое время на свете.
За окнами город падает
ливнями, острым августом.
Небо необитаемое
спешат открыть облака.
В лужах висят провода, куда
летят отраженья птиц.
В лужах висят дома, где
живут отраженья людей.
28.08.17
