Шерали Джураев, народный певец, известный в Узбекистане, Таджикистане, Киргизии и за пределами СНГ - "золотой голос исламского мира".
Здесь я помещаю вольный перевод его песни и ее мистически пришедшее продолжение (2-я часть со слов " Я видел караван..."). Как я рассказывала в интервью: у Саади, известнейшего поэта-суфия золотого века есть стихи – семечко этой песни. Помещаю Саади после моего перевода и примечаний.
Караван
Шерали Джураев
Идут верблюды
караваном плача
С тревожным сердцем
выхожу их встретить.
Скажи, вожак,
о чем
верблюды плачут, –
Такое не видал ни день,
ни ветер.
– Невесту мы ведем
в село за горы, –
Вожак ответил,
дева услыхала,
И стали полноводней слезы горя.
Узнали мы – и боль заполыхала.
Возлюбленная!
как же обещанья,
Забыла их для золотых порогов?!
Взор отведи,
пою – и жизнь прощаю:
Судьба
тебя уводит за отроги.
Твой караван –
корабль в морях тюльпанов,
Качающихся
в благодатном
зикре.*
Не плачь,
мир так истерзан всей печалью,
Играй с улыбкой
на причале жизни!
Сосудом будь
и в нем
вином сладчайшим,
Базаром
и пришедшего глазами,
Верни собою
радость полной чаши.
Душа, как гроздь,
Худо*,
В Твоих Ладонях!
Там,
за горами снежными,
– чужая
В чужой стране
меня забудь, родная,
Святыней сердца
нежно сохраняя
Свой дом,
уставши,
празднуя,
рожая.
Не знаю,
как мне выжить
от разлуки
И боль, и радость
не делить с тобою…
Среди путей судьбы,
ее излучин
Лишь пол-меня,
Ераб*,
С Твоей Любовью.
Пусть половина
больше не воскреснет,
В оставшейся
я снова жизнь восполню
И запою –
Навруз* придет
из песен,
И света Божьи волны
в мир
польются!
Я видел караван,
верблюды плачут –
Не ведали такого день и ветер.
Тревога хлещет,
я бегу навстречу.
По ком, о чем
саднят сердца верблюдов?
Мою невесту
вдаль уводят люди…
И всполох ветра
милые глаза
последний раз открыл мне…
И вижу я,
края ее одежд цветов коснулись,
и, вослед покровам,
пыльца – ручьями…
Вокруг меня
тюльпаны
красным морем
сомкнулись…
…Но Чья-то
Ладонь
лицо согрела:
– Дыханья Дар,
не гасни от разлуки!
– Вожак? Худо*?!
Со мною – в этот вечер?!.
Худо! Худо! ЗАЧЕМ верблюды плачут?
– МОЮ Невесту
в дальний край уводят:
Твоя душа – в узде твоей потери.
Ты Небеса затмил себе кумиром.
Встань!
Одолев беду – окрепни духом!
Лишь к Истине стремясь – найдешь Свободу.
Пред Вечностью равны и боль, и счастье.
И души смертных смерти неподвластны.
Ушедших души – в Целое возлиты.
Живые, созидая – мир целите.
Свет – в глубине Твоей!
Иди к Истоку.
____________
Сияют слезы…"
Караван влечется.
Л ю б в и п о т о к и р а с ш и р я ю т с е р д ц е
Б о ж е с т в е н н а я В о л я о к р ы л я е т
И Золотой Кишлак*
все ближе,
ближе!..
Примечания
Можно легко было вписать и "Господь" и "Боже", но тайна Звука в обращении каждого народа к Творцу неповторимо прекрасна, поэтому я сохранила Ераб-Всевышний
Худо – другое, более родное, близкое обращение – как у нас Боже
Зикр – это танец-молитва, танец-растворение в Боге
Навруз – Новый год
Золотой кишлак – один из образов таинственно сокрытого рая на Земле
Помещаю здесь два перевода стихотворения Саади, которое полагаю первоначальным замыслом – истоком Песни в 13 веке. Я уверена, то, как она пошла дальше – у Шерали Джураева, а потом, во время перевода, у меня, – это одно из самых удивительных трех событий в суфийском потоке, о которых рассказываю в звукозаписи Жене Морошкину (об этом "Караване", о "Халиме", об Инаят Хане).
Перевод (В и-нете называют его довольно приблизительным) К. Липскерова (по-моему, вполне заслуженно помещен в Малую библиотек поэзии – томик Ирано-таджикской поэзии):
О караванщик, сдержи верблюдов! Покой мой сладкий, мой сон уходит.
Вот это сердце за той, что скрутит любое сердце, в полон уходит.
Уходит злая, кого люблю я, мне оставляя одно пыланье.
И полыхаю я, словно пламень, и к тучам в дымах мой стан уходит.
Я о строптивой все помнить буду, покуда буду владеть я речью.
Хоть слово – вестник ее неверный – едва придет он и вон уходит.
Приди, – и снова тебе, прекрасной, тебе, всевластной, служить я стану:
Ведь крик мой страстный в просторы неба, себе не зная препон, уходит.
О том, как души бросают смертных, об этом люди толкуют разно.
Я ж видел душу свою воочью: она – о горький урон! – уходит.
Не должен стоном стонать Саади, – но все ж неверной кричу я: «Злая!»
Найду ль терпенья? Ведь из рассудка благоразумья канон уходит!
Перевод Бану:
Замедли, караван, шаги. Покой души моей – уходит.
Уходит милая моя, и сердце тоже с ней – уходит.
Лукавя, мнил я от людей укрыть мучительную боль.
Укроешь, разве, если кровь из раны, как ручей, уходит?
Тоскуя, сплел я руки с ней, расстался в тяжкой муке с ней.
В грудь острый нож разлуки с ней все глубже и больней – уходит.
Молю: погонщик, не спеши, шатер заветный – удержи,
Мой тополь, свет моей души, отрада вся моя – уходит.
Не сказки я про то слыхал, как дух из тела улетал –
Я сам воочию видал, как жизнь, душа моя – уходит.
Вернись, краса и честь моя, кудесница прелестная!
Призывным воплем песнь моя под небо самое – уходит.
Я знаю: ты – жестокий друг, неверный и далекий друг.
И все же, ясноокий друг, к тебе мечта моя – уходит.
Ты, дерзкий Саади, опять на милую посмел роптать!
В моей ли власти приказать: пусть прочь тоска моя – уходит?
