Василий Жуковский. Избранные стихотворения в Библиотеке вестничестваПоэзия Василия Андреевича Жуковского (1783-1852) подготавливает и открывает Золотой век русской литературы. Именно ему довелось определить ее словарь, интонационную основу, задать многие темы, развивавшиеся как поэтами, так и прозаиками на протяжении всего XIX века. Многое было перенесено им из немецкой и английской литературы, но перенесено так, что это укоренилось на русской языковой почве, пошло в самостоятельный рост.
Вслед за Жуковским задачу построения русского культурного пространства стал, еще более последовательно и смело, решать Пушкин. После этого, как всем известно, этапы русского самосознания стали определяться как «допушкинский» и «послепушкинский». Многое невозвратно стало уходить в прошлое, восприниматься архаичным. В чем-то этот процесс устаревания затронул и творчество Жуковского. Но далеко не во всем. Вот пример лирического высказывания, по зрелости интонации и совершенству стиха стоящий вровень с шедеврами русских поэтов следующих поколений:
Уже утомившийся день
Склонился в багряные воды,
Темнеют лазурные своды,
Прохладная стелется тень;
И ночь молчаливая мирно
Пошла по дороге эфирной,
И Геспер летит перед ней
С прекрасной звездою своей.
Сойди, о небесная, к нам
С волшебным твоим покрывалом,
С целебным забвенья фиалом,
Дай мира усталым сердцам.
Своим миротворным явленьем,
Своим усыпительным пеньем
Томимую душу тоской,
Как матерь дитя, успокой.
Это стихотворение звучит совершенно по-тютчевски: то же ощущение таинственной значительности, бездонности окружающего мира, его мистериальной одушевленности. Во множестве произведений поэт заостряет внимание на присутствии невыразимого, незримого; чуткость к этой неосязаемой материи становится одной из главных черт развитого, поэтичного человека, его отличием от «других творений, с очами незрящими». И она же сообщает человеку некую особенную кротость, что подобает разумному существу, стремящемуся осознанно вписаться в гармоничное устроение вселенной:
Что видимо очам – сей пламень облаков,
По небу тихому летящих,
Сие дрожанье вод блестящих,
Сии картины берегов
В пожаре пышного заката –
Сии столь яркие черты –
Легко их ловит мысль крылата,
И есть слова для их блестящей красоты.
Но то, что слито с сей блестящей красотою –
Сие столь смутное, волнующее нас,
Сей внемлемый одной душою
Обворожающего глас,
Сие к далекому стремленье,
Сей миновавшего привет
(Как прилетевшее незапно дуновенье
От луга родины, где был когда-то цвет,
Святая молодость, где жило упованье),
Сие шепнувшее душе воспоминанье
О милом радостном и скорбном старины,
Сия сходящая святыня с вышины,
Сие присутствие создателя в созданье –
Какой для них язык?.. Горе душа летит,
Всё необъятное в единый вздох теснится,
И лишь молчание понятно говорит.
Многие произведения посвящены гению-вдохновителю поэта, его даймону. Где-то это не выходит за рамки обычной дани старинной поэтической традиции, но в отдельные моменты острота и непосредственность чувств не оставляют сомнений в подлинности мистического контакта, зафиксированного поэтом. Так же подлинны и его ощущения Женственности: если сам объект созерцания и был подсказан поэзией Гете, то Жуковский ушел далеко от простого словесного воспроизведения чужого опыта, ему явно были доступны собственные переживания веяний идеальной женственной души.
