Роза Мира — диалог культур и культура диалога

         

                                                       Ирина Николаева

Несколько стихотворений разных лет


              *      *     *
Так меркнет вдалеке закат
Последней каплей золота и света,
Играет бликами на сумрачной воде,
Цветной мозаикой разбрасывает травы
И убаюкивает светлой тишиной…
                                                     Лето 1979


                *         *         *

От громких разговоров в суете,
От скудости всех оснований наших
И от игрушечных подобий счастья,
Вверяющих ничтожной слепоте,
Уйти в прозрачный шум лесной
И в знойный день голубоокий
Познать смиренный и глубокий
Мир тишины и сладостный покой. 
                                            Январь 1981




Шуточное - Б.Окуджаве   

Ах, Окуджава,
Ваше жало
И не змеиное
И не пчелиное.
Оно - жар поцелуя
Шального ветра
С весною нежною
Над древней Мцхетой.
                        Лето 1982





                  *       *       *


Среди отчаяний, нечистоты, мытарств,
Среди роскошеств и богатства мира
Как горькая приправа из лекарств
Любовь к стихам, она меня хранила
В минуту ту, в тот даже час,
Когда душа моя кровоточила.
Когда, среди предательств без числа
На шее нежной я затягивала узел,
Когда - от одиночества и зла -
Неведомо куда бросалась я вслепую.
И пусть прерывна нить моей судьбы
И нет любви в моей земной юдоли,
Как искру легкую, в себе храню стихи,
Тем искупаю я свою вину пред Богом.
                                            Январь 1981

                 



К смерти

I
Ты приходишь гостьей нежданной,
Среди ночи со мной говоришь, –
Я ж,  усталая и больная,
Бред глотаю твой, словно гашиш.

Слышу в нем шепоток Малюты, –
Те излучины в прорезях глаз
О короткой веселой жути
И о жадной душе говорят.

Вдруг изломанный голос флейты
Среди звона знойных цикад
Вьет мелодию адского лета
И поет о тех, что молчат.

А потом, откинувшись в простынь,
Задыхаясь от слез и борьбы,
Силясь вымолвить слово живое,
Вижу сад неземной красоты.

Там покой, тишина и свежесть,
Льется свет с небесных долин,
Горделиво цветет подснежник,
Ветер спит у сосновых вершин.

Ясно вижу прозрачные  дали, –
Как по ним, бороздя облака,
Тонкокрылый слетает ангел,
Чтоб избавить меня от зла.
                                           1980



II
Ты пришла из какого-то лета
Иль из дальних белесых равнин
И потоками чистого света
Озарила мой дом и овин.

Сушат сено, поют на закате,
Слышен грома далекий раскат
И овеян  цветными ветрами
Золотистый, трепещущий сад.

Так запомню последнее лето –
Плач крестьянок и медленный звон
И  косыми лучами  согрета,
Я уйду в твой серебряный сон
                                                  1981



        *          *         *
Я сказала заветное слово
И прощенья просила у всех
Отчего ж мне все снова и снова
Вслед летит ослепительный смех?

И опять – мимо праздника мира,
Мимо счастья, удачи, наград,
Неземными лучами палима,
Я пройду в свой заснеженный сад.

Там простая обитель и тайна
Встретит светом снежных равнин.
Знаю я, что совсем неслучайно
Мне разлукой венчают жизнь.
                                           Март 1981     



                    Античная страница

Старец оракул, у подножия храма в Афинах живущий,
Что славословит богов и гимны слагает в их честь,
Раз на закате, когда путь свой дневной завершая,
                                                                к западу солнце клонилось,
После молитвы, восславившей Зевса могучую дщерь,
Юным афинкам  - девам, собравшимся вместе, поведал       
                                                                                         скорбную речь.
Будто бы видел однажды он зрением тайным
Стаю птиц большекрылых, что над бездной морскою летели.
Был их полет как стрела, с ввысь устремленным концом.
Ссорились боги в это же время на снежном Олимпе
                                                                   и зло друг на друга кричали.
Вспенилось море тогда, и грозные тучи покрыли лазурь.                                         
                                                                              Гибли птицы.
Но Посейдоном могучим все спасены оказались –
Он птиц превратил в вереницу больших кораблей.
Только одна отказалась с белоснежным своим  опереньем
                                                                                             расстаться,
Чем навлекла на себя гнев всемогущих богов.
                                                                              Надломились
Сильные крылья, боль и тоска захватили стан ее нежный,
Мечется в страхе над вспененным морем одна и криком
                                                                                        протяжным 
Белокрылых друзей созывает.
Но давно уж покоятся   в гаванях мирных они,
                                                                            стоят у причала.
Тело одной лишь ее порою во тьме белизною сверкает.
Крик ее вещий не всякий расслышать сумеет,
А если услышит, то содрогнется и в ужасе кинется прочь.                                     
Долго ль,  о  юные девы, ей в море просторном  скитаться
                                                                            осталось и  сам я не знаю,
Вынесет разве сильной волною на радужный берег ее?
                                                                                                 Лето 1983
                     
 
                     *          *         *
Лишь только ты почувствуешь однажды
Жестокосердный взгляд природы в глубину
Твоих страстей и мыслей безоглядных,
Тогда беги, скрывайся, терпеливо жди,
Но не взыскуй ответа мудрости лукавой.
Ответствуй сам. На страх и риск ищи
Живого бытия целительный остаток.
                                                    Осень 1984



         Леди Годива
           Апокриф

Кто Вы, леди Годива?
Королева,  слуга?
И зачем всем на диво
Вы явились сюда?

Вы сидели на троне,
В белом платье, венце.
Отрешенное что-то
Было в Вашем лице.

Говорили и жили
Не на миг, - на века,
Но еще не любили
Никого, никогда.

В тронном зале толпились
Подлецы и льстецы
И облили всей  грязью
Ваших мыслей цветы.

А за окнами зала,
Где трон Ваш стоял
Город, Богом хранимый,
Под солнцем сиял.

Были залиты светом,
Храмы, парки, сады,
Городские ворота
Были так хороши!

Но случилось злодейство
И  кровавая месть
Вероломство, халдейство
И убийство, и спесь.

И встала над всеми
Стихия войны,
Городские ворота
Осаждали враги.

Гибли люди и дети
И слышался стон.
Нерушимые стены
Сотрясались от волн.

И явился однажды
Рыцарь в праздничный зал
Весь в доспехах и латах,
А голос -дрожал.

Он пришел с поля боя,
Опаленный, седой,
Увидав королеву,
Рассказал обо всем.
 
Он сказал: «Королева,
Вы могли бы спасти
Города, славу и силу,
И возможность любви.

Только тяжкими были
Все наши грехи,
И придется Вам, милой,
Жертвой их искупить».

Королева молчала,
Все чего-то ждала,
Ее брови дрожали
И слезились глаза.

Но решилась Годива.
«Знаю, знаю, должна
Обнаженной, постылой
Я пройти сквозь войска»

Леди, леди Годива,
Кто найдет Вам слова
Чтобы тайная сила
К Вам вернулась сполна?

И нагая, босая,
Сели Вы на коня
И помчались, спасая,
Город свой и себя.

Оказалась забытой
Королевская честь.
Но любовь не убита
И спасение есть.

Город, ею любимый,
Из пепла вставал.
И губами, глазами
Всех к себе призывал.

И ее не убили,
Лишь ссадила с коня,
И она не Годива,
Просто женщина, -  вся.

И одеждой сокрыта,
Вновь к нему подошла
И литые доспехи
От груди отняла.

И открылись ей раны
От прошедших боев,
От обид и обманов
И дурманящих слов.

И к груди припадая
Позабыв обо всем,
Их она целовала
И спасала его.

И жизнь по-другому
Для них потекла
Поднимались постройки.
Восставали леса.

Всюду слышались звуки
Весенних сонат,
Создавался и ими
Невидимый Град.
              9-11 марта 1985 - осень 1993


                   *    *    *
Строгость лика, печаль в глазах,
Неизбывны,  как терпкая жалость,
Ах,  зачем, зачем на губах
Вкуса яблока не осталось?

И зачем мы были сильны,
Словно звери в запертых клетках?
Жизнь губили, гасили огни,
Что для нас зажигали на небе?

Не прислушались к зову земли,
Не пришли на желанную встречу,
Мы теперь враги - не враги,
Причастились кровавой сечи.
                                              Март 1985

 
                 *      *      *
Небо куполом синим, высоким,
Как венцом, замыкает день,
Только мне теперь птицей белой
В светлых глубях уже не лететь.

Может,  сердце мое устало
Все прощать и снова любить,
Может быть и я перестала
Нежной веткой сакуры быть?

И остались от прежней тайны
Дым и соль на весенних губах.
Кто придет к моей новой печали?
Кто одарит надеждой – прах?
                                             3.04.1985


         
          *       *      *
Россия – нагота весны,
Деревьев мерзлых утлая прилежность
Вернуться к жизни из тисков зимы,
Чтобы испить воды таинственную свежесть.

Россия – перелом ключиц,
Огромных глаз отзывчивость и неизбежность
Принять за всех виновность без границ,
Чтоб зло отринуть праведным блаженством.

Россия – храма высота,
Людской разлом средь городского быта
И торжество воскресшего Христа
Из праха, плена, пелены событий.
                                                 4.04.1985   



             *        *       *
Покой души – в согласии с природой,
Когда твое лицо никто не узнает,
Открой его дождю –
                                       осенней чаше с йодом,
Чтобы потухли в нём черты былых невзгод.
Пусть шорох листьев вторит дальней мысли,
Пусть одиночество к губам твоим прильнет,
Все это – отраженье нежности и жизни
В земном пространстве северных широт…
                                                            Осень 1986


  *      *     *
Плачу за все:
За горькие страданья,
За правду, за мечту.
За то, что трепет и молчанье
Печалью озаряют нищету мою.
Но я плачу.
Из кошелька худого
Двугривенный на паперть положу,
Чтоб бомж пропил,
Чтобы дышала воля,
Чтоб сирота  добра  не позабыл.
Чтобы весной сирень
Дарила цвет и свежесть,
Всем тем счастливым и живым,
Кому любовь светила чудным светом,
Кто  жизнью всей  за Слово заплатил.
                                            25 мая 2000 года.

     

Ярослав!

Спасибо за отклик.

Ну, наверное, можно ответить, что мне близка не удалая, а оборванная жизнью песенная лиричность его стихов. Я бы даже усилила – не оборванная, а обреченная жизнью на уход из лирики. У него она - естественней и шире, чем та интонация, которую Вы услышали в стихах моих. Но она остаётся для него почти единственной, а я как бы чувствовала сквозь неё уже состоявшуюся иную жизнь Родины.

Тем не менее, эта интонация – подлинная. Я её слышу и чувствую, и, возможно, она остаётся единственной связью с дорогой для меня памятью о детстве и отрочестве, которые неразрывно связаны с горизонтами и далью русской природы. 

                                                                                               Ирина Николаева

Ярослав!

Отвечу очень искренне: я совсем не поэт. У меня, соответственно, не было технических задач. Технические задачи я ставила в своей профессиональной сфере – истории философии.

Поэтому поэтически я – скорее  немного чукча:  «что вижу, о том пою».

То, что Вы пишите о риске – согласна. Да, конечно, риск. Но, на мой взгляд, очень оправданный, потому что позволяет соединять отдельное в переживаниях и  - несоединимое в видениях и со-чувствиях. И это – не самовыражение, а выявление подлинности.

Скажу откровенно: это очень трудно. Гораздо легче – рифмовать. Но порой эта лёгкость совершенно не согласуется с переживаемой лично мной подлинностью бытия. Это не значит, что легкости стиха не должно быть или что она не имеет значения. Просто это – уже задача поэта. Я стараюсь в эту область не вторгаться. Может быть, поэтому и стихов – не так уж и много.

                                                                                         Ирина Николаева

                                               

Здесь песни МАБа (Матюхина А.Б.) на стихи Кольцова:
http://matyuhin-songs.narod.ru/songs_kolcov.html

Относительно намеренной "небрежности" в стихе.
Ярослав, есть сложный, сложно-ассоциативный поэт в сети - Радуга. В поэзии он "живёт"  уже даже не на "субмолекулярном" уровне, а на уровне
"тонких взаимодействий", на уровне "полей". То есть мало кто так чувствует слово - его "спектр".

Он жертвует поэтическим (техническим) совершенством стиха ради наиболее точного по значению, наиболее нужного ему слова. Это - принципиально для него.
 У Ирины, похоже, тот же подход.

Стихи Ирины напоминают японскую поэзию. (Недаром слово "сакура" мелькнуло   )
Первое из приведённых похоже на японские акварели.

В нескольких стихах явно сквозят серебряновековцы, в одном - неявно - силуэтом - тень Ахматовой разглядеть можно.
А "Леди Годива" - на моё восприятие - длинновата.
И слишком небрежна, совсем не принимаю такую "Леди Годиву".
Это экспромт был, да, Ирина?



 

 Татьяна!

Спасибо за ссылки, песни на стихи А. Кольцова послушаю обязательно.

А можно ли попросить Вас кинуть ссылку на стихи Радуги. Мне интересно очень. Мне интересно, как именно он переживает совершенство стиха, если жертвует его техникой.

                                                                                Ирина Николаева

P.S. Да, спасибо, опечатка, - но, похоже, смысловая.  Я чувствовала, что что-то не так, но никак "это не так" не могла увидеть, - так у меня бывает. А сейчас Вы сказали, и всё встало на свои места. Thanks.

А можно ли попросить Вас кинуть ссылку на стихи Радуги. Мне интересно очень. Мне интересно, как именно он переживает совершенство стиха, если жертвует его техникой.

Например, вот:
http://gondola.zamok.net/biblio/teneta/raduga.htm

 

А Вы не пробовали следовать при подражании японскому их технике стихосложения - хокку, танка?

Татьяна!

Я попыталась, поскольку мне действительно близко вот это мгновенно-застывшее в красоте восприятие жизни. Я не чувствую его только как японское, это скорее, наиболее ясное в своей первозданности отражение движений  души в слове и образе. Оно возможно и у нас - при включённости в  какие-то особые жизненные ритмы. Но, повторяю, стезя поэзии требует  внутренней работы, и мне она не то чтобы оказалась не по плечу, - просто она уводила  от тех задач, которые стояли передо мной и не отпускали меня в то время, когда я писала эти стихи. Т.е. я хочу сказать, что правила остранённости у поэзии и философии - разные.

Что касается Годивы, спасибо Вам за это неприятие. Хотя это и неожиданно, может быть, звучит, - но оно мне интересно само по себе. И, если можно, расскажите об этом подробнее, возможно, тем самым, Вы поможете мне преодолеть то, что пока мне не удается преодолеть самой.

Самое интересное вот что.  Не так уж и давно я писала работу об идеале женской красоты во французской живописи и наткнулась на картину Жерома (если память не изменяет) - "Леди Годива". И художник мне помог увидеть вот этот момент женственной жертвы несколько иными глазами. И это заставило многое переоценить, но сам стих исправить, увы, не помогло.

А вообще сама тема единства и противоположности женственности и жертвенности мне близка и я много размышляла об этом, в том числе и в связи с высказанным на страницах "Розы Мира" в сопоставлении со стихами Даниила Андреева. И, я думаю, иначе, т.е. без отсылки к поэтике и ритмике стихов,  эту тему - не понять.
 
                                                                                                          Ирина Николаева

P.S. За ссылку - спасибо. Прочту обязательно, выскажусь здесь.
                                                                                           

Михаил Натанович!

Сердечно благодарю Вас за отклик, -  я очень признательна Вам за понимание и внимательное чтение.

Я очень люблю стихи. Это чувство отражено и в моих откликах на некоторые выпуски «Переклички Вестников» Е. Морошкина. До сих пор считаю, что этот проект мы пока еще мало оценили.

Мне всегда казалось, что ценны все формы и ритмы стихосложения, поскольку, несомненно, они вмещают в себя различные возможности соединения человеческих чувств в их отношении и к разуму, и к гармонии природы, и к переживанию истории, и, в конце концов, к собственному существованию, предельно отрывающемуся, - в рисках и открытости творчества, - Творцу. В этом смысле стихи – это отражение в слове сложного явления экзистенции, развёрнутого во времени и истории.

Но, повторяю, я не экспериментировала, я доверялась, скорее, непосредственно осязаемой необходимости высказать и оправдать свои чувства и бытие во времени, которое сохраняет память и о нас, грешных.

Что касается А. Кольцова, то не могу не согласиться с Вами. Эпигонов у него не было и, видимо, не могло быть. Отчасти потому, что его судьба его поэзии зависела от связей с социальным временем и его темпами. А они оказались слабыми.

Темпы социального времени совсем иные, чем у становления поэтической традиции. Доверяясь более своим собственным ритмам, медлительной традиции оно многого не прощает. В частности, - невнимания к заботе о своих ценностях перед лицом иного, или нечувствительности к попыткам проецировать себя в будущее. А потому оно часто просто  предоставляет её самой себе. Видимо, так случилось и в случае с А. Кольцовым. Но это – тема отдельного разговора.

                                                                                                            Ирина Николаева