Апостолы бабьего лета (2015)
С удовольствием сообщаю, что только что в краснодарском издательстве «Раритеты Кубани» вышла книга избранных стихов Алексея Горобца с немного загадочным и причудливым названием «Апостолы бабьего лета». В книгу вошли как новые стихи, так и стихи прошлых лет, которые, по словам самого поэта, он читает как новые. Те, кому посчастливится взять эту книгу в руки, без труда убедятся в верности слов Алексея Борисовича: стихи 1990-х и даже 1950-х (!) годов ничуть не проигрывают его сегодняшним творениям – читаются так же живо и с интересом.
Из аннотации к книге: Автор нового лирического сборника Алексей Горобец не нуждается в особом представлении: четырнадцать поэтических книжек и многочисленные публикации в московской и краевой периодике (в том числе и белорусские переводы его стихов) – говорят сами за себя.
Удивительно, но отставной военный врач, выйдя на пенсию, вдруг всерьёз занялся поэзией! И поэзия эта – самой высокой пробы. В ней и философская грусть, и единение с природой, и особое, своё, восприятие жизни, и неожиданность предвидений и предчувствий…От себя же с удовольствием добавлю, что Горобец и в своих новых стихах как всегда философски глубок и неповторимо метафоричен; его стихи наполнены удивительными образами (певчие лещи; … словно хлопья тающего снега // с ветвей черешен капают цветы) и парадоксальными, на первый взгляд, сравнениями (всё видимое – временно, невидимое – вечно), словно ночное небо звёздами. В них сплавляется воедино грустное и весёлое; размышления о вечном достигают своей глубины и силы лишь в сочетании с пыльным пейзажем за окном и созерцанием птичьего действа на обветшалом заборе. О птицах я заговорил не случайно. Так уж вышло невольно (а может быть, и по воле автора), что в стихах этого сборника одно из почётных мест отдано птицам. Чёрная птица любви и тревоги; вновь тревожная птица; взъерошенная птица; ворона-неумеха; кукушка, что ворожит; ухающий серьёзный филин… Птица-вестник, птица-хранитель… Птице как древнему символу вверяет поэт, носящий (случайно ли?) птичью фамилию, свою поэзию. Пусть будет так. Нам же остаётся воспользоваться представленной возможностью и ещё раз с удовольствием погрузиться в удивительный мир поэзии Алексея Горобца.
* * *
Ещё не перечитан ворох книг
И перечёт раздумий не назначен,
А мы уже во всём виним других
И ловим суетливую удачу.
И посуху, и в небе на плаву,
Уходят за большие горизонты,
Пугая нас, теряя синеву,
Тяжёлые туманы-мастодонты.
А жизнь –
Она и свет тебе и тьма,
И радость понимания друг друга…
Вот только бы достало нам ума
Прийти в себя от первого испуга.
2014
* * *
Не всё говорится!
В ночном разговоре
Следы умолчаний, абзацы пустот,
Объятия слов и сокрытые ссоры,
И мыслей подспудных случайный залёт.
Не всё говорится… Ночная волчица,
Разладу и ладу неверность храня,
По небу промчится и чёрная птица
Любви и тревоги настигнет меня.
И ритмы-синкопы, пробелы, купюры
Сквозят в наших тайных горячих речах,
И прыткие травы – подснежные дуры! –
Поспешно взошли, но порыв их – зачах…
И время настанет,
Наставит,
И смолкнут
Попытки искать (для себя ль, для меня)
В репье – винограды,
В терновнике – смоквы,
И в Вечном –
Разумность вчерашнего дня…
2014
* * *
А будущее – где-то впереди?..
А может – всё лишь здесь,
Лишь в настоящем?..
Будь рад и счастлив,
Что сумел обрящить
Его метели, сумерки, дожди!
Будь счастлив –
И живи сейчас, теперь,
Среди сумятиц, шумств и непогоды.
Лови свои закаты и восходы,
И верь в необязательность потерь.
И верь в судьбу!
Пусть путь её неясен,
Но мы –
Свои в родных чащобах,
Там,
Где юная ольха и старый ясень
Любовь и верность делят пополам.
2014
* * *
Так хочется спать!
Голова безнадежно клонится.
Сны тихо встают и в атаку летят налегке.
На крыше сидит осторожная чёрная птица
И что-то бормочет на птичьем своём языке.
Зачем она здесь?
Что ей надо над нашим подворьем?
Корявые перья и странно осмысленный взгляд.
В трескучем эфире сигналов ночных многоборье –
За тысячью вёрст
И за тысячью лет
Ленинград…
Цепляя за крыши, ползут островерхие тучи –
Песчаную бурю сулит их неслышимый шум.
Огромную лапу заносит нелепый, могучий,
На тысячи вёрст
И на тысячи лет
Каракум…
Растёт напряженье
И скрытая ярость томится.
Ночь давит на плечи,
Но в сердце нежданно легко…
И ноет песок,
И бормочет тревожная птица,
И хрипнет в надрыве
Рассветный оркестр петухов…
1960
* * *
Придуманность, предсказанность –
Игра
С догадками в закладки-угадайки.
Всё это нам ни холод, ни жара…
А небо, резкое, как чёрная дыра,
Сквозит меж звёзд.
Попробуй, распознай-ка,
Где дым, а где туманов мятный пар,
Когда рассвет сродни лесным пожарам…
А глупость –
Глупость тоже Божий дар!
Из тех даров,
Что нам даются
Даром…
2014
* * *
Прямым речам приспело утомиться.
В застрехах, от трубы невдалеке,
Устроилась взъерошенная птица,
Зажав телетарелку в кулаке.
А там латунь латыни золотится,
А там слова струятся налегке.
И ты спешишь живой росой умыться
И всё обговорить,
И отступиться…
И помолчать
На русском языке.
2014
* * *
Вдоль гулких площадей
И шумных улиц
Ползут к нам беды, вывернув лицо.
Предвидеть их – забота тихих умниц,
Справляться с ними – дело храбрецов.
И мы, превозмогая непогоды,
Невзгоды-беды отводя рукой,
За свет мы платим, за тепло и воду,
Оберегая свой земной покой.
И помня о былых своих ненастьях,
Не поступаясь тягостью забот,
Мы верим!
Верим в счастие!
Отчасти…
А впрочем…
Впрочем, скоро Новый год.
2013
* * *
Раздумчивость ветров рассветных
Не так, чтоб слишком высока:
Идеи, мысли и сюжеты
Таит плескучая река.
И в реках душу омывая,
Мы всю дремучесть жития
И обнажаем, постигая,
И разрушаем, уходя.
И тьму гася, включаем свет – и
Находим в облачной глуши
Следы давно заблудшей где-то,
Озябшей,
Плачущей души.
2013
* * *
Растрачен ум в неумных разговорах.
Молчит куга. Замолкли камыши.
И булькают, сойдясь в подводных хорах
Бочаг сомовьих, певчие лещи.
Движенье талых вод уже не скроет –
Не сможет скрыть! – весны цветную новь:
Терпение глупцов – залог покоя,
А нетерпенье – мудрость дураков!
И в шумной жажде сытного успеха,
В настырных поисках еды и красоты,
Долбит свой сыр ворона-неумеха..
И, словно хлопья тающего снега,
С ветвей черешен капают цветы.
2013
* * *
Когда жизнь обернулась нежданным холодом,
И падали громы на голову,
И казалось,
Мысли, как сны,
Непролазным бессильем наполнены,
Я, помню, стоял у сосны,
Сваленной молнией.
Она лежала
Без ветровых слов,
Без птичьего голоса.
Вылез месяц сутулый,
Куда-то побрёл, одинокий…
Я перебирал её жёсткие волосы,
Гладил горькие щёки:
– Не плачь, умница…
Всё вернётся, всё образуется…
Но она молчала, красавица,
Роняла тёплые слёзы.
Она знала – упавшие сосны
Не поднимаются…
А рядом,
Колючими щётками,
С ласковой грубостью
Царапались, лезли
Неуклюжие, голые,
Молодые побеги –
Побеги лесной вековечной мудрости…
Я лёг у костра,
Запрокинув голову.
Ворожила кукушка,
Где-то ухал филин серьёзный.
Из костра вылетали звёзды
И падали в небо.
И был этот зов или не был –
Не знаю,
Может, просто стрекозы синие
Звенели в высоковольтной линии,
Или кикиморы болотные
Лягушками пели –
Только я встал и пошёл,
И чёрные ели
Сошлись дремучими тенями,
Поплыли снами,
Далёкими, давними…
Светила гнилыми ставнями
На курьих ножках избушка,
И спотыкался в гнилушном свете я,
И вещая кукушка
Отсчитывала мне
Уже третье тысячелетие…
И когда легко
И нежданно как будто,
Чуть зябкой речной водой
В руках расплескалось вздохнувшее утро,
Я вышел из лесу –
Полон отваги и нежности,
Самой синей безбрежности,
Самой чистой, берёзной снежности!
Речные кувшинки плыли навстречу,
Раскрывались под моим взглядом,
И ветер
Обнял меня за плечи,
Запел
И пошёл рядом.
1959
