Прозаические произведения Ивана Бунина многочисленны и разнообразны. Многими Бунин воспринимается исключительно как писатель-реалист, мастер жизненных зарисовок, а также тонкий изобразитель лирических состояний. Но при этом считывается только верхний, очевидный слой смыслов, и уходит от внимания скрытый пафос бунинского творчества, полный поисков трансфизической сути явлений.
Я выбрал
четыре десятка рассказов, где эти поиски предстают более концентрированно.
Смысловой основой многих рассказов, называемых обычно «бессюжетными», становится сам облик автора, каким он угадывается за интонацией, за ритмом повествования, за отдельными деталями, где неосознанно для рассказчика проступает его отношение к изображаемому. Не стоит поднимать вопрос о том, постоянно ли присутствуют эти качества у автора в его обычной жизни, или писатель говорит от лица своего лучшего «я», воссоздавая его художественно. Такое воссоздание естественно для всякого искусства, будь то музыка, поэзия и т. д. Непонимание этой ситуации возникает лишь в тех случаях, когда повествование максимально приближено к жизнеподобию; тогда читатель склонен сверять образ автора в его произведениях с реальными качествами его личности.
В любом случае более истинным является внутреннее, лучшее «я», которое ощущается за словом писателя. Тем более, что в данном случае перед нами – представитель уже ушедшей формации русского человека, которая никогда уже не возвратится. И мы имеем возможность здесь почувствовать всю неповторимость, противоречивость, обаяние, неутраченные надежды, что были свойственны тому поколению, осознать их непреходящую ценность в контексте всечеловеческого становления.
Ощущение гармонической слитности человека и окружающего мира, снятие через эту гармонию противоречия между многокрасочностью мира (как бы безличностного) и стремлением человека всюду внести свое субъективное, личностное начало – становятся внутренней пружиной таких «бессюжетных» рассказов (
«Тишина»,
«Полуночная зарница»,
«Ущелье»). Роскошно выписанные картины природы становятся и отражением внутреннего мира писателя, и одновременно – ликами Вселенной, сквозь которые можно проникнуть еще дальше и глубже, прикоснуться к мистической сущности мира. Таковы и морские пейзажи у Бунина (
«Туман»,
«Воды многие»,
«Копье Господне»).
Здесь же органично возникает и чувство глубинной связанности души писателя с Россией (
«Эпитафия»,
«Пост»). В годы эмиграции это чувство окрашивается в горькие ностальгические тона (
«Поздний час»,
«Именины», и с огромной обобщающей, трагедийной силой – в рассказе
«Косцы»). Это, впрочем, не мешает Бунину, в том числе и в поздние годы, делать меткие иронические зарисовки на тему странностей русского менталитета (
«Соотечественник»,
«Надписи»,
«Слава»).
Из множества рассказов Бунина-реалиста, мастера жизненных наблюдений, я выбрал два –
«Веселый двор» и
«При дороге». В их героинях можно уловить намеки на идеальную женственность, отраженно и ослабленно проявляющуюся в нашем мире.
Девушка Парашка из рассказа «При дороге», живя в мире ничем не просветленного, грубого быта, сохраняет внутри себя утонченную, женственную душевную организацию и, сама того не ведая, одним фактом своего существования, вступает в противостояние с этим миром.
Еще более жестко выписана бытовая канва в рассказе «Веселый двор». Последний день жизни старухи Анисьи, детально описанный в его первой части, при ретроспективном взгляде оказывается путем высветления, освобождения от земных пут. Этот мощнейший женский образ можно поставить в тот же ряд, в котором Даниил Андреев называл Лукерью Тургенева и Февронию – у них общий вектор восхождения, общий беспрепятственный путь из земной жизни к жизни вечной.
Размышления о земном пути человека принимают у Бунина самые разные формы. Здесь и умудренная горечь от понимания бренности существования, его малого соответствия высоким духовным порывам (
«Господин из Сан-Франциско»,
«Темир-Аксак-Хан»,
«В ночном море»). И стремление дать обобщенный, философический взгляд, иногда с буддийским колоритом (
«Ночь отречения»,
«Ночь»). И попытки обратится памятью к собственному детству с его незамутненностью и наивно-ясными представлениями о жизненных целях (
«Над городом»,
«У истока дней»).
Образ смерти постоянно притягивал сознание Бунина – именно как устойчивый образ, включающий все конкретные детали, которыми смерть бывает окружена в традиционном православном жизненном укладе. В рассказах
«Исход»,
«К роду отцов своих»,
«Преображение» и ряде других, полных подробной описательности, присутствие смерти делает каждый предмет значительным, символичным, и сквозь видимую ткань жизни сквозит ее мистериальный смысл.
Тем острее и болезненнее Бунин чувствовал те ситуации, где высший смысл очевидно изъят из жизни и она предстает в своем оголенном, обездушенном виде (
«Огнь пожирающий»).
Здесь исток отношения писателя к великому социальному эксперименту, захватившему Россию и во многом отразившемуся на интеллектуальной атмосфере Европы. Не только конкретные разрушительные события, но в первую очередь пафос изъятия высших ценностей из представлений о жизни – вот с чем не мог мириться Бунин, оставаясь защитником цивилизованности, веками выработанной культурности в облике человека. И указывая на те повороты на исторических путях России и мира, когда эти ценности массово ставились под сомнение (
«Богиня Разума»,
«Безумный художник»,
«Несрочная весна»).
Творчество Бунина не укладывается в рамки какого-либо литературного направления, не ограничивается и перечисленными мною сюжетами. Его главное качество – внутренняя свобода, соразмерность самоощущению человека, неприятие искусственных целеполаганий, привнесенных извне и не отражающих внутренних устремлений личности.
