Роза Мира — диалог культур и культура диалога

Первое событие в этой новой теме: начало проекта Озёрские сказки

Поэтому сначала о проекте:

Пару лет назад, вдохновившись «Сказками старого Вильнюса» Макса Фрая, задумалась о создании подобного цикла историй про свой родной город. Озёрск — ещё относительно молод, на днях ему исполнилось всего 75 лет. Однако за эти годы, я уверена, и с его жителями приключилось множество самых настоящих чудес.
Любой город, чтобы он состоялся как самостоятельное существо, а не просто как административная единица, должен иметь собственную душу, собственный уникальный внутренний мир. Трудно сказать, в какой момент происходит рождение этой души, от чего оно зависит. Вряд ли от каких-то внешних обстоятельств: возраста, численности населения, развитости инфраструктуры. Скорее, это рождение связано с появлением в городе людей, которые искренне его полюбили, которым хочется в него возвращаться, которые после путешествия радостно восклицают, завидев первые дома на окраине: «Ну, вот мы и дома!». Ещё труднее вопрос, как почувствовать душу города, будучи только его частью — жителем или случайным приезжим? Ведь для этого душа человека должна как бы сонастроиться с душой города, войти с ней в резонанс. Кто-то скажет, что это невозможно. Но ведь, если задуматься, не меньшее чудо сонастроиться вообще с любой живой душой — душой куста сирени под окном, котёнка, ребёнка, любимого человека… Это самое настоящее чудо — соприкоснуться внутренними мирами, минуя всё внешнее: без слов, без объяснений… А ведь мы все, ни минуты в этом не сомневаюсь, хоть раз в жизни это делали: чувствовали боль и радость другого как свою собственную. Так почему же нам не почувствовать однажды биение сердца родного города?
Долго я прислушивалась и присматривалась, прежде чем город стал подсказывать первые сюжеты. А тут уже главное — не зевать. Ведь сказка — это не репортаж с места событий. Сказка — жительница внутреннего пространства и рождается от встречи внутренних миров. Потому и существует сказочник. Сказочник — не придумывает и не сочиняет, но он работает. Он описывает встречу с другим внутренним миром так, как он её понял. И любая такая Встреча — непременно взаимодействие. Сказочная реальность влияет на сказочника, но и он, в свою очередь, влияет на неё. Так оба мира выходят обновлёнными, чуть-чуть изменившимися, со своим багажом новых знаний и новых впечатлений.
Так и появились первые «Озёрские сказки». Первые ласточки. Ещё по-своему беспомощные и неоперившиеся. Но я их уже люблю и потому с большим трепетом выношу на суд читателя. Летите! Надеюсь, вслед за вами появятся и другие истории.
Мне очень хочется, чтобы этот «проект» стал «открытым», чтобы к нему подключились самые разные авторы, в том числе, конечно, дети. Ведь дети первыми чувствуют всё волшебное, чудесное или даже просто выходящее за рамки повседневного. В рассказе моего любимого писателя Виктора Колупаева «На асфальте города...» именно дети первыми заметили, что в город прилетели представители другой цивилизации — маленькие двумерные человечки — и первыми позаботились о них, рисуя на асфальте красивые разноцветные дома.
Может быть, слово «сказки» сбивает с толку. На первый взгляд, эти истории на сказки совсем не похожи. Возможно, со временем появится более подходящее название. Первые читатели предложили вариант — «трансцендентные сказки». Термин подходящий, но, боюсь, слишком специализированный. Хочу только сказать в оправдание, что по своей сути эти истории — самые настоящие сказки, потому что в них — непременность победы Добра и Любви, которые во внешнем мире, ещё так часто терпят поражение.

Первая сказка прошибла до слез. Вторую пока не читал, надо пережить первую.

 Замечательные "Озёрские сказки", Наталия!
 Тёплые, по-хорошему наивные, негромкие и очень добрые. Сила Ваших новелл в тихой, домашней, почти интимной интонации и в очень нежном взгляде на простые вещи.
"Озёрские сказки" - это странички Вашего личного становящегося Мифа. Очень радостно, что Вы доверили эти страницы Замку. Пишите ещё!

Вот какие переклички случаются в жизни...

Сказочник — не придумывает и не сочиняет, но он работает.

Замок — это надёжный дом

***

Небо строится – сказочник счастлив!
Строгий плотник строгал мою душу.
Слово за слово – падала стружка.
Завитками стихов истончались
кольца лет, словно органы слуха.
Пахло дерево домом далёким…
Вечерело. Забытые строки
натянулись как стропы. Разлука
верной псиной поэзии служит.
Мы так долго не знали друг друга!
И построили замок воздушный –
это плоть венценосного духа.
                                                        18 августа 2014

Продолжу разговор о сказках и внутренних мирах.

Самая большая, на мой взгляд, трагедия взросления в том, что, вырастая, мы начинаем поверять сказки законами внешнего мира и объявляем их ненастоящими. Появилось даже значение «фикция» для слово «сказка».

Причина, по которой внутренний мир и его содержание объявляется выдумкой, таится, на мой взгляд, в термине «субъективный». Постепенно вырастет стена нашего Эго и отделяет внутренний мир одного человека от общего внутримирного континуума. Начинает казаться, что внутренний мир изолирован, а значит, всё, что я в нём нахожу или имею — субъективно, то есть не может иметь значения для всех людей.
Но если бы удалось вспомнить, что когда-то стены не было, и внутренний мир был открыт огромному континууму с неизмеримыми просторами «за тридевять земель» и особенно текущим временем «долго ли коротко ли»... Если бы удалось вспомнить, что за «тридевять земель» можно попасть, например, за три дня, как в «Коньке-горбунке»… То вдруг оказалось бы, что внутренний мир — не изолировано-субъективный, а просто субъектный, то есть произрастающий из некоторого живого центра и открытый для всех остальных живых центров-субъектов. И оттого что все центры — разные, вовсе не следует, что они изолированны друг от друга и непроницаемы. Более того, очень важно, что все они живут по законам любви и согласия, которые имеют очень мало общего с законами внешнего мира.
Кант так сформулировал свой категорический императив: «поступай так, чтобы максима твоей воли могла бы стать основой всеобщего законодательства», то есть он предлагает каждому вспомнить тот обязательный внутренний закон любви и самоотдачи, который оживляет человека и разрушает его субъективный эгоизм. И это — не субъективно, это общеобязательно, хотя и исходит непосредственно от самого субъекта, минуя всякое внешнее давление и принуждение. Это закон, который рождается в самых недрах нашего Я, но при этом оказывается универсальным для любого Я, значит, для этих внутренних недр есть общая, взрастившая их родина — родина субъектности как таковой. Эта родина — Тайна, которую трудно касаться аналитически. (Хотя это тоже приходится делать, вот прямо сейчас). Будучи высвечена, эта Тайна перестаёт быть собой и предстаёт перед нами то как Бог чьей-то религии, то как София-премудрость, то как Принцип Любовь. Но всякий раз — это уже не сама природа внутреннего континуума, не то Существо, которое мы там встречаем, а что-то внешнее и выхолощенное.
Всё равно, что объяснить сказку. Тогда она не работает, перестаёт быть сказочной.

Читаю у М.М.Пришвина в "Незабудках":
– Люди живут не по сказкам, но непременно, если, пережив, оглянуться на прошлое, то покажется, будто жизнь складывалась сказкой. Вот я свою сказку уже начинаю замечать.
– Но зачем это тебе нужно?
– Я не знаю зачем: это чувство себя самого, моя жизнь.
– Твоя личная жизнь, но кому это интересно?
– Это интересно всем, потому что из нас самих состоят «все». А ты как, разве не через себя самого узнаешь людей, общество?

Но зачем все о себе и себе... неопытному человеку может показаться, будто я действительно о себе это пишу, о себе, какой есть, – нет, нет! Это «я» мое – часть великого мирового «Я», оно может свободно превращаться в того или другого человека, облекаться той или иной плотью.
Это «я» – вершинная линия, провешенная над бесчисленными «я» всяких ямок, долин, горушек, пригорков. Это «я» уже было, когда я маленький родился на безлесной равнине черноземной полосы.

Предлагаю здесь со-переживать, а там договариваться о глубинном смысле употребляемых слов.

Всё-таки в этом посте я ещё никаких споров о "первичных аксиоматиках" и словах ни с кем не вёл. Я там высказал несколько важных для меня мыслей о природе сказок как таковых. Споры (хотя это было лишь уточнение самой постановки вопроса, заданного мне) возникли потом... Ну, да ладно.

На мой взгляд, слово "закон" в этой теме стало камнем преткновения не случайно. Если рассматривать сказки как карты внутренних миров, то мы увидим, что такие сказки, как Озёрские, составляют малую часть этих миров. В большинстве же сказок и мифов их миры строятся на страшных конфликтах, порою очень кровавых и жестоких. Причём настолько жестоких, что в советское время издавались адаптированные (сглаженные) версии народных сказок. Победа добра в сказках лежит через бескомпромиссную войну и уничтожение злого лагеря, а не через "как здорово, что все мы здесь сегодня собрались". По всей видимости, такая карта более адекватна реальной внутренней природе человека и мира сего, чем благостная. И слово "закон", если вдуматься в него, является одним из самых серьёзных катализаторов войны и разделения на своих и чужих. Как только появляется это слово (в сказках и мифах оно может быть другим, но смысл тот же), так начинается война не на жизнь, а на смерть.

Но самое интересное, что силы добра, как правило, одерживают победу благодаря какому-то союзнику из сил зла, с которым удалось найти общий язык. В русских сказках это зачастую Баба Яга. Без помощи такого союзника, которая приходит в самый критический момент, победа добра над злом была бы невозможна. В сказках так. А если следовать "букве закона", то никакой союз со злом (противозаконным явлением) невозможен: такой союз является нарушением закона, актом беззакония. Т.ч. единение в сказках достигается не при помощи некоего внутреннего закона, разделяющего добро и зло, а иными путями. Не по правилам, а по благодати (если говорить в христианской символике). Пушкин, большой знаток русских сказок и сам великий сказочник, назвал это беззаконие "милостью к падшим"...

Сказки и мифы принадлежат в большинстве своём языческой, дохристианской культуре. И если руководствоваться буквой самого христианства, то всё это сказочное пространство - бесовщина. Таким образом и здесь путь через закон ведёт исключительно к разделению и вражде. А самая трагичная вражда, по словам Бердяева, в мире существует не между добром и злом, а между одними добрыми и другими добрыми сущностями, не нашедшими друг с другом взаимопонимания. Зло же, провоцируя вражду между ними, паразитирует на ней. И никогда, и никому в мире не помог никакой закон такого взаимопонимания достичь. Даже нравственный закон, в кантовском смысле, объективируясь вовне, вёл только к росту вражды и взаимного отчуждения (осуждения). Закон самим фактом своего существования порождает суд.

И ещё большой вопрос: что для человеческой природы страшнее - концентрация сил во время войны или разложение в мещанском благополучии... В сказках путь к взаимопониманию никогда не лежит через пастораль и благие намерения, но только через конфликт, борьбу, схватку разных сил. В этом, по-моему, и заключается главная трагедия нашего мира - в невозможности гармонии между миром объективным и миром духовным. Объективация (буква, закон), даже из самых благих побуждений осуществляемая, всегда убивает дух. Сказки отражают трагичность нашего мира и переносят её во внутреннее пространство. Добрый же финал сказок говорит о ничем несокрушимой вере человека в конечное преображение и его самого, и мира. И здесь язычество может найти общий язык с христианством - в, не побоюсь этого слова, эсхатологической перспективе.

А с соседней сосны, нахохлившись и с проседью снежной на перьях, смотрела на снегиря Серёжу ворона Татьяна. В нежных озёрах её чёрных очей играло весеннее солнце. Я сам это видел недавно во сне. Да вот позабыл, как зовут снегиря.... И вспомнились вдруг, словно мои, эти стихи мне...

И может быть, один я знаю,
как не хватает Замку Вас...
Так Шейка Серая на стаю
глядит в передрассветный час.