Монизм или многообразие
(о сущности противостояний новейшей истории)
Осталось дождаться, когда это государство почувствует в себе силу удалить последнюю и самую страшную метастазу – т.н. «финансовый блок».
А нельзя удалить самого себя...
Вот в этом противоречии и заключается вся трагичность и неимоверная сложность происходящего ныне. Здесь находится и главный ключ к пониманию подвига России, первой из великих держав бросившей открытый вызов глобальной Системе.
Постсоветская Россия возникла и строилась – не только как государственная форма, социальный и экономический уклад, но и как духовно-культурный организм – изначально вписанной в глобальную Систему, в виде её составной части. Все споры шли только о месте России в иерархической структуре этой Системы. Никаких идеологических расхождений с ней не было, как их нет и поныне у России и США; в отличие, например, от СССР и США (или шире: Запада). И тем не менее, случилось то, что случилось: противостояние не на жизнь, а на смерть.
Если мы будем искать причину этого противостояния по старинке (даже с учётом андреевской мифологии и приоткрывающейся через неё метаисторической панорамы), мы не сможем увидеть самой сущности этого конфликта; понять, почему части одной Системы вошли друг с другом в неразрешимое противоречие.
Это противоречие невозможно до конца объяснить не только экономическими или эгоически-имперскими столкновениями интересов, как было в Первую Мировую войну, но и теми идеологическими и метаисторическими столкновениями, что привели ко Второй Мировой. Необъяснимо это противостояние только борьбой за Русское Слово (культурное и историческое бытие России). Или теми глубинными процессами внутри самой России, что приводили её веками к смутам, расколам, революциям и гражданским войнам. Даже все в комплексе эти извечные причины войн не вскрывают сущности нынешних событий. Необходимо ввести в историософию новых метаисторических игроков, уже не национального, государственного или имперского масштаба, но глобальных, пронизывающих изнутри все цивилизации, все государства и все культуры.
Бросив вызов глобальной Системе, Россия восстала не только на внешнего врага, но и на самоё себя как государственность, являющуюся изначально частью этой Системы. Чтобы решиться на такой шаг, нужна духовная причина, сопоставимая по масштабу с этой Системой. То есть, не только национальная, но именно – общечеловеческая, всемирная. Мы не можем влезть в голову и душу политического руководства, отважившегося на такое противоборство. Проще сказать, что оно действовало вынужденно, исходя из тактических соображений. Это не отменяет глубинного волевого выбора, который мог и не осознаваться до конца (как правило, он и не осознаётся людьми при жизни, но только в посмертии).
Духовное познаётся только в живой конкретике, а не в абстракциях. Это потом можно отобразить пережитый в конкретных коллизиях духовный опыт при помощи абстрактных формул и общих выводов. Но он сам всегда абсолютно конкретен, как всё живое. Вот именно на такой живой конкретике мне довелось столкнуться с двумя духовными сущностями (векторами, направлениями воли), которые проявили себя в локальном розамирском сообществе.
Один вектор – это восприятие Розы Мира как некой универсальной системы, великого знания, учения и концепции, должных примирить в себе все другие системы. Другой вектор – это восприятие Розы Мира как гармонизации отношений между системами без попытки их объединения в одной универсальной картине мира. Первый вектор, вопреки своим благим намерениям, ведёт только к вражде. Второй – к творческому сотрудничеству. Если совсем упростить, то первый вектор – это вектор к смерти, а второй – к жизни.
Я символически назвал один вектор – Духом Системы, а другой – Духом Диалога. Я убеждён, что за ними стоят две великих метаисторических сущности, которые не были описаны в андреевской мифологии (вернее, о них там сказано как о грядущих, но ещё не участвующих в метаистории). И всем остальным метаисторическим игрокам теперь приходится делать выбор в пользу одного или другого глобального Духа. А противостоянием этих двух противоположных общечеловеческих путей (дух и есть путь) определяется вся новейшая история и выбор каждого конкретного государства, каждого народа, каждого человека.
Философски и символически я попытался описать этот выбор как два противоположных пути синтеза: Богочеловеческий и человекобожеский. Вот этот выбор и сделала Россия, восстав на уготованный человечеству глобальной Системой путь синтеза. В глубине глубин Российского сверхнарода заявил о себе его высший смысл, его высшая миссия, его оправдание во всемирной истории – вопреки всему. Именно Россия готовилась веками и предназначалась Провидением для Богочеловеческого пути синтеза (всеединства). И не могла в итоге не бросить вызов пути человекобожескому, духовно противоположному.
Воля универсальной Системы (любой!) – «всё не-я должно стать мною». Это тот духовный монизм (демонизм, эгоцентризм), который извечно противостоит Божественному многообразию, не принимает его онтологически. Божественное многообразие предполагает общение, диалог, гармонизацию отношений самых разных систем и феноменов. Духовный монизм предполагает только одно – торжество единой универсальной системы, а это и есть «смерть вторая».
Все исторические события со второй половины 20-го века и по сей день продиктованы выбором человечества пути к объединению – Богочеловеческому или человекобожескому, под эгидой Духа Диалога или Духа Системы. Тем же выбором движимы процессы и внутри культуры. Большинство её деятелей не осознаёт этого, вообще не мыслит такими категориями, движется по инерции, но не видеть тех, всё больше поляризующихся внутри культуры процессов, с противоположными духовными векторами и несовместимыми оценочными критериями, становится с каждым днём всё труднее. Служить двум богам одновременно уже не получается. И так во всём.
Россия, став на пути человекобожеской Системы, должна явить миру альтернативу. Монизму – многообразие. Системе – диалог. Именно к этому альтернативному объединению народов готовился веками сам стиль русской империи. Только на том пути, который предлагает миру Россия, возможен настоящий диалог религий (и он уже происходит в реальности военного быта). В западной Системе не только такой диалог не может осуществиться, но и сами его субъекты растворяются в ней постепенно и теряют «лица необщее выраженье». Сатанизм, всё более выпирающий на поверхность на Западе, это не дань моде, не одёжка, но сама суть любого монизма, это и есть центральная установка воли любой универсальной Системы: «всё не-я должно стать мною».
Чтобы быть реальной альтернативой бездуховному глобализму, России нужно внутри себя самой не только одолеть глобальную Систему и выйти из-под её власти, но и преобразить свою собственную «изнанку всемирной отзывчивости» – свои извечные междоусобицы, смуты, расколы, революции и гражданские войны.
При богомольном Алексее Михайловиче (Тишайшем) случился великий русский раскол, а также первая крестьянская война Степана Разина и присоединение Малороссии. Мне видится бесконечно символическим сейчас, что при новом «Тишайшем» метаисторический шанс развязать эти узлы извечных русских противоречий осуществляется на земле Малороссии...
Это шанс выйти из гражданской войны, длящейся по сей день, то угасая, то вспыхивая, после 1991 года, к новой форме государственности эволюционным путём, преодолев великий русский раскол – в диалоге религий, перед лицом угрозы их поглощения сатанизмом. Если сможем, то внешний враг отступит перед такой внутренней силой.
«Если очевидно, то сомнительно.» (Очень мне пришёлся по душе этот афоризм Антона!) Так в начале 20-го века было всем очевидно, что необходимы реформы, что царизм становится тормозом и слишком медлит, колеблется, делает то шаг вперёд, то два назад... Решили ускорить... То же самое (примерно) было всем очевидно и в конце 80-х... И тоже решили ускорить... И ныне всем очевидно, что нужно и срочно менять. Да хоть ту же «финансовую политику» (выходить из-под диктата МВФ и т.п.). И что власть тормозит, колеблется... И сколько можно?!
И вот мне всё больше кажется, что в этой неторопливости, даже заторможенности верховной власти есть некий ключ, некий шанс миновать ту человеческую очевидность в её благих намерениях, которая дважды за сто лет приводила Россию к катастрофе. Положиться на естественный ход вещей, на естественную смену поколений, а не на организационные меры. Что «не должно торопить времени, и без того уже довольно деятельного» (по Пушкину)... Не знаю. Но всей душой чувствую, что шанс у России есть не свалиться опять в революционную бездну.
Может быть, самое правильное сейчас сделать главный акцент на системе образования, на возвращении прежде всего её из «обморока либерализма» в трезвое сознание? Или есть основания полагать, что глобальная Система разрушится сама в своей цитадели раньше, чем мы сможем ликвидировать её щупальца внутри России, рискуя перейти ту невидимую грань, когда лекарства становятся страшнее болезни?
Россия, как и предсказано, первой предложила миру иной путь единства не в универсальной Системе, но в Диалоге; не как монизм, а как многообразие; не через единую и общеобязательную методологию, а через гармонизацию отношений разных систем и подходов. Отсюда и ненависть Системы, и накал её русофобии, и небрезгливость в средствах, и союз либерализма с нацизмом (и то, и другое монизм – в самом своём существе, а не в одёжке).
Ныне человечество, как единое целое, делает выбор между многообразием жизни и монизмом смерти – в этом смысл новейшей истории. В этом наглядном выборе Богочеловеческого пути всеединства и в непримиримом отказе от человекобожеского тупика – исконная миссия и высшее оправдание России и русской культуры. В этом и насущная необходимость просветления тёмной изнанки нашей русской всемирной отзывчивости. В конечном итоге – это выбор между культурой и антикультурой. Читатель должен победить начётчика. В душе человеческой.
