Небольшая импровизация о мыслях, вещах и словах
Наши понятия (идеи, мысли о вещах) - субъективны. Бытие вещей - объективно. Они разделены не менее радикально, чем физический мир и мир духовный, трансцендентный, божественный...
...Должно быть некое ЕДИНСТВО, ТОЖДЕСТВО мыслей и вещей, понятия и бытия.
Через платоновское разделение эмпирического (физического) мира и мира духовного (идеального) движение к некоему объективному единству (когда подразумевается, что "наши понятия (идеи, мысли о вещах) - субъективны") - это лишь один из способов ориентации в мире (или его познания). Его можно, в свою очередь, разделить на индуктивный и дедуктивный методы: 1) отталкиваясь от эмпирических предметов и конкретики объективного мира - к вневременным сущностям, к духовному (идеальному) единству; 2) от вневременных сущностей - к иллюстрациям их конкретикой предметного мира.
Но есть и другое понимание единства и нашей разделённости на субъективное (идеальное, внутреннее) и объективное (реальное, внешнее) пространства. Отсюда и принципиально другой путь к единству. Духовный мир - это абсолютное целое, в котором нет и быть не может никакого разделения на субъективное и объективное (слово и дело, внутреннее и внешнее). А мир относительный, где такое разделение есть, лишь
часть мира духовного.
Это уже не платоновское разделение физического и идеального, но христианское понимание Бога-Слова. Само платоновское разделение на идею и объект является следствием мира относительного, свойством части, отпавшей от целого. Внутри этой части снятие разделённости её частей в некоем синтезе невозможно, но возможен переход всего мира в состояние духовного целого, возвращение части Домой.
То есть, сам наш мир, где есть разделение на объект и субъект, реальное и идеальное, является падшим (в религиозном смысле) или относительным (в философском). Не единственным миром, но лишь частью того Целого, в котором такого разделения нет онтологически. Это Целое и есть духовная первореальность, Царствие Божие. И оно внутри нас, но оно не субъективно и не объективно. Оба этих понятия возможны только в существе, принадлежащем миру относительному (падшему), но у этого существа есть и духовная составляющая, которая связывает его с миром Целого. В падшем мире - эта составляющая воспринимается как часть, но сам такой мир (и каждое его существо) являются лишь частью духовного целого: когда происходит обратная инверсия части и целого - все разделения на субъективное и объективное, внутреннее и внешнее перестают быть как таковые.
В таком подходе нет ни индуктивного, ни дедуктивного методов познания (описания) реальности, но есть целостное (скажу умное слово: симультанное) восприятие духовной первореальности и всего нашего мира как её части, её символизации - и через предметы, и через идеи - симультанно (параллельно, одновременно).
Вот в таком подходе нет и разделения на время объективное (физическое, измеряемое) и время субъективное (время внутреннего мира). Козыревское понимание времени как раз снимает такие разделения. У Козырева время и объективно, и субъективно одновременно. Отсюда и принципиально иной подход к физическому эксперименту и участвующим в нём (познаваемому и познающему) - как к диалогу не субъекта с объектом, но живого с живым. И вечность - это полнота времён, а не исчезновение времени.
В нашем контексте, это переход от диалога "я-оно" к диалогу "я-ты". "Ты" и есть субъект и объект одновременно, неслиянно и нераздельно, зарождающийся внутри, но существующий и отдельно, вовне. Тот же иной подход может быть и к слову. И в религиозном, христианском сознании Бог-Слово и есть это единство материального и духовного, но не как соединение двух частей в одно целое, но как
живая связь Целого со всеми его частями (сотворёнными или рождаемыми Им).
В поэзии происходит этот синтез понятия и бытия, мысли-слова-импульса-действия.
Это так в платоновском смысле разделения субъекта и объекта, понятия и бытия, где слово может служить средством их синтеза. Но есть и другое понимание слова - как целого, которое в самом себе содержит и мысль, и действие, и чувство, и образ, и понятие, и бытие, и импульс. То есть, не является одной из частей цепочки (индуктивной или дедуктивной), связующей внутреннее (идеальное, субъективное) с внешним (реально-предметным), но - самой этой цепочкой в целом, которая и есть
связь с духовным целым как таковая. Причём -
связь живая, не дробящаяся на автономные части (звенья).
В поэзии, как высшей форме существования языка в нашем мире, такая инверсия внутреннего и внешнего в Слово происходит наиболее осязаемо для нашего сознания. Формально в поэзии словом являются не отдельные слова и не их линейный (синтаксический, последовательный) смысл, но срока-строфа и стихотворение в целом есть одно Слово. Изменения внутри которого (или его вольный пересказ) приводят к таким же деформациям, как перемена букв в словах.
В стихотворении одновременно, параллельно раскрываются смыслы первой и последней строк (то же и между строфами и внутри них происходит). Как в отдельном слове мы не воспринимаем смыслы его букв и слогов последовательно, но сразу в целом, так и стихотворение в поэзии становится одним словом. А из этих слов и складывается книга-судьба поэта и его взаимодействие с книгой-судьбой внутри читателя. Как
встреча "я-ты", где невозможно разделение на "я" и "оно" (объективный продукт).
Это иной подход, иной путь, иное понимание части и целого, цели и средства, субъекта и объекта, материального и духовного. Не индуктивный и не дедуктивный, но целостное восприятие параллельных действий. Слово в высших поэтических формах и становится той живой связью с духовным целым (как человека, так и мира), в которой нет разделения на внутреннее и внешнее. Нет изначально. Слово в поэзии обретает свой религиозный смысл и не является средством. Как и любовь (Бог есть любовь) не является средством, но сама является единством.
Приведу хрестоматийный пример. На одном маленьком стихотворении показывающий возможность снятия в поэзии привычного для нас разделения (а оно вытекает из платоновского разделения на предметное и идеальное) на индуктивное и дедуктивное познание (описание) реальности:
Владислав ХодасевичПерешагни, перескочи,
Перелети, пере- что хочешь —
Но вырвись: камнем из пращи,
Звездой, сорвавшейся в ночи…
Сам затерял — теперь ищи…
Бог знает, что себе бормочешь,
Ища пенсне или ключи.
Весна 1921, 11 января 1922 "
У Ходасевича же в приведённом стихотворении дедуктивность и индуктивность развития мысли как бы сняты, они существуют одновременно, выводя стихотворение из стандарта восприятия и тем самым углубляя его, делая объёмным в гораздо большей степени, чем объём этих семи строк."
Н.А. Богомолов. Жизнь и поэзия Владислава Ходасевича
Стоит попробовать пересказать это стихотворение другими словами или вообще рассказать, о чём оно, чтобы убедиться в невозможности что-либо (что ты понял, почувствовал, встретившись с ним) передать адекватно. Это и есть стихотворение-слово, целостное. По такому же принципу построены все стихи, что мы называем гениальными. Но здесь - в краткой как бы записке - виден
наглядно сам процесс возникновения из отдельных слов и отдельных мыслей, ощущений, чувств - несказанного целого. Вот так же (по большому счёту) происходит и религиозное озарение, когда все разделения, присущие нашему миру (на объект и субъект, идею и предметы), исчезают, словно их и не было никогда.
Все эти разделения есть только свойства мира относительного, в мире духовном их нет, а значит, и синтез может идти не путём соединения частей внутри одной части (в мире относительном), но как выход в то Целое, которое никакого разделения субъективного и объективного не знает. Но выход этот внутри нас.
Так и слово, не являясь предметом материального мира, но реально нами ощущаемое в чувствах и звуках, существует только внутри нас самих, но обладает самостоятельным (объективным) бытием, связующим нас и друг с другом, и с миром духовного целого. Ради возгорания в душе такого слова и пишутся, и читаются все стихи на свете... А те, что пишутся ради передачи своих мыслей и чувств, как средство донесения информации, ещё стихами не являются по сути своей; это ещё имитация поэзии, а не поэзия.
