Печаль и надежда
сёстры тяжесть и нежность
У архитектуры как искусства, имеющего духовную высь и глубину, в нынешней глобальной системе будущего нет. В лучшем случае - это будет голая функциональность, а в худшем - на смену господствующей бездуховности придёт инфернальная антидуховность. Иных вариантов в неолиберальной системе ценностей не просматривается.
Сущность этой идеологии ещё более враждебна религиозной выси и глубине в человеке, чем вульгарный материализм. Тотальный прагматизм - это и есть пошлость, унылый конформизм духа перед низшей природой человека. В материализме ещё была своя идея и героическая мечта о новом человеке. В неолиберализме уже нет ни идеи, ни мечты, ни творческой воли. Осталась только воля к комфорту, исключающая в принципе служение чему-то высшему, чем сиюминутные потребности. Воля к комфорту самая тираническая, потому как самая равнодушная из всех человеческих устремлений. Против равнодушия искусство бессильно.
Архитектура, как наиболее финансово затратная и зависимая от государства сфера искусства, не может быть оппозиционной - это исключено на экономическом плане. Проведу вновь параллель с поэзией. Удивительно, что обе крайности сходятся и в этой точке - в принципиальной невозможности существования в неолиберальной системе ценностей.
Поэзия - в экономическом плане - прямая противоположность архитектуре: у поэзии наибольшая финансовая независимость из возможных в нашей действительности, а следовательно - и максимальная независимость и от государства, и от сильных мира сего. Но в неолиберальной матрице поэзия умирает так же, как и архитектура, только ещё тотальнее.
Материальная свобода поэзии достигается практическим отсутствием плоти. Поэзия воплощается только в душе читателя. И потому от читателя требуется свободный творческий акт для воплощения поэзии в мире. Также для поэзии - буквально как воздух - необходима определённая общность коммуникации между людьми, социальная атмосфера, в которой люди в одни и те же слова вкладывают схожие смыслы.
Неолиберализм, атомизируя человека, лишает его как духовной выси, так и национальных корней, чем наносит невосполнимый урон как личностному творческому началу, так и способности к общению и взаимопониманию с другими атомами социума. И воплощение поэзии в душе читателя становится невозможным. Поэзия уходит из мира - вообще, вся, тотально. И здесь её участь ещё трагичнее судьбы архитектуры.
Если классические архитектурные формы остаются воплощёнными в реальности, даже при остановке развития будущих форм; и люди могут продолжать созерцать великие образцы архитектуры прошлого и приобщаться их одухотворённой красоте, пусть пассивно, пусть бессознательно, то поэзия развоплощается целостно - не только в настоящем и будущем, но и в прошлом. При неспособности совершить творческий акт воплощения поэзии в своей душе и при разрушении общности языка и его смыслов, человек теряет саму потребность поэтического чтения. И книги становятся мёртвыми и немыми, исчезают постепенно даже как предметы быта.
Тысячи пишущих "как бы стихи" представляют собою ещё более жалкое зрелище, чем одноразовые архитектурные постройки. Эти "поэты" лишены не только способности понимать друг друга, создавать единое поэтическое лицо времени, но даже интереса друг к другу, а что ещё печальнее - почти уже лишены и способности, и потребности в понимании классической поэзии. Она для таких "поэтов" недоступна так же, как и "творчество" собратьев.
Поэты перестали быть читателями, а это и есть полная поэтическая импотенция, формальная имитация творческого эроса при абсолютной неспособности воплотить поэзию в своей душе. Это лишь смутная память о том, что существует естественный язык для выражения высших устремлений души... Но язык тот уже не имеет общих смыслов, и внешняя его имитация ничего никому не даёт.
Архитектура и поэзия, как две полярные области искусства ("сёстры тяжесть и нежность"), первыми гибнут в бездуховной атмосфере неолиберализма. Судьба других жанров также печальна, у них так же нет будущего в заволакивающей наш мир антикультуре. Встаёт вопрос: а есть ли будущее у самого неолиберализма?
Пожалуй, никогда прежде судьба искусства, умудрявшегося находить свою нишу в любой экономической формации и почти любой господствующей идеологии, не зависела так от текущей исторической жизни, как в нынешнем глобальном мире. Эта зависимость искусства от социальных процессов - может быть, самый сложный и самый открытый вопрос, смысл которого нам ещё совершенно неясен.
Ясно пока более менее одно: неолиберальной модели должна быть явлена альтернатива, если у человеческой культуры есть будущее. Не исключено, что эта альтернатива явится не из социальных объединений, а из разрозненных до поры и небольших лакун художественно-философских сообществ, ставших социальными микромоделями, живыми ростками будущего. Отсюда и сращивание социальных и культурных процессов, размывание границ между искусством и жизнью в различных интерактивных системах...
На печальном небосклоне будущего появляются редкие огоньки надежды. Им ещё далеко до всенародных всполыхов и величественных архитектурных форм. В разреженной атмосфере нашего времени они еле-еле горят. Но они уже горят... И потому время уже другое.