А было ли вначале слово?
Читая Анри Бергсона «Материя и память», наткнулся на интересное место, прямо относящееся к теме соотношения мышления и языка и вполне созвучное моему изначальному тезису о том, что язык для мышления не нужен. Бергсон вообще во многих отношениях очень близок к концепции мыследействий, и я в своей статье должен был бы на нем подробнее остановиться. Бергсон рассуждает о возникновении концептуального мышления и убедительно доказывает, что концептуальное мышление не связано с языком и вообще не является привилегией человека. Бергсон критикует традиционную точку зрения, согласно которой первоначальным предметом мышления являются индивидуальные объекты, а понятия о классах объектов (т.е. концепции) формируются в процессе развития «абстрактного» мышления и связаны со словами языка. Нет, говорит Бергсон, сначала было именно концептуальное мышление, а выделение индивидуальных предметов было результатом аналитического мышления, присущего человеку (так же как и анализ соотношения «объект – класс»). Суть в том, что именно концептуальное мышление является более примитивным и «грубым», чем выделение индивидуальных предметов.
Все становится ясно, если представить себе становление мышления по Бергсону, как эволюцию реакций на внешние воздействия. Начнем с амебы. Когда её мембрана наталкивается на кусочек пищи, она выпускает «щупальца», охватывает его и уносит в свое чрево. Никакого анализа съедобных частиц на подклассы, не говоря уже об их индивидуальности, в её действиях нет. Так же и всякие там безглазые гидры и губки – они хватают все, что движется. А вот пчела различает цвет и знает, на какой цветок ей лететь (по цвету). Это в чистом виде абстрактное мышление – пчела знает класс предметов (красные цветы); она формирует класс по признаку (красный). На индивидуальность цветов пчеле наплевать.
Перейдем к млекопитающим и представим себе взаимоотношения стада диких коз с тиграми или волками. Начинающий свой жизненный путь козленок усваивает из подражания, что при появлении волка все стадо дает деру. Но что значит «при появлении волка»? Какого волка? А любого! А то пока будешь разбирать, какой это волк, окажешься у него в зубах. Какая разница, какой там волк мелькает между кустами – вчерашний или новый. Знание волка у козы принципиально частичное и неполное – увидеть его лицом к лицу она сможет лишь один раз – последний. Это частичное знание и есть знание волка как класса, определяемого через характерный запах и внешние признаки. Козы не читают учебников биологии с красивыми фото и подробными рассказами, так что они собственно и не знают, что такое волк – лишь знают, что от него надо немедленно убегать. А вот если бы в козу пересадили человеческий мозг, она, наверное, стала бы анализировать волков по личностям….
Так почему же нам кажется, что мышление начинается с языком? Во-первых, потому, что до-языковое мышление в принципе не осознаваемо, так как о нем нельзя рассказать. Во-вторых, язык открывает невероятный простор обучению новым концепциям, включая такие, которые можно воспринять лишь в образовательном процессе. Через язык мы также осваиваем такие приемы обращения с концепциями, которым сами бы не научились. Язык становится важнейшим источником новых концепций, а также способом их приведения к «явному», осознаваемому виду.
Однако, язык никогда не является единственным источником понятий, классов и концепций. Язык для этого просто слишком ограничен. Человек, к примеру, выделяет намного больше типов лиц, чем может описать. Вспомним, как часто мы описываем лицо как «похоже на того-то», создавая тем самым не существующий в языке класс. Мы также различаем и запоминаем цветовые оттенки, для которых нет названий и можем выделять предметы, например архитектурные детали, названия которых нам неведомы. Вспомним, как часто мы характеризуем предметы как «такая штука», «ну такая маленькая плоская фигня» и т.п. Между тем эта «фигня» или «штука» есть абсолютно конкретный класс объектов, который мы четко зафиксировали в сознании, не имея никакого понятия о его названии. «Таких штук» могут быть сотни, и мы их все различаем.
Нечего и говорить о богатом мире оттенков действий, взглядов, взаимоотношений, в которых мы свободно ориентируемся, сталкиваясь со значительными трудностями при необходимости их словесного выражения и описания. А уж как трудно описывать словами чувства! Большинство из них «неописуемы» - но ведь мы их помним и различаем! И рассердиться, и влюбиться, и простить можно сотнями разных способов, для которых нет никаких словесных описаний, но в нашем опыте все это присутствует.
