А вокруг буржуазной собственности формируется буржуазный миропорядок со всеми своими плохими и хорошими чертами. Так что моё личное мнение – все останется по большому счету как есть с учетом естественной эволюции. Больше проектов не будет.
Так, это и есть главная догма неолиберализма: капитализм – последняя (читай: бесконечная) формация в истории человечества, то есть – способная к бесконечной эволюции, в отличие от предыдущих. Т.к. это в чистом виде догма (первичная аксиома веры), то спорить с уверовавшими в капитализм (и в буржуазную демократию) как в «конец истории» не имеет смысла. Однако Маркс усомнился в способности капитализма к бесконечному развитию, привёл весьма убедительные аргументы в пользу его конечности и поставил вопрос: а что дальше?
Этот вопрос табуирован не только в буржуазной идеологии западных демократий, но даже в экономической науке (не странно ли: табу в науке?) Но вопрос тем не менее существует, и аргументы Маркса в пользу конечности капитализма оправдывает сам ход жизни, и опровергнуть их можно исключительно заклинаниями, типа: «вопрос о том, что будет после капитализма, лишён всякого смысла, потому что не может быть ничего» или проще: «этого не может быть, потому что не может быть никогда».
Во всех европейских странах, где были крупные революции, они были один раз.
Вы имеете в виду буржуазные революции? И только ли через революцию человечество может переходить в другую формацию? Рабовладельческий строй сменился феодальным средневековьем не через революции. А вот революции, как и передел собственности, это как раз неотъемлемый атрибут капитализма. Передел рынков, вшитый в самую суть капитализма, и есть не что иное, как передел собственности. Колониальная система разве не была переделом собственности в колониях? И не переделом ли собственности были две мировые войны? И если бы не появление термоядерного оружия, эти войны неизбежно продолжались. А не переделом собственности был распад социалистического лагеря? И не идёт ли новый передел собственности на наших глазах? Его можно не замечать, конечно. Но ведь раскол элит в западном мире и экономические войны, начатые Трампом, не что иное, как передел собственности. И чем этот новый передел закончится – неизвестно...
Парадокс капитализма в том, что, объявив
священным право частной собственности, эта формация стала заложницей бесконечного передела собственности, идущего в разных формах, но непрерывно. Это действие даже не экономического, но нравственного, то есть высшего закона: если материальная собственность становится священной, она неизбежно порождает такой накал страстей вокруг себя, какой охладить можно только одним единственным способом – прекращением передачи её по наследству, то есть – обобществлением. И последнее не обязательно должно происходить революционным, насильственно-кровавым путём.
Так что сталинизм – это призрак, который призраком и останется.
Сталинизм никак не связан с переделом собственности, но исключительно – с чисткой элиты. Сталинизмом можно назвать и то, что делали Иван Грозный и Пётр Первый, – модернизация страны и властной верхушки жесточайшими методами из центра. Это не призрак, а неизбежная развилка, когда встаёт вопрос новой модернизации и приходит понимание, что сформировавшаяся элита к ней неспособна в принципе.
Есть ли другой путь модернизации, кроме сталинизма? Есть, разумеется. Но для этого должны созреть необходимые внутренние и внешние предпосылки. В условиях подготовки к войне – мягкая и спокойная (эволюционная) модернизация невозможна. Также она невозможна в той глобальной финансовой системе, в которую вписана сейчас Россия.
Трамп вот начал (жизнь заставила) проводить такую модернизацию (как Горбачёв, к слову, начавший с «ускорения» и т.п.) и столкнулся с возрастающим сопротивлением финансовой и бюрократической элиты, буквально на грани войны. Т.ч. «призрак сталинизма» сейчас по США бродит ощутимей, чем по России. В России он материализуется только в одном случае, если чистка элиты начнётся раньше, чем созреют предпосылки для более гуманного способа модернизации. И предпосылки эти должны созреть не столько в России, сколько в глобальной финансовой системе, всё более противоречащей национальным экономическим и политическим структурам.
Крах мировой финансовой системы неизбежно повлечёт за собою разрушение транснациональных корпораций, а это не что иное, как новый передел собственности. Спасёт ли он капитализм и даст ли ему новый потенциал для развития? Я не уверен, но поживём – увидим. А уверен я в одном: сложившаяся во второй половине 20-го века на Западе финансовая и экономическая модель, породившая тоталитарную идеологию неолиберализма и ставшая глобальной после падения СССР, несовместима с жизнью планеты Земля в целом и с духовной жизнью человечества в частности. Следовательно, эта модель, вся
построенная на ссудном проценте, осуждена высшим Законом, а не только экономическими, как считал Маркс, ставивший экономику на место телеологии.
А призраки фашизма и национал-социализма тоже останутся призраками или у них есть некоторый шанс материализоваться, если не изменится неолиберальная тенденция к расчеловечиванию личности и никакой иной альтернативной модели на момент разрушения глобальной системы не появится?
Единственный реальный вопрос – это возможность изменения формы власти после грядущего ухода Путина: есть возможность возникновения двухпартийной системы (наверху это уже обсуждалось, но решили что сейчас не время - монархия пока что более эффективна).
Далеко Путину до монарха... Это не монархия – а балансировка между властными группировками, своего рода – разводящий (другая суть совсем, другой статус, другие возможности и т.д.) Сталин и следующие за ним генсеки больше были похожи на монархов, но тоже не являлись ими, потому что в СССР были ликвидированы главные столпы монархии – передача власти по наследственному принципу и сословное разделение общества. Вот КНДР или Куба ближе к монархии, чем был СССР. Кстати, политические и финансовые династии в США по своей природе ближе к феодальной структуре, чем СССР.
А о двухпартийной системе – это совсем уже частный, косметический вопрос, ничего по сути не решающий. Настоящие (жизненно-значимые) вопросы совсем в другой плоскости лежат: что будет с миром и с Россией, когда начнёт рушиться глобальная финансовая система? Какая идеология придёт на смену обанкротившемуся неолиберализму? Насколько критичным будет падение жизненного уровня? Насколько критичными станут экологические проблемы? Насколько критичной станет для Европы миграция из Африки? И т.п.
От этих вопросов можно отмахиваться, конечно. Можно верить, что благополучие последних десятилетий в Европе пришло на века вечные и никакие глобальные кризисы его не испепелят. Собственно, так и ведёт себя вся западная экономическая наука. Но мне это кажется «научностью» команды Титаника, уверенной в его непотопляемости и потерявшей чувство реальности. Никаких бедствий я пророчить не хочу ни Европе, ни России, но вопрос о неизбежности столкновения с айсбергом (кризис гуманизма, крах неолиберализма, конец капитализма и т.п.) и о возможности другого исхода (иной модели, иной идеологии, иного политического и экономического устройства и т.п.) мне видится всё более актуальным.
Таким образом, вопрос о существовании «другого проекта», кроме буржуазного, для меня не теоретический. Я не вижу выхода внутри «буржуазного проекта» из того тупика, в который он привёл человеческую культуру и который уже реально угрожает не только духовной, но и физической жизни человека (и не только человека). Не вижу я выхода из сложившегося положения в этой модели. Считаю её обанкротившейся, пришедшей к окончательному упадку и вырождению, и не вижу ни единого шанса на её культурное, нравственное и духовное возрождение.
Следовательно, вопрос: какая модель или какие модели придут на смену нынешней? – для меня совсем не праздный. Если на этот вопрос я не найду ответа, то не имеет никакого смысла ничего, что я делал (кроме удовлетворения животных инстинктов) в этой жизни, то есть – жизнь потеряет смысл как таковая. Если я уверую в то, что «больше проектов не будет», это для меня приговор к пожизненному заключению в полной бессмысленности земного существования. Так что это не политический, не пропагандистский и даже не публицистический вопрос. По крайней мере, для меня.
Я уже не говорю о том, что идеи Розы Мира о золотом веке, культурном ренессансе человечества, его гармонии с Природой и глобальная ростовщическая система, которую мы только по инерции называем «буржуазной демократией», две вещи абсолютно несовместные, духовно и нравственно непримиримые.
