Самостоянье человека –
залог величия его
Строки, вынесенные в заголовок, взяты из пушкинского «белового варианта, переходящего в черновой». Необычная инверсия. Как же она возникла?. До предела выверенная афористичность чеканных строк поражает любого, кто впервые их услыхал, конечно, при условии, что слушатель проникся неподдельным пафосом вдохновенных строк. Но напрасно искать их в многочисленных сборниках стихотворений А.С.Пушкина. Это обстоятельство заставляет обратиться за разъяснением к черновикам поэта. В полном академическом издании Пушкина четверостишие, из которого взяты строки, выглядит так :
На них основано от века
По воле бога самого
Самостоянье человека,
Залог величия его.
Невольно возникает вопрос – на ком это "на них"? Остается предположить, что А.С.Пушкин хотел поместить это четверостишье в какое-то свое стихотворение. Из черновиков поэта выясняем, что таковое широко известно, написано в октябре 1830 года. Первая строфа его:
Два чувства дивно близки нам –
В них обретает сердце пищу –
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Сначала поэт готов был поместить рассматриваемое нами чеканно отделанное четверостишье после этого безупречного первого. Но он не делает этого, а беловой вариант парадоксально переходит в черновой и, после многочисленных, мучительно вызревавших вариантов, вместо него появилась другая строфа:
Животворящая святыня!
Земля была (б) без них мертва.
Как . . . . . . . . . . . . пустыня
И как алтарь без божества.
Казалось бы, вместо многоточия напрашивается вставить слово «оазис»
(Как без оазиса пустыня). Слово это не могло быть не знакомо Пушкину. Оно появилось в русском языке в конце 18 века. К тому же, поэту всегда доступны стихиалии, в том числе и стихиали пустынь. Известный всем с детства знаменитый «Анчар» весь пронизан стихиальным настроением. И, тем не менее, Пушкин оставляет многоточие. Тут, вероятно, не загадка незнания, а интенция безошибочного литературного вкуса поэта. Поговорка: «О вкусах не спорят» свидетельствует лишь о бессилии людей постичь феномен вкуса. А, между тем, «вкус» является одним из важнейших эстетических знаков, критериев восприятия вещи. Заметим также, что андреевские «стихиали» пронизаны не только мистическими аллюзиями. В личном опыте стихиали постигаются особой обострённостью нашего чувственного и духовного мировосприятия, в том числе развитостью эстетического вкуса.
Отрадно заметить, что не попавшее в основной корпус стихотворений поэта четверостишье обладает поразительно глубоким смыслом. Поэт впервые вводит в русский язык ключевое смыслообразующее слово
«самостояние». Обратившись к обширному четырехтомному изданию словаря языка Пушкина, с удивлением узнаем, что такого слова там нет. Этот словарь появился в годы «оттепели», но страх перед умершим деспотом и его приспешниками ещё не исчез. Может это обстоятельство сдерживало составителей словаря и они «не заметили» столь «огненное» слово? Слово это появилось только в дополнении к словарю языка Пушкина, изданном в 1982 году.
Поэт единственный раз применил слово «самостояние» в своем творчестве. Удивительно, что и после Пушкина никто из пишущей братии не расслышал это слово. Долгие годы умы писателей и публицистов занимали не столь возвышенные темы критического реализма, да и человека они высоко не ставили. Только в 20-ом веке это слово воскресло в работах Н.Бердяева, о чем я узнал только в годы перестройки. Такое слово было дано поэту вспышкой озарения именно по «воле Бога». Подобное заключение нетрудно сделать, если внимательно приглядеться к черновикам поэта, где слово «самостоянье» явилось одним из первых, а все другие окружающие слова много раз заменялись и давались с огромным творческим напряжением.
Замечательно, что в наше время слово «самостояние» наконец востребовано и вошло в арсенал понятий философской антропологии, особенно через работы выдающегося философа конца 20-го века В.С.Библера, ибо оно выражает фундаментальную мировоззренческую установку человека. На мой взгляд, слово это исполнено оптимистических, духоподъемных коннотаций в отношении человеческого предназначения, являясь «срединным» ответом на оппозицию: человек – «раб Божий» и человек – «мера всех вещей». Через это слово Божественная энергия и энергия человека не противопоставляются одна другой, но находятся в синергийном взаимодействии, причем абсолютная первичность Бога имплицитно утверждается первичностью сотворенной Им Природы. Обрести самостояние как подлинную независимость и устойчивость к социальным и межличностным воздействиям без синергийной Встречи человека с Богом мне представляется невозможным.
Слепое поклонение и жертвы не нужны Богу. Единственно верное отношение к Творцу побуждается ответной благодарностью к Нему за дар жизни. Это естественный отклик, сакральное движение человеческого сердца, ибо быть неблагодарным за дар творения есть худшее, что может содеять человек, «человек неблагодарный», то-есть пребывающий в безнадежной богооставленности. Самостояние энергично подвигает к сотворчеству с Богом, к той Божественной игре, Лиле, о которой столь ярко живописует восточная мудрость Веданты.
Самостояние манифестирует мощное противостояние, противление глобальным угрозам гибели человечества из-за собственного невежества, ущербности, эгоизма. Оно способно ограничить власть Эго, поможет найти действенные, конструктивные формы его обуздания. Если искать краеугольный камень, базис, на коем может выстраиваться воспитание человека будущего --
homo spiritualis, то этим камнем должно стать самостояние.
Только через самостояние человек обретает свою уникальность и реализует смысл собственного бытия. Только через самостояние человек сможет напрямую выйти на интуитивно-опытный путь личного Богообщения. Через самостояние происходит не только осияние человека светом Божественного величия, но и спасение. Ибо подлинное спасение состоит не столько в евангельской жертве Христа (спасение «задарма», из снисхождения к немощам и слабостям человеческой натуры), сколько в выработке самостояния каждым россиянином, каждым землянином. К такому умонастроению можно приблизиться посредством расширения собственного понимания
жизнеречения, т.е. усвоения потаенно укорененного, заблокированного в глубинах сознания знания жизни, которое требуется разблокировать, освободить, «расколдовать». Сегодня это «узкий путь», но он будет раздвигаться по мере роста числа
понимающих. А теперь вернемся к вопросу – почему поэт изъял рассматриваемое четверостишие из ранее задуманного варианта стихотворения? Слово «самостояние» относится к понятиям духовного ряда и потому не может быть основано на чувствах – понятиях душевного, сердечного ряда, если исходить из автономии души и духа. Различие между земным, эмоционально теплым, душевным составом существа человека и надмирным, духовным весьма существенно по качественному признаку: душа привязана ко всему посюстороннему, земному крепкими сердечными нитями, связано с анахатой. Дух человека соединяет посюстороннее с запредельным, горним миром через энергии, точнее, через синергийное взаимодействие тварной энергии человека с нетварной энергией Бога, здесь уже уровень седьмой чакры - сахасрары. Поэтому в приоритете значимостей главенство принадлежит духу, принадлежит самостоянию как производной духа. Именно это чутко уловил Пушкин.
Но как хочется, чтобы замечательное четверостишие обрело самостоятельную жизнь. Возьму на себя дерзание немного изменить первую строку четверостишия:
Всем нам завещано от века
По воле Бога самого
Самостоянье человека –
Залог величия его.
Сумеем зарядиться колоссальной энергией пушкинского слова – обретем силу Антея и сможем спасти Землю со всеми проблемами и заботами живущих на ней людей. Строки такого четверостишия можно вырезать в камне метровыми буквами и расположить на склоне какой-нибудь священной горы. Тогда Всевышний возликует, увидев и прочитав эти строки, обрадуется, что не зря Он даровал человеку свободу воли.
