Искусство слова
Воспоминание о небе. Стихи

0 Участников и 1 гость просматривают эту тему.

« #1 : 07 Июня 2012, 12:06:08 »
Земляничная поляна

Мне было от рожденья восемь лет,
Когда большими детскими глазами
Я видел яркий, золотистый свет,
Зелёный луг, украшенный цветами,

Шмелей, лесные травы без конца,
Цвет красных ягод, солнечные блики,
Улыбку мамы, ясный взгляд отца
И  чувствовал вкус спелой земляники...

Я шёл с отцом по узкой тропке вдаль...
Но незаметно пролетели годы,
И взрослой жизни опыт и печаль
Меня отгородили от природы.

Воспоминанья навевают грусть,
Но в сердце всё же теплится надежда:
Когда-нибудь я в детство вновь вернусь
И буду чист и радостен, как прежде...

Я вспоминаю золотистый свет,
Вкус земляники— и невольно плачу...
А на поляне светлых детских лет
Какой-то "новый русский" строит дачу.

Бомж

Дыша невыносимым перегаром,
Он на помойке роется в поту,
Чтоб отыскать средь битой стеклотары
Разбитую прекрасную мечту.

Казалось, жизнь еще не начиналась,
И много было в сердце свежих сил…
Но, потеряв раскаянье и жалость,
Он сердце, как котенка, утопил.

Как лампочка, душа перегорела—
Таков был чувств безудержных накал!
И раскрошилась мысль кусками мела—
Он ими в детстве небо рисовал.

Пропахли мысли городскою гарью…
Обычный бомж, обиженный судьбой,
«Имеет право» быть «дрожащей тварью»,
Но не имеет права быть собой.

А жизнь проходит глухо, безрассудно,
И для него в земном теченье дней
Быть и не быть одновременно— трудно…
Но выбрать «быть»  во много раз трудней.

Волк

Идёт охота на волков, идет охота…
В.Высоцкий


Бегу я по траве в конце большого дня.
Идёт, идёт в лесу облава на меня.

Я ранен. Но сейчас уже мне всё равно.
И логово моё разрушено давно.

Повсюду мельтешат кровавые флажки,
Изрешетили воздух пулями враги.

Волк волку человек! Я не могу забыть,
Что нынче жить с людьми— по-человечьи выть!

Молчание…
   Огнём пальнул в меня злодей.
Но может волк порою укрощать людей!

Но  легче жизнь прожить, чем поле пробежать,
Где алые флажки кругом горят опять…

А небеса легки, и горек запах трав…
Волчата! Где вы? Где?....
      Огонь!...Закат кровав...

К земле припасть. И свет
    вдохнуть большим глотком.
И раны облизать шершавым языком.

И что есть сил завыть под залпами огня:
«Волчата! Надо жить!
      Не мстите за меня!...»

* * *

Россия моя, Россия,
Дороги, поля, луга.
Идут на расстрел святые
Сквозь родину, сквозь века.
Идут, все держась за руки,
Поэты, рабы, цари.
Как много дано им муки!
И как им светло внутри!
Россия моя, Россия,
Ты любишь, ты веришь, ждешь,
Что вновь на поля сухие
Польет благодатный дождь,
Что павшие все восстанут,
Что зерна все прорастут…
Но капает кровь из раны,
И злобы натянут жгут.
И не сохранилось даже
Имен всех погибших зря.
Кто младше из них, кто старше,–
От нищего до царя,–
Решат голубика в роще
И светлый еловый лес,
И теплый весенний дождик,
И синий простор небес,
И все, кто в века лихие
Хранит нежный образ твой…
Россия моя, Россия,
Лишь в буре есть твой покой!

Письмо в военном музее


Я воевал. Я был убит в сраженье.
И все, что сохранилось от меня,–
одно письмо, что я писал в смятенье,
в землянке, у горящего огня…

Теперь письмо заключено в музее.
Душа лежит недвижно под стеклом,
Стоят подолгу люди перед нею,
не зная, что произошло потом…

А я теперь–никто, я–призрак, атом.
Не знал я на планете похорон.
Лишь память треугольником помятым
летит, летит сквозь глубину времен…

Жертвы лихолетья


Нам профессией стало – терпеть…
Остальному, увы, разучились.
И косила нас скука – не смерть.
В душах, как и за окнами,– стылость.

Но, устав от тревог и забот,
Мы сидели порой на привале,
И душа проступала, как пот,
И платком мы её вытирали.

Мы могли голодать, холодать,
На безденежье были в обиде,
Но мы грудь не могли раскопать,
Чтобы золото сердца увидеть.

Но, как десны ребенка, могилы
Припухали, чтоб позже из них
Проросла, свежей полная силы,
Мудрость, всех драгоценнее книг…

* * *

Где ты, где ты, свет мой Ярославна,
Где ты, благородная душа?
Слышал я твой голос многославный
В песнях ветра, в шуме камыша…

Я тебя искал в степях широких,
Я искал в пустынях да в песках,
Средь русалок, дев зеленооких,
Средь племен, затерянных в лесах.

Слышу я твой плач сквозь даль столетий,
Слышу голос, чистый и родной…
Свет мой Ярославна, где ты, где ты,
За какою каменной стеной?

Только ветер голос твой доносит,
Только вьюга песенно поет,
Будто кто-то о спасенье просит,
Будто плачет ночи напролет…

Ожидание весны


Весна приходит не по расписанью,
А позже, словно школьник на урок.
Лежит сегодня снег на крышах зданий
И на асфальте городских дорог.

Но всё-таки, следя за снегопадом,
Недолго мне осталось тосковать:
Весна, как воин, спряталась в засаде,
Чтоб зиму на заре атаковать.

И верю я: наступит время скоро,
Когда, устав от войн, тревог, атак,
Зима весне пошлёт парламентёров
И выбросит метели белый флаг.

* * *

Я нашел себе труд—этот город
Изучать, как словарь незнакомый,
Погружаясь в глубокие споры
У дверей мирно спящего дома.

Алфавита дорожного строй,
Фразы улиц, домов запятые,
Многоточие после России—
И пробел между мной и землей…

Кто живет здесь? Не знает сосед…
Отчуждение выжгло до донца
Всем сердца лишь за несколько лет
В этой третьей квартире от Солнца!

* * *

Ты знаешь? Ты помнишь? Мы видели это:
Как в тигле, волшебные плавились звезды,
по кругу летели над нами планеты,
и свеж был надземный разреженный воздух…

И мир на глазах у нас снова рождался,
сверкающий, трепетный, чистый, огромный,
и тот, кто вращал небеса, нас касался
руками своими, неведомый, темный.

Как было все это? Хотелось и нам бы
веками так жить, среди звездного света…
Но после зажглись в планетарии лампы
и вышли мы, выбросив в мусор билеты.

Задворки детства

Задворки детства. Знаешь, это просто–
вернуться в детство бабочкой, цветком…
Там нет ни боли, ни боязни роста.
И Жизнь идёт по лужам босиком.

Захламлен двор. Под небом белым-белым
Развешено бельё. Котёнок спит.
Арбузной коркой детство захрустело,
арбузной коркой радуга стоит.

А из окна отец всё кличет сына…
И ты бежишь к нему. И дни тихи…
А белый лист бумаги выгнул спину
и знает, что вот-вот пойдут стихи.

К вопросу о классификации птиц

Я что-то в жизни не учел,
а может быть, не понял:
взлетал я к небу, как орел…
А счастье–проворонил.

* * *

Мне счастьем стала страшная беда,
вина, которой нету тяжелее:
чем больше я сгораю от стыда,
тем людям, что вокруг меня, теплее…

Ночь на озере

Небо черно, словно шкурка крота,
звёзды подобны росинкам на шерстке.
Озеро тихо. Кругом – темнота,
только в воде звёзд рассыпана горстка.

Слышно, как где-то протяжно и тонко
песню последнюю спел соловей.
Ветер, как мягкая лапа котенка,
нежно касается кожи моей…

Тлеет луна закоптелым огарком,
веет покоем от стынущих вод…
Грудью малиновки, алой и яркой,
солнце над озером завтра блеснет!

Голоса вещей

Вчера я видел сон,– возможно, вещий.
Я задремал за письменным столом,
и мне приснилось, что простые вещи
беседуют на языке своём.

Расставшись на блестящем циферблате,
две стрелки на часах тоскуют врозь
и шепчут: "Мы ни в чём не виноваты,
но разошлись надолго и всерьёз".

А зеркало, ослепшее от пыли,
направив в пустоту незрячий взгляд,
вздыхает тихо: "Обо мне забыли!
Куда мои хозяева глядят?"

А карандаш– моей руки опора,
надёжная, как посох,– говорит:
"Устал я от трудов твоих и споров!
Скажи, когда мне отдых предстоит?"

Магнитофон кассетой подавился
и что-то неразборчиво мычит...
Какой мне странный сон вчера приснился!
Кто мне его сегодня объяснит?

Казалось, вещи смотрят с укоризной,
тяжёлую испытывая грусть...
Пусть всё смешалось на столе, как в жизни–
исправить беспорядок я ленюсь!

Боль Истории

Я не мученик, не апостол я,
мне дана только пара строк,
чтобы фразой своей неброскою
то пропеть, что шепнул мне Бог.

Кровью Авеля, болью Каина
и Адама земным грехом
брежу я и не жду, что нечаянно
разрешится тоска стихом.

Пусть давно забыл свое горе я,
пусть столетьям потерян счёт,–
кровь Истории, боль Истории
в моих жилах течёт, течёт.

Летела пуля


Летела пуля… Сквозь огонь, сквозь битву
она промчалась, зла и горяча,
Земля горела, древнюю молитву
губами опаленными шепча.

И Вечность, словно пуля, вдруг врывалась
в живую и трепещущую плоть–
и мрак. И смерть. И жизнь бойца кончалась.
И слезы тучей утирал Господь…

Хотели жить мы жизнью настоящей–
и вот она! И вот он, вечный бой,
где люди кровью умывались чаще,
чем чистой родниковою водой…

А пуля мчалась… Пуля, хоть и дура,
умнее тех, кто выпустил ее.
Когда Весну мы осаждали штурмом,
она свершала торжество своё…

И пуля, что направлена в поэта,
чтобы его убить наверняка,
от песни отскочила рикошетом
и полетела грозно сквозь века…

Летела пуля сквозь века, нетленна.
Ей непонятно наше бытиё…
Земля-дробина в глубине Вселенной
летит, кружась… И где же–цель её?

Воспоминание о небе


В те дни, когда не загорались звёзды
и ангелы Землёй играли в мяч,
ножи травы не разрубали воздух,
когда не мог звучать ни смех, ни плач
и не было зимы, весны и лета,
ни холода, ни влаги, ни тепла,—
на бесконечном ясном Божьем свете
Любовь уже была!

Любовь была. Она росой слетала
с небес. Ей улыбалась высота.
Она плыла на облаке, сияла,
нетленна, благородна и чиста.
Она поила корни, ветви, травы,
под землю уходила на века,
чтоб возродиться вновь в листве дубравы
иль в венчике душистого цветка.

И я любил. Я был в живом потоке,
текущем меж блистающих светил;
в нём ты жила, в нём жили даже строки,
что я тебе сегодня посвятил.
И мы с тобой в порыве к идеалу
сгорали, непреклонные, дотла,
чтобы сказать: мы жили. Мы дышали.
Была любовь. И ненависть была.

И жизнь текла. Душа не виновата,
что время обмануло нас хитро.
Сжимали мои руки меч солдата,
плуг пахаря, крест, ладанку, перо.

И каждый раз, когда, слепой и грубый,
сжигаемый немолкнущим огнём,
я целовал твои живые губы,
я вспоминал о чём-то неземном.
И, если в этой жизни через годы
устану я от суеты земной,—
в твою любовь войду я, словно в воду,
и пусть она сомкнётся надо мной!

* * *

Ты в жизнь мою проникла без возврата:
Ты зимним снегом падаешь с небес,
Тобой осыпан, словно снежной ватой,
Завороженный новогодний лес.

Твои глаза с небесного экрана
Глядят во тьму сквозь туч тяжелых дым…
И даже капли, падая из крана,
Средь ночи плачут голосом твоим.

Национальный гимн леса

Мы — граждане леса, берёзы и ели.
К зиме мы готовы
и ждём наступленья январских метелей,
тяжёлых, суровых.

Мы платим налог золотою листвой,
колышемся мерно.
Мы все — ветераны, мы приняли бой
фронтов атмосферных.

Разведчики солнца, не ждём мы наград
в сраженье суровом,
и снег, словно белый большой маскхалат,
наденем мы снова.

Мы выстоим твёрдо под снегом седым,
страданье приемля.
И чёрные ногти корней мы вонзим
в замёрзшую землю.

А после зимы — быть весны торжеству!
Лес станет зелёным,
и снова мы к небу поднимем листву,
как будто знамёна!

Чувства чайника

Чайник поет словно бедуин

огонь на газовой конфорке
признается в любви
воде

вода потрясенная внезапным признанием
встает клубами пара

вот она, любовь:

сначала – внезапная вспышка
затем– много шума из ничего
и в конце–все испаряется

Что такое война

Война–это не только свист пуль
не только гром канонады
не только разрушенные города
война–это обмен
обручального кольца
подаренного погибшим мужем
на буханку хлеба

Признание в любви

Ты – мой далекий путь
В котором любая усталость
Переходит в бодрость
Любая потеря
Переходит в приобретение
Любой поворот
Есть поворот к себе
А любое слово
Есть признание в любви

Что такое счастье


Когда он был ребенком,
Мама заставляла его
Чистить зубы
Утром и вечером
Что ему ужасно не нравилось

Он вырос
Повзрослел
Затем состарился

Зубы сгнили и выпали
Он понял:
Это и называется счастьем

Цикл хокку


Смятый бумажный цветок.
Мох на расколотом пне…
Ряд завершит седина.

Куст сирени,
Зачем ты цветешь в глуши?
Тебя никто не видит…

Весна ушла,
Не спросив разрешенья
Ни у кого…

Песок вытекает сквозь пальцы.
Слеза вытекает сквозь ресницы.
Жизнь вытекает сквозь сердце…

Я Солнце прибил бы
гвоздями к вечернему небу–
закат, не кончайся!

Ночь зимняя в поле.
Скукожился месяц на небе–
дружок, ты продрог?

Цветы поклонились,
когда я по саду прошёл–
что, спутали с кем-то?...


« #2 : 09 Июня 2012, 10:13:57 »
Воспоминание о небе
Очень сильное стихотворение. Недаром, наверное, и всю подборку автор назвал по имени этой пьесы.

Земляничная поляна, "Я нашел себе труд—этот город...",  Боль Истории, Летела пуля, "Ты в жизнь мою проникла без возврата", Что такое война.
Очень хорошо, на мой взгляд.

А вообще: радует, что все без исключения стихи написаны добротно, без стилистических ляпов. Это, увы, теперь редкость среди сотен пишущих стихи в Сети.
Спасибо, Андрей.

__________________________________________
Преображение хаоса в космос – это и есть культура.
"Дикой Америке" интернета нужны свои пионеры, свои безумные мечтатели.
Ярослав Таран
«Последнее редактирование: 09 Июня 2012, 10:21:26, Ярослав»

« #3 : 28 Июня 2012, 07:35:21 »
Чем сохранится душа


Песня

Мои дворцы, угодья и поля,
Моей души сокровища и клады,
Стихов непобедимые армады,
Войска и замки, вся моя земля, –

Мои леса, чащобы и скиты,
Волшба, туманы, тайны без разгадки,
Звериный вой, тропинки, сумрак сладкий,
Стоцветные оттенки темноты, –

Моя скупая злая нищета,
Тряпье на теле, пыль, и прах, и глина,
С которыми земная плоть едина,
И жизнь, и смерть, и свет, и темнота,–

Все это – ты. И я тебе служу,
Как верный пес, как воин, как волшебник,
Тобой распят я на кресте священном,
Тобой воскрес, в твой рай я восхожу.

Но это все сгорает, словно прах,
Когда ко мне по лестнице из дома
Через ступень бежишь, судьбой ведома,
И я все забываю, счастья кроме,
Твою ладонь держа в своих руках…
…Как это мне, как это всем знакомо
Во всех мгновеньях, днях, годах, веках.


* * *

Сроки приходят, вскрываются реки,
И прорастает трава.
Каждой весною душа в человеке
Лишь пустяками жива.

Росчерк пера на бумаге старинной,
Кисти высокой мазок…
Все будет стерто рукою невинной,
Только приблизится срок.

Что сохраняется, что исчезает,
Чем выживает душа?
Ветер в саду. Дальний крик птичьей стаи.
Линии карандаша.

Все мы танцуем, ликуем, играем,
Чтоб раствориться во мгле…
Что сохранится? Тропинка сырая.
Контур дождя на стекле.

Так что лети, исчезай в круговерти,
Но не склоняй головы
В танце листвы между жизнью и смертью,
В танце осенней листвы.

Все так непрочно, разрушены вехи,
Тропки к бессмертью тихи…
Лишь пустяки остаются навеки:
Ветер, листва и стихи.


Ты

Ты одинока, холодна и зла.
Не веришь ты ни в счастье, ни в удачу.
Ты бросила учебу и дела
И впроголодь давно живешь, не плача.

С отцом своим ты лаешься всю жизнь.
Ты носишь только черную одежду.
Ни к счастью, ни к беде не ищешь виз,
А без билета – без земной надежды –

Спешишь в мечту воздушную свою,
Где рыцари мечи в боях ломают,
И веришь: лишь разбойники в раю
Всю силу правды сердцем обретают.

Ты слушаешь на плейере «хард-рок»,
И музыка – не кровь – течет по жилам.
Судьба давала нам тепла урок –
Ты на урок успеть была не в силах.

Пьешь энергетик с привкусом вины
И спишь с любым, чье сердце горше неба.
Прожилки на руках твоих видны –
Ты их обводишь синим. Ты нелепа,

Горька, дерзка, бессмысленна и зла,
И для мужчины ты была б обузой…
И никому, кто в жизни ждет тепла,
Любимой быть не можешь…
Только – Музой!


Идеалист ХХI века

Пусть мечты – мишура, пусть душа – это дым,
Пусть чудес не осталось на свете, –
Я назначу тебя идеалом своим…
Только как ты оплатишь мне это?



* * *

Ночью на шторах качаются пятна
Света космических звезд…
Все мимолетно, и все безвозвратно.
Этот закон очень прост.

Все очень просто, поверьте, поймите, –
Падают слезы с ресниц,
Их не вернешь в быстром беге событий,
Как улетающих птиц.

Мчатся планеты в космическом танце,
Мчатся снежинки в окне, –
Так же и нам должно вечно скитаться
Искрами в терпком вине.

Но отчего-то, зачем-то, зачем-то
Снятся нам сны о тепле,
ангелы контур бессмертия чертят
на небосводе, во мгле.

Время течет, возвращается ветер
Звездный на круги своя…
Ведь для чего-то живем мы на свете,
Братья, отцы, сыновья!

Ведь для чего-то снега снова тают,
Мчатся кометы сквозь тьму!
Если нам звезды сердца зажигают –
То это нужно!
Кому???


* * *

Как важно знать, как важно догадаться,
Что будет там, за гранью жизни этой.
…Там будет снег слетать с ветвей акаций,
Таких зеленых, радостных и светлых.

Там будет осень ранняя чудачить,
То в белизну, то в зелень наряжаясь…
И, может, кто-то невпопад заплачет,
И, может быть, пробудит в ком-то жалость.

А кто-то крикнет: – Не хочу прощаться!–
Но только сад, осенний сад, услышит
Его слова, и будет ветвь качаться,
Махать прощально – тише, тише, тише…

И это все – вдали, за тонкой гранью
Улыбки, всепрощенья и прощанья.
И это все – одно воспоминанье
О будущем, что шепчет: «До свиданья!»

И это все – без нотки укоризны,
Когда душа звучит светло и мерно.
И это все – прощанье с милой жизнью,
И это все – любовь.
Любовь бессмертна.


Предчувствие солдата 41-го года
(стихи, пришедшие во сне)


Это зарево средь беспросветной ночи
Помни, помни – но только, прошу я, молчи!
Эти крики детей, эти взрывы гранат,
Эти раны солдат, эту кровь, этот ад –
Помни, помни: все это вернется опять.
Будут звезды во мгле над страною сиять,
Освещать смерть бойцов, славу их освящать.
Это будет еще, – и пожар, и война,
Мрак и голод, и хватит на все времена
Крови, боли, что скоро поглотит меня,
И огня, опалившего души огня.
И все взвесит Господь на двух чашах весов –
Пламя, холод снегов, лай взбесившихся псов,
Кровь врагов – и мою непролитую кровь,
И стихи, и любовь, золотую любовь.
Что же будет сильней, перевесит войну, –
Пули, танки, ракеты, что метят в весну,
Или первый листок на апрельском кусте,
Иль слезинка любви, или луч в темноте?
Я не знаю. Но все на весы я отдам, –
Плоть и кровь, стих и сердце, молитву и храм,
И, я знаю, найдет, непременно найдет
Мое сердце награда с небесных высот.
Чтобы вечно мне жить, я хочу умереть
И слепыми глазами на небо смотреть.
Где бы ни был я, знаю, – на черном ветру
Пошатнусь, упаду и навеки умру.
Будут ели ветвями во мраке махать,
Будет снег с черных веток на тело слетать,
И я буду слепыми глазами, без век,
Бесконечно смотреть на искрящийся снег.


* * *

Когда все небеса свернулись,
Как молоко, как молоко,
Когда душа моя проснулась
от кущ небесных далеко,
когда стихи, как капли пота,
стекли с измученного лба,
– Спаси меня, спаси, работа,
спаси, тяжелая судьба! –
я повторял, как заклинанье,
как наговор, как приговор,
и с грузом вечного страданья
скрывался в сумерках, как вор.
И все житейские заботы,
Земная сутолка, борьба
Меня спасали от чего-то,
что хуже, злее, чем судьба
Иуды, Каина, убийцы,
И я молюсь: меня спаси,
Мой труд, мой горб, от доли – злиться
На тех, кто жив на небеси,
Спаси меня от этой ломки,
От доли – без огня гореть…
Я за строку, как за соломку,
Хватаюсь, чтобы уцелеть!


Победивший гладиатор

Арена широка. На ней на трупе друга
Стоит усталый раб… Толпа вокруг шумит.
– Свободу палачу! Он вынес без испуга
Борьбу за жизнь и смерть! Он будет знаменит!

– Свободу палачу!... Замкнулся в круг арены
Весь жизненный маршрут… Круг давит, как петля…
И кровь шумит в висках, вздуваются все вены…
Как небо высоко!... И как мерзка земля…

Смерть стала для людей искусством и забавой,
А он – артист. Злодей, убийца – и артист…
Как хочет он сейчас, чтоб вместо криков: «Слава!»
Услышал ропот он, насмешки, хохот, свист…

Он дрался на виду у зала, слыша рокот
Толпы, что говорил: «Будь сильным – иль умри!»
Он – сильный. Он – погиб. Он ждет скончанья срока
Своих безбожных дней… И сердце все горит…

Он будет жить еще. Он плачет и смеется –
И смех его – судьбе слепой противовес…
Но смерть есть зло для тех, кто в жизни остается,
И лишь затем – для тех, кто умер и исчез…

А он бежать хотел – к возлюбленной отчизне…
А он мечтал, мечтал о сыне, об отце…
Вся жизнь есть бег от смерти. Смерть есть бег от жизни.
То, от чего бежим, встречает нас в конце…

И мы бежим, бежим, бежим – в самозабвенье,
Но всюду и везде мы видим лишь одно:
Тот счастлив, кто убит, кто честно пал в сраженье.
А тот, кто победил, – несчастен все равно…

Комедия, пустяк – лишь жизнь и смерть от скуки.
Потеха для толпы – спор сердца и судьбы!
И вновь, и вновь в крови от слез отмыты руки.
И вновь, и вновь рабы бессильны и слепы.

И мир летит, летит в извечной круговерти,
Среди светил, планет кометой мчится честь…
Быть может, смерть нужна, чтоб верить нам в бессмертье?
Быть может, боль нужна, чтоб верить: счастье – есть!

Он понял наконец: он – раб жестокой власти.
Судьба его нужна, чтоб чей-то вызвать смех…
Смерть учит жизни нас, а горе учит счастью…
Но мы не любим тех, кто учит строже всех.


* * *

Как горько жить! Как больно это видеть –
Торговлю жизнью, смертью и душой,
Добро, что озверело от обиды,
Кровь из глазниц моей страны большой,

И разум, пристыженный и неловкий,
Виною опьяненный без вина,
И мудрость, что подобна мышеловке,
И совесть, что в аренду отдана,

И мертвых, что за честь живых восстали,
Живых, что заключили души в гроб,
И радость, ядовитее печали,
И мысль, что, как клеймо, легла на лоб…

Все эти беды, что случились с нами, –
Всю эту блажь, разбои, беспредел,–
Не мог я видеть слабыми глазами,
Да слепотой чужой навек прозрел.


* * *

Солнце летит по вселенной по кругу.
Круг совершает Земля.
Странник идет по просторам сквозь вьюгу.
Снег заметает поля.

Странник идет шаг за шагом упорно,
Ветер в лицо ему бьет…
Все мы падем в эту землю, как зерна,
Все, – лишь настанет черед.

Но в одиноких заснеженных кельях
Свечи чуть видно горят,
Есть в сердце горе, но есть и веселье,
Есть где-то рай, где-то – ад.

Строки выводит перо в пальцах тонких,
Пишет: «Пора, друг, пора!»…
Все человечество – предки, потомки –
Каплей слетает с пера.

В капле чернил – целый мир, и отвага
В нем поселилась навек…
Только перо вновь бредет по бумаге,
Как тихий странник – сквозь снег.


* * *

Поэт – он как водопроводный кран:
Он то горяч, то холоден, то жарок.
Дар управлять им только Музе дан,
Но и для Музы это – не подарок.

Попробуй справься, коль стихи бегут,
Как влага хлещет, мощною струею…
Для этого нужны то там, то тут
Сантехники с критической душою!


* * *

Откуда к нам пришла весна,
Ни я не знаю, ни пророки.
Она – как Божия блесна,
Что сброшена к нам с туч высоких.

На ней – обрывки светлых строк…
Но мы, ловя блесну, не знаем,
Что, словно рыб, нас ловит Бог
В аквариум, что назван – раем.


Дворник

Весна пришла. Снега повсюду тают.
Весь мир в порядок привести пора!
И дворник вновь Россию подметает
И зиму выметает со двора.

А если взглянет вверх он средь работы,
Увидит в грязных тучах небосвод,
То на метле он, как на самолете,
Взлетит и наше небо подметет!

Но, вопреки надежде и тревоге,
К земле придавлен тяжестью труда,
Он смотрит только вниз, под наши ноги,
А вверх, увы, не взглянет никогда…


Что можно и что нельзя

Написать можно книгу без текста,
Можно музыкой сделать вытье.
Можно вывезти душу на экспорт,
Только вряд ли кто купит ее.

Можно цепи сменить на оковы,
Можно даже легко, невзначай,
Русским блохам приделать подковы
(у подков производство – Китай).

Можно сделать природу отелем
И за деньги приезжим сдавать.
Можно голову Нике приделать
И свою от любви потерять.

Можно к Солнцу построить дорогу
Сквозь преграды планетных орбит.
Можно даже клонировать Бога,
Но за это Он будет сердит.

Можно жить, не дыша и не видя,
Можно жить, не имея души,
Можно жить в тесноте и в обиде,
Но нельзя без любви нам прожить!


* * *

Я знаю, что когда-нибудь уйду
Туда, где нет ни зрения, ни слуха,
Где только чистоту Святого Духа
Добуду я из сердца, как руду.

Но я живу. Я все-таки живу.
И я вдыхаю терпкий вешний воздух,
Я вижу вас, серебряные звезды,
Люблю, мечтаю, грежу наяву.

И все-таки течет в моей крови
Живая струйка Божиих мелодий,
И я клянусь, клянусь при всем народе,
Что все напевы эти – о любви,

И что любовь встает ночной волной
В моей душе, растерянной и слабой,
Что в ней живет мечта о вечной славе,
О подвиге и доблести земной.

Любовь идет. Идет, идет прилив,
В котором тонут все земные свары,
Он может быть наградой или карой,
Но только им я волен, славен, жив.

Я верю всем его живым словам,
Звезду в конце поставив, словно точку,
И я умру, не попросив отсрочки,
Чтоб без отсрочки возвратиться к вам.


* * *

Я знаю, что такое боль и страх.
Я знаю, что такое смерть и горе.
Я знаю, как ломаются в руках,
Как спички, строки, что с природой спорят.

Но некий свет по-прежнему горит
Над каждым, кто несчастен и обманут,
И вкус падений, бедствий и обид
Манит меня, и в сердце плачет рана…

Я устремляюсь в призрачную даль,
Где долго не найдут покоя люди,
Ведь если я забуду про печаль,
То счастье тоже про меня забудет.


* * *

Мой голос был живым, веселым, гулким,
Мои стихи – печальными, как тень.
И смерть я нес, как шляпу, на прогулке,
Надев ее с насмешкой набекрень.

Быть может, так и надо мне, поэту, –
Идти легко, прогнав любой испуг…
Но только снял с волос я шляпу эту – 
И стало видно: поседел я вдруг.


* * *

–  Земная жизнь – прозренья, смех и слезы,
Дороги без начала и конца,
Любовь, беда, весны бессмертной грозы
И нежный свет любимого лица –
Кровоточат, как сердце птицы пленной,
Как боль души, прикованной к вселенной,
И в небе пустоту находит взор,
И падает звезда в немой простор.
– Да, это все – не ложь. Проходят весны,
Душа не видит родственных сердец.
Но смерть, как жизнь, сметется силой грозной,
Небытию, как жизни, есть конец.
И разум, беспристрастный и глубокий,
Отметит все и все благословит –
И боль, и свет, и звук строки высокой,
И ветвь, и плод, и пепел, и гранит.

«Последнее редактирование: 12 Июля 2012, 01:03:03, ВОЗ»


 
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика