Вихри враждебные… Пришедшие на собрание кружка ордонистов не спеша рассаживались на жесткие стулья, стоящие в три ряда, по четыре в каждом. Стулья занимали половину небольшой полутемной комнаты. В другой ее половине, на некотором расстоянии от рядов, стоял продолговатый стол, покрытый серой скатертью, с задвинутыми тремя стульями, – для ведущих собрание. По периметру скатерти следовал вышитый повторяющийся рисунок. Ветка с алой розой. Несмотря на заметное старание неизвестной мастерицы добиться сходства с живым оригиналом, ей это так и не удалось. Выглядел рисунок как сошедший со старинных лубочных картин. Но более всего почему-то обращали на себя внимание острые шипы на ветках. Любой, взглянувший на них, начинал елозить по стулу, будто бы эти шипы вот-вот вонзятся ему в это самое место, предназначенное для сидения. И, само собой, такая перспектива никого не могла оставить равнодушным. На обеих стенах комнаты, наспех превращенной в некое подобие зала для заседаний, слева и справа, висело по одному плакату-растяжке. Надпись на одном из них гласила: «Не позволим ревизионерам разных мастей исказить чистоту Учения». На другой растяжке всех вдохновлял жизнеутверждающий лозунг: «Мы придем к победе ордонизма, потому что оно верно». Пока ждали появления президиума, каждый из присутствовавших периодически обращал свой взор на эти плакаты, будто пытаясь еще и еще раз постичь глубину мысли, выплеснувшуюся на полотно.
Наконец откуда-то сбоку появились члены президиума – двое мужчин и одна женщина. Они быстро проследовали к столу и заняли свои места. На стул в центре сел мужчина в классическом строгом костюме, звали его Брат Павел. В кружке он был ответственным за объективную калькуляцию персональных успехов в развитии теории и практики ордонизма. И именно того его направления, к которому принадлежал он сам. А также отвечал за сохранение исторической правды об истоках ордонистского движения. И правда эта, кто бы мог сомневаться, была у него однозначна. И успехи, по странному стечению обстоятельств, водились только у его сторонников, и ни какие-нибудь, а значительные. Справа от него расположился мужчина в спортивных брюках и белой футболке. Всем он был известен как Дионис Соглядатай. Он слыл знатоком греческого алфавита, чем был весьма горд. Слева от Брата Павла присела женщина. В разное время называли её по-разному. С недавних пор за ней закрепилось имя Голландская Дева, что было воспринято ей с благосклонностью. В покрое костюма женщины легко улавливались японские мотивы, и напоминал он одежду для восточных единоборств. Самым экзотическим аксессуаром ее костюма был меч, вложенный в ножны и прикрепленный сбоку к широкому поясу. Но так как к этой ее странности все уже давно привыкли, то никто, кроме одного-двух новичков, не обратил на это внимания. Лица членов президиума были строги, даже суровы. Но диссонанс их одеяний, которого они как будто не замечали, вызывал у окружающих улыбку. Редкими аплодисментами сидящие в рядах стимулировали ведущего начинать действо.
– Мы пригласили Вас на внеочередное 2013-е заседание Орг-Совета нашего ордонистского движения, – заговорил Брат Павел, – по поводу и в связи с новыми нелицеприятными высказываниями известного Вам еретика из Северной Пальмиры. Имя его называть вслух у меня даже язык не поворачивается. Данный, не ведающий что творит Имярек, продолжает порочить великие идеи Ордонизма, передовым отрядом которого мы с Вами являемся. Не дают ему покоя не только наше неоспоримое идейное превосходство, залогом которого является неотступное следование каждой букве, запятой и другим знакам препинания Учения, обозначившего магистральные пути в будущее. Не только наши успехи в практике строительства интеррелигии Итога, где самой главной компонентой этого самого строительства является терпеливое ожидание результатов битвы Добра и Зла в иноматериальных сферах. Но и тот факт, что приоритет в наименовании нашего движения принадлежит не кому-нибудь, а нашему же сподвижнику Дионису Соглядатаю. Можно сказать, продолжателю дела Гомера в новых условиях, – с пафосом выдохнул оратор. При этих словах он сделал паузу и посмотрел на рядом сидящего. Тот, в свою очередь, приосанился, а голова его, до того момента совершавшая ритмические наклоны вперед в такт словам, горделиво застыла. Будто он позировал невидимому скульптору, увековечивающему его в монументальном шедевре. Докладчик уже собрался было продолжить, но тут обратил внимание, что все взгляды, вместо того чтобы одаривать вниманием живого классика, устремлены на Голландскую Деву, сидевшую по правую руку от него. Он также посмотрел в ее сторону и тут же осекся.
Нервный тик перекосил ее лицо, покрывшееся красными пятнами, губы вздрагивали. Не в силах сдержать нервное возбуждение, она, оттолкнув стул, вскочила, выхватила из ножен меч и, издавая гортанные звуки, начала размахивать им, поражая невидимого противника. При этом она выделывала такие замысловатые па, что, глядя на эту картину, все зрители дивились истовости этого «танца». Наконец, минуты через две, утомившись, она опустилась на свой стул, судорожно сжимая рукоять меча и продолжая еще некоторое время издавать нечленораздельные звуки:
– Мой м-ра-за-мирческий меч э-э…
А еще через минуту, окончательно обессилив, замерла в ступоре, уставившись неподвижным взглядом в одну точку. И хотя всем послышалось слово маразматический, каждый из присутствовавших сделал вид, что ничего не понял и что вообще ничего необычного не произошло. Но по безнадежному взмаху руки и выражению лица ведущего собранию стало понятно, что запланированная пламенная речь, в которой предполагалось заклеймить наймитов вражеских станов, и порученная Голландской Деве, отменяется. Ожидать от нее чего-то осмысленного в ближайшие двадцать четыре часа не приходилось. Достаточно того, что не понадобились крепкие санитары в белых халатах и смирительная рубашка.
– Вот до чего довел неугомонный еретик нашу рыцарш…, подвижника духа, – с заминкой закончил фразу Брат Павел, вовремя сообразив, что рыцарей женского рода не бывает. Тут поднял руку Максимус Бес-Сандальный, до того момента скромно сидевший на крайнем стуле первого ряда, как самый что ни на есть рядовой ордонист. Это означало, что он просит слово. И не ожидая разрешения, заговорил:
– Всё зло от всяких культурологов, поэтов, философов и прочих астенических типов, – с безапелляционной самоуверенностью начал предводитель. – Мнят из себя незаурядных…
– Правильно, правильно, – раздался юношеский голос из заднего ряда. – Надо в уставе прописать, чтобы никакой отсебятины, все должно быть заурядно. Нет, надо сформулировать еще категоричнее. Да здравствует серая, как скатерть стола президиума, заурядность.
– Такое удовольствие мы пока себе позволить не можем, – прервал Максимус Бес-Сандальный юношу. – Вот построим ордонизм, перевоспитаем астеников всяческих толков в духе равенства и невылезания вперед батьки, вот тогда можно будет почивать на лаврах серой заурядности. А пока…
В комнате все загалдели, каждый говорил, не слушая никого. Все пошло не по заранее продуманному сценарию. И вскоре все разошлись.
19.10.13
