Дорогая КАРР!
Читать Ваши мемуары было очень приятно. Описанная в них женская личность глубоко симпатична. Она привлекает, обволакивает, проникает в поры, становится близкой и отчасти понятной. Кроме того, просто помогает прочувствовать психологию ментально и биологически отличного существа другого пола. Особенно школьные переживания своей неполноценности, явно неоправданные и, может быть, даже утрированные. Неведомое лично мне (интроверту) острое ощущение постоянной связи с окружающими и сильные переживания по поводу того, как на тебя смотрят. Женские переживания влюбленности, очевидно отличающиеся от мужских. Так как я не могу влюбиться в мужчину, для меня это загадка – ясности все равно нет.
Возникла гипотеза о происхождении псевдонима КАРР. Видимо, Вы всегда ощущали себя особым странным неуклюжим существом. В «Чебурашке» это трактовано в духе смирения, надежды и доброты «я был когда-то странной, игрушкой безымянной ...» У Вас скорее противоположная реакция: вызов, протест, желание громко каркнуть, заявить о себе хоть как-то без особой надежды самоутвердиться в чем-то общепризнанно позитивном. В этом КАРР – сложная смесь разнородных и взаимно противоречащих компонент, в известной мере склеившихся в маску, в театр. Возможно, это настроение стимулировало Вас писать, но по отношению к окончательному результату оно выглядит чужеродным. Ваши мемуары – это вполне элегантный текст, отвечающий нормальным канонам литературности. Они оригинальны, но не настолько, как Вам кажется. Это не карканье вороны, а скорее пение белгородского соловья, залетевшего в курскую губернию, где его не совсем привычным, но все же вполне соловьиным трелям, внимают, подняв голову и навострив ухо, местные знатоки.
Кажется, что литературное качество растет к концу – видимо, в порядке очередности писания и приобретения опыта. Рассказ про маму – самый простой и проникновенный, в первых двух – больше манерности и подчас теряется ощущение подлинности. Честно говоря, имеются лишь два вполне живых персонажа: «я» и мама, остальные схематичны и воспринимаются как фон. Название не кажется удачным(я имею в виду "не самый плохой вариант", названия глав как раз замечательные), я его не понял.
На уровне фраз много ярких находок – типа Коли, который был современен как микросхема. Вообще склонность к яркой фразе, видимо, является свойством нашей лит-ры конца 20 века. Один мой знакомый литератор предложил тест: открыть на любой странице «Войну и мир» и прочитать произвольную фразу. Потом проделать то же самое с «Красным колесом» Солженицына. Вас поразит контраст тривиальности толстовской фразы и яркости и силы солженицынской. При том что в плане качества изделия в целом и убедительности человеческих образов соотношение скорее обратное. Видимо, таков дух времени – и нас всех тянет к «красивой фразе».
