Роза Мира — диалог культур и культура диалога

Там мифология масонская построена на основе представления о том, что мир наш не является достроенным именно в силу того, что Великий Архитектор желал бы, чтобы достраивание совершили Его чада, т.е. люди, наделённые искрой созидательной способности.

Павел, откуда Вы это взяли? Я немного образован по масонству, никогда о таком не слышал. Слишком красиво. Вы можете дать ссылку? Подозреваю, что Вы такую экзотику нашли у нерегулярных, или у древнего автора типа Ивана Шварца.

 

Пути и цели спасения могут очень различаться у душ разной структуры, с разным духовным опытом, с разным предсуществованием (возрастом) и потому пришедших в мир с разными задачами.

Всякий спор о Спасении быстро начинает лишать саму концепцию того, что в ней главное - тайны, страха Божия, интимного ожидания Рая и боязни греха. Мистическое ядро вышелушивается и вылетает, если начинать раскладывать Спасение по полочкам и сводить его к собственным правилам. Такой спор быстро переходит в трагический анекдот типа спора о перстосложении ... Неужели Вы, Павел, всерьез верите, что спасутся только православные? Если да, то объясните, с какого года католики лишились спасения: с 1050? С 1040? С1060? Ведь спасение - это нечто бинарное, полуспасения  вроде как не бывает ... или бывает?

Как понять "Царствие Божие внутри вас есть"поможет только живой человеческий опыт подвижников-аскетов, а не саморефлексия светского писателя.

По-моему все, кто цитирует данное высказывание для утверждения мысли (своей собственной, не Иисуса) о примате внутреннего над внешним, бъют мимо цели. Иисус в этом разговоре обращается к ученикам как к группе и говорит, что Царство Божие будет им дано (или даже уже дано) когда они собираются вместе во имя Его. Эта мысль звучит много раз в разных контекстах и в разных текстах. Наиболее прямо, когда Иисус говорит (кажется у Марка), что там где Вы собираетесь во имя мое, там и я между Вами буду. Эта мысль звучит и в посланиях, она же фактически явлется ключом к правильному пониманию Евхаристии.

Идея интериоризованной духовности появилась позже. Христианам первых трех веков она была чужда - они не стремились погружаться в себя,  а стремились друг к другу, старались интенсифицировать общение с братьями и сестрами во Христе. Странно представить себе апостола Павла уединяющегося в пустыне. Всякое отшельничество и стремление к соединению с Иисусом путем отъединения от других людей (и от христиан тоже) возникает в парадигме "внутреннего христианства", которая обязательно базируется на проведении разграничения между номинальными христианами (от которых нужно в той или иной мере отделять себя) и небольшой группы "истинных", познающих Христа в одиночестве и вдали от мирской (и религиозной!) суеты. Такой образ мысли исторически возникает  с появлением отшельничества, но первым христианам, в среде которых возникли Евангелия, он был чужд. Не случайно поклонники "внутреннего христианства" все время повторяют именно эту цитату, которая, если её вырвать из контекста, может пониматься как оправдание индивидуализма в христианстве. Другие тексты с таким смысл в Евангелиях найти трудно, а вот призывов собираться очень много.

Ярослав, я и не собирался с Вами спорить. Ведь цитата, на которую я отвечал взята из текста Людмилы. Если Вы прочтете еще раз мой текст, то увидите, что он адресован Людмиле,  но не столько в плане спора, сколько в плане расширения дискуссии. По наивности я даже думал, что Вас косвенно поддерживаю, так как выступаю против того, чтобы рассматривать отшельников как непререкаемый авторитет и как пример исполнения данной евангельской цитаты. По моему лучше убрать оба наши последние коммента как результат недоразумения.

Суть моего коммента в том, что традиционное понимание данной Евангельской цитаты неточное. Не понимаю, почему Вы так резко отреагировали на "примат внутреннего над внешним". Эта не совсем причесанная фраза просто продолжает и заостряет мысль самой цитаты, в которой сказано "внутрь вас", т.е. речь идет вполне определенно о внутреннем, а не о "не внутреннем и не внешнем". Когда я это писал, я думал исключительно о Евангелии. С Вашей мыслью я не спорю.

Андрей, а я и поняла, что Вы мне отвечаете.

... Всякое отшельничество и стремление к соединению с Иисусом путем отъединения от других людей (и от христиан тоже) ...

Истинные подвижники не отъединяются от других людей. А кто отъединяется - не есть истинные подвижники. Они и сочинений не оставили, так как в таком "отъединении" писать не о чем, Господь не вразумляет.

Это вопрос о кризисе гуманизма, в эру которого состоялась конечная эмансипация светской культуры от религии. В контексте настоящего диалога важен вопрос не столько оценки такой эмансипации, сколько её преодоления. И здесь возникает главная проблема: культура, с одной стороны, без религиозной вертикали вырождается, исчерпав духовный потенциал прежних веков, когда была единой с религией, но с другой стороны – уже не может вернуться к былому единству в подчинённой и подсобной роли.

Это проблема не только культуры, но и церкви. И это великая трагедия нашего времени, и трагедия многих и многих душ, глубоко личная. Я писал о своём личном опыте воцерковления и о невозможности отречения на этом пути от того, что составляет и смысл, и цель моей жизни. Эту мою исповедь можно прочесть здесь.

Краеугольный вопрос: это человеческое самомнение, своеволие, гордыня и прочие пороки и страсти, бесовские наущения и т.п. сопротивляются – или Бог, голос которого художник слышит в глубине своего духа и который хочет от него максимально свободной и полной реализации Божьего Дара, вне зависимости от чьих-то требований, будь то требования самой Церкви?

Так, человек или Бог не даёт согласия на вторичную, служебную и подсобную роль культуры по отношению к религии? И возможно ли качественно иное их единство, где оба духовных крыла признают самодостаточность друг друга и необходимость каждого для существования Богочеловеческого Целого, не претендуя на первенство и главенство одного из них?



Я упомянул здесь о трагедии Гоголя и был совершенно неверно понят. Вопрос об очищении своей души от низменных страстей и пороков вставал перед многими гениальными художниками, способными к религиозному мировосприятию, особенно перед русскими – 19-го века.

Гоголь первым с предельной искренностью и самопожертвованием этот вопрос поставил перед собой как творческую задачу. Последнее десятилетие его жизни и составляет воистину мучительную попытку ставить очищение души впереди художественного творчества. Но до конца дней Гоголь оставался прежде всего художником, таким каким его создал Бог, и потому само спасение своей души видел необходимым условием и средством для реализации Божьего Дара. Но все его муки, посты и молитвы не привели его ни к святости, ни к новому качеству художественного творчества. Более того, заблокировали художественный дар и свели к публицистике, а борьба со страстями окончилась психической болезнью и физическим истощением.

И здесь нельзя не задать себе вопрос: а под силу ли человеку вообще совместить в себе оба пути, условно: путь святости и путь гениальности? После Бердяева и Даниила Андреева я не скажу здесь ничего нового. Пока весь человеческий опыт говорит, что такое под силу было только Богочеловеку. Такая целостность остаётся пока нашим недостижимым Идеалом.

Но тут возникают и другого рода вопросы. Если так можно выразиться, «практические». Если бы, например, Лермонтов или Пушкин поставили себе необходимым условием творчества очищение души от страстей, то должны были стать на долгий путь аскезы и духовных практик, и в лучшем случае нам остались от них произведения, написанные на закате жизни седобородыми старцами. А мог ли творить культурные ценности их великий современник, Святой Серафим Саровский? Не разные ли это Дары и Пути? И человек ли их себе выбирает по произволу?

Хорошо, но чего бы лишилась Россия и весь её народ, включая и воцерковлённую православную его часть, если бы Пушкин бросил писать стихи в юности и занялся борьбой со страстями и предуготовлением души ко спасению по святоотеческим аскетическим практикам? Получилось бы у него стать святым или нет – не так важно для нас, как то, что мы не имели бы того культурного кода, того Языка, который создал гений Пушкина, а вместе с ним – и всей нашей великой русской культуры 19-20-х веков. Это была бы величайшая духовная утрата для всего мира (и для Бога!) или по сравнению с личным спасением Александра Сергеевича, так и не очистившегося от страстей до конца жизни, это утрата не существенна?

В какого Бога мы верим? Во Всемогущего Властелина или в Творца? В попускающего зло Судию или в любящего Отца? Бог не нуждается в моём творчестве для реализации Своего Замысла. Он создал меня, чтобы воспитывать и наказывать за мои прегрешения – и больше Ему ничего от меня и не нужно. Это мне нужно спастись и попасть в объятия Бога, а не Богу что-то от меня. Богу и так хорошо, без меня. И без всех тех миллионов существ, кто по глупости или по гордыне своей не спаслись, но попали в Ад.

Спрашивается, а зачем Ты меня вообще тогда создавал? Почему не создал сразу совершенным, с полнотой и ясностью сознания, чтобы я не совершал хотя бы те грехи, которых не осознаю? Для чего это воспитательское иезуитство? Я, что, просил меня создавать таким уродом, единственная цель которого избавиться от своего уродства и спастись?

Зачем мучить детей? Зачем печи Освенцима нужны в деле спасения? Зачем нужны невинные страдания животных? Неужели нельзя было найти иной педагогической системы для нашего вразумления? Если вся цель наша – спасение, а мир какая-то больница (скорее тогда мучилище и казарма), то это цель метафизического садиста, получающего тайное удовольствие от страданий созданных им нравственных уродов. Неужели все эти бесчисленные страдания лишь следствие нарушения нашим предком какого-то запрета? Зачем вообще было создавать это дерево познания, если его плоды несли такие страдания всему живому? И всё же – а как же невинные младенцы и животные, их-то за что мучить?

Это первичные религиозные вопросы, а не «карамазовщина». И самые естественные, детские и в то же время самые глубоко философские. Их нельзя закрыть. Более того, с них и начинается религиозное сознание. И религии индуистские,  в т.ч. и буддизм, дают более приемлемые ответы для нашего нравственного чувства на эти вопросы, чем те христианские системы, где Бог Всемогущий, попускающий зло Властитель, не нуждающийся ни в каком творческом ответе человека: хочешь спасайся – не хочешь не спасайся, но тогда пеняй на себя.

Я могу верить (и верю) только в такого Бога, который нуждается во мне, который страдает без моего творческого ответа на Его Зов и который не может без меня осуществить Свой Великий Замысел о мире и обо мне. Мой грех – это уклонение от участия в Божьем Творчестве. Так я понимаю и притчи о работниках в Библии (это сквозной сюжет там, как и сюжеты с богом-ревнителем и всемогущим властелином).

Я могу верить только в Бога, в Замысел которого никакое зло и ни в каких педагогических целях не входило. Да и вообще педагогические цели не совмещаются с совершенным Творцом: твори таких же совершенных и безгрешных, в чём проблема для Всемогущего?

Проблема только в том, что Творцу нужны сотворцы, а творчество немыслимо без свободы. Бог есть Любовь, а любви нужен Другой. Но свобода однажды дала отрицательный ответ Богу. Так зародилось зло. Никакое зло Богом не попускается и попускаться не может, если он не деспот, а любящий Отец. Никакие страдания невинных детей немыслимы для такого Бога!

Вот оттого, какой образ Бога в сердце человека, с каким Богом человек хочет сопребывать, спасшись, и зависит наше отношение ко всему на свете и к самому понятию спасения. И образ этот творится в человеке не только в церковных таинствах, но и в культурной жизни, и в общении с другими религиозными системами, и в общении с природой. И этот образ Бога – и есть ключевая духовная развилка, внутри каждой системы, каждого сообщества, каждой личности.



Если Бог попускает зло и весь смысл этого мира только лечебный или педагогический, а Бог не нуждается в сотворчестве человека, то тогда, действительно, лети оно всё в тар-тарары (чем хуже, тем лучше), один конец у мира – гибель, а кто не спрятался, я не виноват. Кто спасся – молодец. А остальные – что ж, достаточно их вразумляли.

Образ Бога, во власти которого всё в мире и само зло Ему служит в итоге, рождает такое отношение к миру, к человеческому творчеству и общению, к культуре, к иным религиям и культурам, к природе, – которое не нуждается, по большому счёту, уже ни в чём новом: всё давным-давно сказано, и пути спасения, как и духовные методологии, известны. Нужно их только соблюдать в меру сил и молиться. Для такого отношения большого смысла в поднятых здесь вопросах нет (они для него праздные измышления), либо есть только прикладной смысл, в лучшем случае: помочь заблудшим вернуться в церковь.

Если Бог продолжает творить мир, если для осуществления Его Замысла нужны все Его дети, их свободное творчество, их «Да» Богу и Его Миру, тогда спастись можно только всем вместе. Тогда творческое раскрытие каждого Божьего Дара в каждой личности имеет непреходящую ценность для всех и для Самого Бога. Никакое зло тогда Богом не попускается и является отрицательным ответом Ему, противлением Ему, волей к небытию. И предсказанный конец мира не его исчезновение, но переход в новое качество. И чем больше детей Божьих ответят на Божий Зов, тем менее катастрофическим этот переход будет и тем быстрее наступит Царствие Божие как осуществлённый Замысел Творца о мире, где все без исключения спасены и все нужны. А до того и сам Рай не настоящий, но временный. Ад же изначально был временным и ни в какой Божий Замысел не входил и Богом не творился и не попускался.

И это совершенно другое отношение ко всему на свете.

Оба этих отношения к миру и оба образа Бога, их порождающих, можно найти и в Писании, и у святых отцов. Как и тенденцию к высветлению образа Бога от Всемогущего Властителя – к Любящему Отцу и Творцу. Но есть там и ключевой символ – предупреждающий от тяжелейшей духовной подмены, от внесения в образ Бога черт прародителя зла и самодура-деспота, это символ «князя мира сего». И это глубочайший символ. Это символ духовной объективации, уплотняющей, приземляющей и угашающей Дух.

Мы (как соборный смысл нашего Замка) не «меневцы», не «андреевцы», не «козыревцы», не «бердяевцы» (если такие есть), не «экуменисты», не «самовыраженцы», не какие-то ещё ячейки в очередной схеме. Наш ресурс не является единой мировоззренческой системой и не посвящён популяризации какой-то системы или учения, но новому отношению систем и учений. Их живому общению.

Мы не стремимся к созданию какой-то общей экуменической системы или языка, но учимся искусству перевода с языка одной системы на язык другой. Для взаимного обогащения каждой и для их творческого расцвета – без смешения и без усреднения. И Бердяев, и Мень, и Андреев, и Козырев, каждый в своей сфере, именно такое новое отношение изнутри той или иной системы создавали – к миру, к иным системам, к природе, к культуре, к творчеству, к науке, к истории. И если какой-то свой скромный вклад мы внесём в это дело, значит, уже не зря жгли электричество, читали книжки и пачкали бумагу в молодости.

Я верю в такого Бога, который нуждается в нас и не может без нас, а не только мы нуждаемся в Нём и не можем без Него.

"Сама идея вечных мук за временные преступления несовместима с христианством - духовно. И эта идея нанесла историческому христианству вред изнутри, не соизмеримый ни с какими его внешними врагами".
Дело в том, что муки вечные у нас осмысляются в категориях юридических. Типа наделал делОв - получай срок в чистилище. Между тем, православное осмысление совсем иное. По образному выражению, "ад - это концлагерь, запертый изнутри". И если душа человека неизлечимо больна, если человек в гордыне своей отвергает протянутую им Спасителем руку, то "кто ж ему доктор?"

А занятия культурой и искусством, кстати говоря, взращивают в людях просто несусветную гордыню. Они же не хотя быть просто кисточкой в Божьих руках, нет, куда там. Мини-демиурги.

Вот и оказывается потом, что усвоив такой навык духовный, очень тяжело покаяться и впустить в себя животворящего Духа Святого.

Спасибо, Павел. Твоя позиция более-менее понятна, да она типична во многом для определённого круга воцерковлённо-православных людей, и в ней есть своя правда и своя истина. Понятно и твоё отношение ко всему, что в такую позицию не укладывается, а укладываться в неё оно может только по методу Прокруста.

Но ты всё же хотя бы по диагонали прочти, что я написал выше как итоговые размышления по поводу нашего обмена мнениями. Для информации. Вдруг всплывёт в памяти и пригодится когда-нибудь. Всё в жизни бывает...

Ты вот пришёл к нам после десятилетнего перерыва. Не только же для того, чтобы сеять разумное, доброе, вечное, но, видимо, чего-то не стало хватать в привычном кругу, какие-то неразрешимые вопросы появились... Впрочем, я не знаю. Но мне бы хотелось (для полноты картины), чтобы ты прочёл не только это моё размышление по горячим следам, но и ту мою исповедь, ссылку на которую я дал и которая была написана как раз в той теме, что и начиналась много лет назад с диалогов с тобою... Такие вот странные совпадения и возвраты случаются. Даже на тысячелетних проторенных тропах.