Роза Мира — диалог культур и культура диалога

Случился со мной такой сон.
Он снился мне по ощущениям всю ночь, и я проснулся под впечатлением этого сна. Он до сих пор буквально стоит у меня перед глазами.

Началось всё достаточно буднично. Я бы даже сказал, деловито-буднично. Идут какие-то люди, ставят прямо на тротуаре несколько столов, несут альбомы в сумках, кто-то чуть ли не в авоськах, раскладывают эти альбомы на столах. Я пока не знаю, что это будет. Моя включённость в компанию этих людей двоякая. Я ощущаю себя одновременно как бы изнутри и со стороны, как боковой наблюдатель. Оказалось, что они (мы) организуют выставку художественных альбомов, посвящённых художникам «сурового стиля», то есть художникам начала 60-х годов. Попков, Салахов, братья Смолины и многие другие. Это не вымышленный стиль — это всё реальная классика.
Стали подходить люди. Интересоваться. Организаторы выставки рассказывают о художниках. Кто эти организаторы — совершенно не понятно, персонификации никакой. Я только себя ощущаю в двух ипостасях, соответственно как бы сбоку наблюдаю и слушаю, но и одновременно участвую в объяснении.
И вот по мере этого объяснения, поскольку народ всё подходит и подходит, происходит интересная трансформация. Постепенно сама выставка всё более разрастается, появляются какие-то новые альбомы, но с тем же содержанием, и в какой-то момент всё это (столы, книги на них, люди) поднимается в воздух. Причём не то чтобы «отрывается от земли», потому что всё остаётся очень устойчивым, но одновременно оказывается парящим в воздухе.
По мере этого подъёма открывается панорама окрестностей, в которых всё это происходит. А окрестности такие: Тобол, Иртыш, Обь, пошла Западная Сибирь… Ну а дальше происходит просто по Гоголю: «И открылась земля русская от края и до края и стала видна во все просторы»… Буквально от Калининграда до Чукотки всё обозримо!
И вот это сочетание художников «сурового стиля» с открывшейся панорамой наполнило сердце такой гордостью, радостью, даже восторгом, что передать это словами почти невозможно.
Народу становится всё больше, подходят и подходят новые люди, и происходит трансформация самого материала: теперь это не только книги, но книги развёртываются в картины, причём, эти картины тоже как-то особенно парят. Что-то есть шагаловское в этом парении. И вот уже в таком формате выставка всё разрастается и разрастается. Пейзаж внизу — это великие реки, могучая тайга, слева протянулся Урал.
Потом со стороны Сибири по воздуху плывут какие-то новые полотна. Они вливаются в нашу выставку, и оказывается, что это картины Василия Сурикова. С одной стороны, Суриков — это совсем другое время, но сила и мощь, которые изначально присущи ядру этой выставки, оказались ему очень родственны, он как бы органично дополнил содержание выставки. Мы всё это объясняем, рассказываем. Народ приходит, причём народ всё молодой. Кругом одна молодёжь! Они не знают этих художников, даже Сурикова знают только понаслышке… Количество организаторов, похоже, тоже увеличивается пропорционально, потому что на всех просто не хватило бы.
Вдруг среди этой вот мощи как-то сбоку появляется «новый ручеёк», а с ручейком этим «вливаются» в выставку гравюры Красаускаса. Красаускас — великолепный график именно этого периода, начала 60-х, то есть современник художников «сурового стиля», но совершенно другого плана. Во-первых, он график, во-вторых, очень тонкий, нежный, многоплановый. И хотя он из этого же времени, у меня сначала возникает недоумение, тут есть какая-то нестыковка. Но очень быстро во сне всё сходится. Дело в том, что в журнале «Юность» первой половины 60-х Красаускас был, наверное, любимым художником, даже эмблему журнала «Юность» сделал именно он, а художники «сурового стиля» в «Юности» очень хорошо и обширно были представлены и репродукциями, и статьями. В этот момент появляется ещё один персонифицированный объясняющий голос — это голос моей жены Веры. Её не видно. Других персонификаций по-прежнему нет. Но именно голос Веры рассказывает о Красаускасе.
Так всё продолжается. Вижу всё очень подробно. Там множество деталей, которые, конечно, не пересказать.
Неожиданно у меня из-за спины раздаётся голос, принадлежащий совершенно точно какому-то нынешнему студенту. Этот голос задаёт вопрос: «Андрей Анатольевич, а почему Вы нам этого раньше не рассказывали?»
Продолжают с разных сторон появляться картины. Причём какие? С запада, прямо видно что из-за границы России, «плывут» картины Ренато Гуттузо. Итальянский художник, творивший как раз в это время. И хотя Италия — это другие цвета, другие краски, но вот эта сила жизненная, которая в самом ядре выставки, она у него такая же, через край... Со стороны восточной, тоже из-за пределов России, вливаются полотна Рокуэлла Кента. Выставка становится уже международной. Раздаются чьи-то комментарии: «Что это тут? Международное биеннале?» Дальше появляется с запада Отто Дикс. Дело в том, что сам Отто Дикс меня совершенно потряс, когда я был на практике в ГДР в 70-ом году. Мы тогда попали в Берлине в музей национальной немецкой живописи. Именно там он меня пробрал очень остро. В целом, мне не понравился стиль современной немецкой живописи, мне даже показалось после этого музея, что это какое-то гнойное искусство (по цветовой гамме в том числе), но Дикс... С одной стороны, он — один из основоположников этого «гнойного стиля», а с другой — его же «преодолеватель». Это художник вышедший из окопов Первой мировой, вынесший оттуда весь ужас этой бойни и сумевший в своём искусстве как-то по-мужски эту бойню превзойти. Вот почему именно он появляется на этой выставке. Он ей тоже по-своему близок.
А потом у меня уже теряются конкретные полотна. Потому что они начинают сходиться буквально с разных уголков мира, из разных временных пластов. Я чувствую уже не картины, а образы, в которых мелькает то что-то леонардовское, то что-то брейгелевское, то что-то дюреровское. Потом появляется Хокусаи. А это уже Япония. И вот весь этот всемирный масштаб и размах предстаёт над российскими просторами. Дух захватывает! А в «ядре» всё это время остаются художники «сурового стиля» и Суриков, «ядро» не размывается, оно как бы всё «держит».

И вот я проснулся в этом многоголосом хоре картин. До сих пор, когда рассказываю свой сон, у самого что-то перехватывает внутри.
Весь сон, сам его антураж, очень соответствует содержанию, он очень красивый и одновременно суровый: эти реки, эта тайга, Урал... Всё такой  мощью наполнено, заряжено. От панорамы идёт сильнейшая энергия. Во сне у меня ещё мысль не сформулировалось, а когда проснулся, сразу вспомнил фразу из «Страшной мести» Гоголя: «И открылась земля русская от края и до края и стала видна во все просторы»*. Ещё в юности мне эти слова в сердце вошли и всю жизнь со мной живут. И вот теперь я УВИДЕЛ.




*Оказалось, что фраза не совсем гоголевская, это, скорее, наше с Николаем Васильевичем совместное творчество  . Вот тот фрагмент из «Страшной мести», который произвёл на меня такое сильное впечатление: «За Киевом показалось неслыханное чудо. Все паны и гетманы собрались дивиться сему чуду: вдруг стало видимо далеко во все концы света. Вдали синел Лиман, за Лиманом разливалось Чёрное море. Бывалые люди узнали и Крым, горою подымавшийся из моря, и болотный Сиваш. По левую руку видна была земля Галичская» (глава XIV). Украинская панорама трансформировалась в сознании в российскую, представилось то, что оказалось более близким и знакомым, воображение доработало слова, а память сохранила то, что точнее передавало пережитое ощущение.

! ! !

Получилось прекрасное стихотворение в прозе. Даже жалко, что оно идёт форумным постом на 5 стр. темы... Впрочем, сама эта тема того стоит...

Меня поразило ещё одно совпадение. Вчера в Замке опубликована статья Валерия Байдина «Космические устремления в искусстве 1920-1950-х годов», а сегодня размещена в Библиотеке статья Ф.Н. Козырева «Тема вечной жизни вселенной в русском космизме», вот авторская аннотация к ней. Ждём открытия автором новой интерактивной темы, посвящённой русскому космизму. Тогда и проанонсируем статью. Обе публикации появились независимо друг от друга и никак не подгадывались нами по датам (первой как редактор занимался Е. Морошкин, а второй – я). Удивляет не только совпадение во времени и в тематике, но и в том, что к обеим статьям так или иначе имеет отношение ещё один наш автор, А.Г. Гачева. Она была и рецензентом статьи Ф.Н. Козырева. А пересечение смыслов (в статье речь идёт и об активном времени и причинной механике Н.А. Козырева) произошло уже спустя годы в нашем Замке, посвящённом ещё одному великому явлению русского космизма, его зарождающемуся Мифу, а именно Розе Мира... Козыревский и андреевский «рукава» соединились...

И вот между двумя этими статьями возникло стихотворение в прозе Андрея Комарова – и не где-то, а в теме «Русская идея». Само содержание этого произведения и темы полно глубочайших символов и смыслов, но в контексте его «случайного» появления (день в день, час в час) в нашем Замке эти символы и смыслы обретают поистине какое-то космическое звучание... Голова кружится... И название «Сон» также очень символично, как и сам «способ» обнаружения этого стихотворения его автором...

Осталось осмыслить и отрефлектировать этот опыт и его алгоритмику.
При этом важно: насколько предлагаемая мифоформа надбавляет к бриколажу мыслеформ современную новацию? Этот вопрос тоже остается пока открытым.

А так - благодарен всем, кто в этом незатейливо изложенном сновидении увидел смыслы и чувства. Не знаю, как долго он меня будет держать, но - подозреваю - останется во мне навсегда. Это какое-то новое, чувственно и эмоционально, ощущение и понимание Родины - России. Рефлексия началась с момента пробуждения: "Что это со мной?", а  дух заходится до сих пор. И уж коль Ярослав удостоил этот сон столь высокого эпитета - "стихотворение в прозе"!, то мне сразу вспомнилось классическое тургеневское "Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины...". Любовью и культурой держимся!

Очередная статья цикла «Почему Россия – Россия» имеет направленность несколько отличающуюся от предыдущих работ. Если в тех рассматривалось многовековое формирование ментальных особенностей Российской цивилизации, то сегодня я попытался сформулировать, какие деформации происходят (произошли?) в ментальности нашего народа в связи с выходом Российской цивилизации на мировую арену и возникшими при этом противоречиями.
Тема больная, история бросила серьёзные вызовы, и страна с большим трудом пытается с ними справиться. На этом пути были и победы, и поражения, а сегодня в очередной раз поставлен вопрос о сохранении своей страны, своей независимости, о сохранении самого духа российского народа.
Статья была в общем и целом написана, когда началась специальная военная операция на Украине, и сомнения, боль сердечная, которые глубоко сидели в душе, вдруг обрели чёткие формы, определённость, камень с души свалился. До этого болело: как же так, мы – русские, в 1945 раздавившие фашистскую гадину, не можем справиться с ней сейчас? А разум услужливо подсказывал – действительно ведь, а что мы теперь можем в настолько ослабленной стране?
 Глубину и качество этого ослабления не все в полной мере осознают. В такой, например, отрасли как станкостроение, в 90-е годы произошёл спад не на 10-20%, что каждым экономистом трактуется как глубокий, а на 99% (то есть в 100 раз)! Годовой выпуск станков упал с 200 тысяч в СССР до 2000 в России середины 90-х. Егор Гайдар тогда сказал: «На что нам эти станки? Понадобятся, купим за границей». А что такое станки? На них производится 60% совокупного богатства страны: и транспорт, на котором мы спешим на работу и на отдых, и трактора-комбайны, обеспечивающие нас продовольствием, и ткацкие-швейные машины, которые нас одевают-обувают, и оружие, которое нас защищает, и строительные машины, без которых не будет ни дорог, ни городов, ни заводов, и компьютеры, без которых уже не представимо существование современного человека, и различные электромашины-турбины, без которых не будет нужного компьютерам электричества… Без станков остаётся курная изба с окнами из бычьего пузыря, ремесленник да пахарь с сохой… – Купили, однако!
И когда страна в очередной раз вынырнула из глубокой исторической ямы и нашла в себе силы сказать: «Нет нацизму!» – отлегло от души и легче задышалось. Хотя теперь разум говорит: «Эх, тяжёлая эта ноша, трудная работа!». Так говорил о войне мой отец, который будучи человеком самой мирной профессии – экономистом, был знаком с этой самой войной в самых разных обличиях: срочная служба в предвоенные годы (сослуживцем был Борис Ласкин, автор хорошо всем известной песни «Три танкиста»), вся война от болот Старой Руссы до Гданьска (Данциг) на Висле и Щецина (Штеттин) на Одере, служба в Группе советских войск в Германии в послевоенные 50-е, участие в Карибском кризисе 1962 г., когда над головой на бреющем полёте проносятся боевые американские самолёты, а ты не знаешь, будет он стрелять - бомбить или нет. Так что и необходимость этой трудной работы, и её цену он очень хорошо знал.
У меня окрепла надежда, что с этой работой народ справится. Сейчас бы только преодолеть провал в историческом знании, в результате которого молодое поколение часто не представляет реальной опасности и живучести нацизма. Дескать, всё это было когда-то, в стародавние времена, и к нам, живущим в новом веке и новом мире, уже никакого отношения не имеет. И нет у этих граждан нового мира каких-то реальных опорных знаний и представлений об исторической преемственности.
А мне живо вспомнились 50-е годы, жизнь в Германии, и лицо этого нацизма, с проявлениями которого мы сталкивались, – один к одному с нынешними на Украине. Конечно, технические средства – не чета нынешним, идеологически уже 10 лет как шла денацификация, но – всего в 45 км от нас – граница Западного Берлина, а за ней законсервированные бациллы нацизма: 49 шпионско-диверсионных центров под общим руководством бывшего гитлеровского генерала Гелена. И разного рода диверсии случались нередко. Пошли мы как-то в лес по грибы, заметили растяжку- мина старая, а растяжка свежая, вызвали военных, они взорвали, мы потом ходили смотреть на образовавшийся «окоп». Однажды гуляли около соседнего дома брат с сестрёнкой, осень – сжигают кучи опавших листьев, вдруг из костра начинается стрельба, мальчика – наповал, девочке лицо опалило, глаза выжгло: в куче листьев была заложена закладка боевых патронов. А было и так – ночью наш дом подпрыгнул, посыпались стёкла, снесло полкрыши – взрыв на железнодорожной станции (400-500 м по прямой от нашего дома), боезаряд был заложен в котёл паровоза, при разведении паров взорвался, паровоз разворотило, паровозная команда (немецкая) – в клочья, кусок котла перелетел даже через наш дом, но не долетел до солдатских казарм. То есть били всех – советских людей, немцев – своих и не своих, как сейчас на Украине. Главное – бить, главное – ненависть к миру, который тебя окружает. В этом суть нацизма.
И мы опять ставим заслон для мира от этой ненависти!

Здравствуйте, Ярослав!
Вопросы поставлены прямые, сложные, и я боялся запутаться в словесах, начав рассуждения по их поводу. Но на самом деле, рассуждая «почему?» по каждому пункту моих публикаций, я держал в подсознании ответы на заданные вопросы, может быть, до сего момента ещё не сформулировав их для себя окончательно. Сформулировать их позволила подсказка, заложенная в конце Вашего письма:

Такая философия истории и стала в итоге духовной смертью советского проекта, за которой последовала и его совершенно закономерная смерть физическая.

Я не знаю, природа или какие-то высшие силы воспользовались сложившимся положением или заранее задумали — спланировали (пусть это обсуждают философы или теологи). Но так сошлось — именно в этой части Земли, очерченной нулевой изотермой, в силу рассмотренных причин более тысячи лет назад начал формироваться народ, создавший свою цивилизацию. Её базовые характеристики — соборность–коллективизм, этническая универсальность–комплиментарность, нестяжательство–бессребреничество — были нацелены на достижение человеком нового уровня гуманизма, на прорыв к новому уровню вочеловечения — к справедливости не только на индивидуальном, но и на общем, коллективном, и даже больше, на всеобщем, планетарном уровне. Именно на такой замах формировалась Российская цивилизация.
Поэтому в 1917 г. русский народ не удовольствовался результатами стандартной Февральской буржуазно-демократической революции (проторённый путь прежних революций: Нидерланды - XVI в., Англия и Германия – XVII в., США и Франция – XVIII в.), а стремительно двинулся дальше.
До советского проекта всё реальное историческое развитие шло в вариациях отношений «хозяин – холоп». Эти отношения признавались на всех уровнях — от межличностных до межнациональных и межгосударственных — и основывались на инстинкте животного мира —  «право сильнейшего». Медленно и противоречиво нарастала у человека ещё достаточно тонкая оболочка человечности, постоянно испытываемая на прочность. Идея справедливости относительно недавно появилась в умах человека. Русский народ, сложившаяся соборность русского духа и этническая универсальность российской общности явились той средой, где идея справедливости вызрела до цивилизационного масштаба. Это и стало зерном «всемирной отзывчивости» русского народа, из которого вырос советский проект. То есть к научному марксистскому проекту добавились русская душа и русская ментальность. Ведь простая реализация лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» не обеспечивала реализации справедливости  хотя бы по той причине, что пролетариат метрополий (основной пролетариат того времени), пользуясь определённой долей богатств стран-колоний, сам оказывался на стороне «хозяев», что автоматически поддерживало сложившееся положение вещей.
Советский проект не исчерпан. Его глобальная идея — справедливость — сугубо русская идея. Рухнула только историческая форма этого проекта, которая была обусловлена сугубо историческими обстоятельствами. Время вступления в этот проект — это период мирового расчеловечения как результат Первой мировой войны, это период потери цены человеческой жизни и при этом наличия огромного количества оружия на руках. Поэтому первые десятилетия новой власти проходили в форме очень жёстких разборок со всеми: и с противниками, и с союзниками, и со своими сотоварищами (потрясающая сцена выбора комдива в романе «Железный поток» А. Серафимовича). Дальнейшие исторические перипетии: Великая Отечественная, когда основная тяжесть противоборства с абсолютным злом легла на плечи нашего народа, ударное восстановление после войны, противостояние во времена «холодной» войны — вызвали явление, известное психологам под названием «накопленная усталость», что и привело к печальным последствиям в конце XX века для нашей страны.
Но этот исторический феномен под названием «советский проект» мы сами ещё не осознали и не отрефлексировали. Ведь если оценить всемирные итоги XX века, то окажется, что все его основные положительные свершения: создание «социальных государств» в США, в Европе и других регионах мира; крах глобального фашистского проекта; крушение мировой колониальной системы — всё это результат непосредственного воздействия советского проекта = «русской идее».
А так как в конце века мы сами надломились, то отступившие силы и идеи перешли в наступление. Но сегодня, встретившись с прямым вызовом сил нацизма и угрозой для нормального существования России, дух народа начал пробуждаться, сбрасывая усталость и шелуху рекламных заклинаний. Сейчас нам надо честно, без всяких экивоков, отрефлексировать свой XX век и вернуться к исполнению своего исторического предназначения — достижения более справедливых отношений в человеческой общности, которое мы начали сто лет назад.

Мне очень сложно оперировать в координатах: «человекобожеское» и «богочеловеческое», потому что всё «божеское» (или «божественное»), проходя через человека, получает человеческую природу и будет осуществляться человеком. Поэтому я с самого начала предложил в этих координатах определяться богословам, теологам и философам.
Я же рассматриваю человеческое развитие в координатах восхождения человека (вочеловечение) или нисхождения человека (расчеловечение). Обе потенции заложены в природе человека, и обе потенции не реализуются автоматически. Такие человеческие свойства, как разум или вера, имеют свои светлые и тёмные стороны, и могут быть направлены в любую сторону этих координат. Человек исторически соорганизуется в сообщества (племена, союзы, народы, цивилизации), решающие задачи вочеловечения и расчеловечения. Выделение человека из живого мира говорит о доминировании первой тенденции. Но процесс очень медленный и противоречивый. Дело в том, что ни вера (в любой — религиозной или нерелигиозной форме), ни разум, ни красота сами по себе не являются рецептами улучшения человеческого сообщества. Каждый из спасительных рецептов может приводить в тот или иной исторический или цивилизационный тупик. Поэтому, думается, всю свою человеческую историю (пока человек не переродится в некоторое иное физически и психологически существо) человек будет искать путь к вочеловечению (или, что то же самое — путь, как избежать расчеловечения), и тем человеческая история (и человеческая жизнь) интересна. А сам этот поиск может приводить на каждом историческом этапе к восхождению — приращению человеческого в человеке — или к нисхождению — потере человеческого облика. И одним из главных векторов, задающих курс на вочеловечение, является стремление к справедливости, поиск такого устройства общества, которое даёт возможность каждому его члену в наибольшей степени проявить свои способности и лучшие свойства личности. Поиск этот, мне думается, бесконечен.
Ведь, как говорил о человеке один из братьев Карамазовых — Митя — в главе «Исповедь горячего сердца»: «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей». И борьба эта в обозримых исторических реалиях протекает в координатах, обозначенных Э.Фроммом в наименовании своей работы — «Иметь или быть»: либеральный проект направлен на «иметь» — на потребителя разнообразнейших благ, а советский проект направлен на «быть» — то есть состояться как взыскующая истины и справедливости личность. И не случайно в России марксизм получил второе дыхание — именно особенности российского менталитета в наибольшей степени отвечают движению к вочеловечению (союзу с Богом, а не с дьяволом).
И, кстати, сегодняшний общественный порыв в связи с украинскими событиями — это в некотором роде заложенная в генах и оживающая на глазах идея справедливости, а не чистогана, т. е. подспудное возвращение к советскому (к тому, что было истинно советским по духу, а не по названию).
А Высшие силы на то и Высшие, что нам не дано знать, не дано проникнуть в их замыслы, когда и какой следующий Большой Взрыв они замыслили…
Советский проект споткнулся не столько на материализме (пресловутое «потребительство»), сколько на идеализме, уверовав, что при изменении условий жизни улучшится человеческая природа, вырастет «новый человек», т. е. это произойдёт в короткие исторические сроки. А человеческая природа меняется очень медленно, путь вочеловечения исчисляется тысячелетиями (мы за десятки тысячелетий не можем уйти даже от каннибализма в самых разных формах — от природной до атомной). И все пороки человеческой натуры при борьбе с «социальными язвами» никуда не делись. Но мечта-надежда на «нового человека» осталась, и в скептическое позднесоветское время её ярко выразил самый любимых в народе поэт-бард этого времени Владимир Высоцкий — один из самых советских (по сути, по духу) поэтов.