Очень интересная тема, которую мы здесь как-то уже обсуждали; возможно, не так глубоко, как она того заслуживает.
Андрей, приведённые Вами данные различных исследований и аргументация с различных позиций идеи о том, что реально мышление не связано с языком, Ваши собственные интересные наблюдения о самостоятельности мышления (например, мыследействия, что хорошо описано в канадских мемуарах) не вызывают при чтении никаких возражений и наоборот, подталкивают к тому, чтобы охотно со всем согласиться, однако, мой личный опыт, частично описанный в повести "Имя", и известные примеры из истории ("Дитя Европы"
Каспар Хаузер и прочие "маугли") говорят о том, что если и существует мышление без языка, то оно крайне ограничено. Мне думается, что мыследействие очень близко к инстинкту (инстинкт - цепь сложных последовательных рефлексов, как мы знаем из курса биологии средней школы), но не тождественно ему, а стоит на порядок выше. Коренное отличие мыследействия от инстинкта в том, что инстинкт представляет собой автоматические реакции на усвоенные раздражители, тогда как при мыследействии обязателен запуск процесса мышления, а для этого уже нужен язык.
Поясню на том же очень удачном примере с футболистом. Футболист принимает на поле молниеносные решения. Продумать (проговорить на языке) процесс принятия решения в столь короткие сроки просто невозможно. Это и подкупает. От этого нам кажется, что мышление футболиста не зависимо от языка, который лишь мешает в такой ситуации. Но это лишь кажется. Всё, что проносится в этот момент в голове футболиста, уже
продумано и
осмыслено этим футболистом на каком-либо языке ранее. Ему не нужно продумывать и осмысливать всё это на языке заново. Он лишь выбирает из своей памяти ту продуманную и осмысленную когда-то модель поведения, которая подходит данной ситуации. Он не задумывается об этом, но это совсем не означает, что он не думает и что язык можно отбросить в сторону. Если сравнивать футболиста с компьютером, то процессор не в состоянии анализировать информацию (думать), не имея исходных данных и программ, вложенных в него на одном из языков.
Таким образом, ещё раз выражу основную мысль: мы мыслим не только потому, что способны к мыслительному процессу, но ещё и потому, что в нас, в нашем сознании уже находится информация, интерпретированная нами на доступном нам языке. Размышляя об этом в канадских мемуарах, Вы сами почти подошли к этому выводу, остановившись в паре шагов от него:
Мышление экспериментатора работает примерно так же как у футболиста. Если естественный словарь футболиста включает «слова» типа «пасовать» и «ударить по мячу», то словарь экспериментатора, привязанного к конкретной установке, складывается из «слов» типа «измерить», «приготовить образец», «записать результат» и т.д. Если этот набор мыследействий оформился, то их словесные этикетки уже не существенны. На этом этапе решения научной задачи человек перестает обращать внимание, на каком языке он думает, так как его реально важный мыслительный процесс происходит на языке мыследействий, а нормальный человеческий язык служит лишь для фиксации чего-то важного в собственной памяти или для объяснений с коллегами.
Смею утверждать, что язык здесь служит не только для фиксации. Фиксация - дело последнее, но тоже важное. Сперва язык нужен для того, чтобы осмыслить и интерпретировать в контексте накопленных опыта и знаний происходящее, а уж потом происходит фиксация. В цепочке Ваших размышлений выпал важный момент - осмысление, которое невозможно без языка и без которого невозможна фиксация в памяти. Мой личный опыт (и не только мой, здесь есть люди с аналогичным опытом) говорит о том, что, какое бы грандиозное и важное событие не произошло в твоей жизни, если ты его не осмыслил на языке, в памяти ничего не останется, кроме аморфных, довольно смутных, лишённых конкретики воспоминаний. Одно из таких событий моей жизни длилось не более 20-30 минут; осмысление произошедшего заняло у меня двое суток непрерывной, интенсивной работы. Если бы не эта работа, фиксировать в памяти было бы почти нечего. А без этого, без накопления знаний на языке, наш мыслительный процесс просто зайдёт в тупик, как ни напрягай извилины.
Ещё раз вернусь к примеру с футболистом. Он принимает быстрые и необходимые решения не потому, что наделён от рождения способностью мыслить, а потому, что в его голове есть,
чем мыслить. Здесь я имею в виду, конечно же, запас накопленных и осмысленных на языке знаний. Например, знаний о том, что в футбол не играют руками, что поле имеет определённые размеры, что есть множество техник и приёмов работы с мячом, что на поле играют две команды, одна из которых, команда соперников, будет пытаться отобрать мяч и забить его в ворота твоей команды, что существует масса ограничений (правил), за рамки которых выходить нельзя, и т.д. Принимая решение фолить на атакующем игроке команды соперника, футболист, разумеется, не думает о том, как и почему он это сделает, он просто принимает моментальное решение, оперируя теми знаниями, которые у него имелись изначально и которые уже ранее были продуманы в его голове. В противном случае он шёл бы на атакующего футболиста с мячом как бык на тореодора.
Продуманность, как мне кажется, именно то слово, которое мы упускаем из виду, говоря о самостоятельности мышления по отношению к языку, говоря о его придаточности, что ли, принижая тем самым его значение. Не на чем будет продумывать, нечем будет и мыслить. Таково моё имхо. И именно по этой причине человечество всегда стремилось к развитию языка, к его обогащению.
Приведу последний аргумент из личного опыта. Та ситуация, когда я проснулся,
не имея в голове языка. Это был полный мыслительный ступор. Полнейший. До ужаса страшный. Я оставался мыслящим разумным существом, но не способен был мыслить. В моей голове не было ни одного слова, чтобы интерпретировать окружающую меня обстановку, чтобы хоть что-то понять, прийти хоть к какому-нибудь выводу. В моей голове в тот момент не было ничего, что помогло бы мне понимать и делать выводы. Там была полная немота, бессловесный и безъязыкий паралич мысли. Думаю, в тот момент, который длился не очень долго, меня можно было сравнивать с животным, с тем же Каспаром Хаузером в момент его явления людям, но который был всё же на ступеньку выше меня тогдашнего.
Кстати, профессиональные психологи, с которыми мне доводилось общаться (кафедра профессиональной психологии одного из вузов), утверждают, что человек везде и во все времена мыслит одинаково, меняется лишь его лексический инструментарий. Возможно, это так, а возможно, мы живём так мало, что, как в случае с геометрией Лобачевского, не имеем возможности проверить и познать это на практике...
