Роза Мира — диалог культур и культура диалога

Открываем тему по аналогии с  «иконологическими заметками». Т.е. это так же будет сборник разнородных недлинных постов вокруг общей большой темы. Начнем с базового иеротопического понятия «пространственная икона». Этот термин был введен А. М. Лидовым в 1992 г. еще до формулировки самой иеротопии и бытует в известной мере самостоятельно от неё. Более того, он уже покинул узко-профессиональную литературу и используется довольно широко (наберите в поисковике).

Концепт «пространственная икона» проще всего объяснить на примере Новых Иерусалимов – сакральных ансамблей, воспроизводящих Святую Землю. Наиболее масштабный – Новоиерусалимский монастырский комплекс под Истрой. В храм Воскресения были  символически «перенесены» основные святые места Иерусалима. Но этого мало. Окружающий ландшафт был также превращен в икону, причем предельно простым способом: переименованием. Так, река Истра стала Иорданом, а непритязательный пригорок – Гефсиманией. Результат – пространственная икона Святой Земли, своего рода иконический пейзаж. 

Пространственную икону не разглядывают и даже не созерцают. В ней живут. Её  переживают изнутри. Её главная компонента – в головах участников, которые и сами ей принадлежат.  Само православное богослужение можно рассмотреть с этой точки зрения [1]. Коллективный, перформансный характер пространственных икон отчетливо проявляется в процессиях и  шествиях. Характерный пример из византийской истории – т. наз. вторничное действо с иконой Одигитрией [2]. Но нас сейчас больше интересует примеры из отечественной истории: типичные для средних веков пара-литургические церковные «действа». Их известно четыре, и все они были отменены на рубеже петровской эпохи. Все четыре детально освещены в серии познавательных статей Н. И. Сазоновой в журнале «Проблемы визуальной семиотики». Ниже следует перечень действ. Детальные описания можно найти в статьях Сазоновой, ссылки на которые спрятаны под заголовками.



На Вербное воскресенье Красная площадь превращалась в предвратное пространство  Иерусалима. Патриарх садился на лошадь, «наряженную» ослом, а Царь вел лошадь в Святой Град, который в разные эпохи изображался то Кремлем (как на картине), то Покровским собором (Василия Блаженного). Историки спорят, кого это возвеличивало больше: Царя или Патриарха? В любом случае подчеркивалось их совместное лидерство и святость их постов. Они вместе вели сакральное действо, которое тем самым приобщало к священной истории все государство.



Происходило за 2 недели до Рождества. В церкви ставилась «пещь», раздавались роли иудейских отроков, вавилонских стражников и прочих персонажей. Само действо и его литературное сопровождение было намного более развернуто в сравнении с исходным ветхозаветным  повествованием. В решающий момент в «пещь» опускали ангела, который спасал отроков. Именно этот кульминационный момент изображен на картине Н. К. Рериха. Это действо вызывает в наше время значительный интерес в православном сообществе.


В Чистый Четверг разыгрывалось действо, воспроизводящее омовение Христом ног апостолов. Это действо – единственное из четырех – было восстановлено на высоком уровне:



Это действо наименее известно. Оно было построено вокруг иконы Страшного Суда, которая выносилась из церкви. Оно было наименее драматизировано, но имело аспект «космичности»,  и в этом отношении напоминало Водосвятие – единственное паралитургическое действо, дожившее до наших дней.

Обзор Сазоновой можно покритиковать за полное игнорирование западных аналогов. У читателя может создаться ложное впечатление, что подобные действа характерны лишь для восточной традиции. Напомним, что омовение ног практикуется в католическом ритуале по сей день. Остальные действа были достаточно разнообразны и зависели от местных традиций. Так, в Германии любили действо Крещения Иисуса. Ради него проделывали дырку в церковной крыше, через которую в нужный момент спускали большого деревянного голубя. Большинство действ было отменено в период контр-Реформации. Однако кое-что сохранилось даже в протестантизме. Так, в англиканской церкви по сей день практикуется постановка довольно длинной предпасхальной пьесы, в которой разыгрываются евангельские события, начиная с ареста Иисуса до последней реплики  центуриона. Прихожанам раздают роли, и все читают с места. Священник исполняет основную роль. Можно ли это назвать пространственной иконой – вопрос спорный.

Дополнительное чтение

1. В. Лепахин. Икона и иконическое. 2002.
2. А. Лидов. Пространственные иконы. Чудотворное действо с Одигитрией Константинопольской. В сб. «Иеротопия. Создание  сакральных  пространств в  Византии  и  Древней  Руси», М., «Индрик», 2006, с. 325-348
3. А. Лидов. Иеротопия. Пространственные иконы и образы-парадигмы  в византийской культуре.  М., «Дизайн. Информация. Картография», 2009. 
4. Пространственные иконы. Перформативное в Византии и Древней Руси. Сборник статей под. ред. А.М. Лидова. М., «Индрик», 2011   
5. Новые Иерусалимы. Иеротопия и иконография сакральных пространств. Сборник статей под. ред. А.М. Лидова. М., «Индрик», 2009.   
6. Н. Сазонова Визуальные образы в православном богослужении // Проблемы визуальной семиотики. 2015. Вып. 1 (3). С. 105-111

Хотя основным предметом иеротопии являются реальные «физические» сакральные пространства, как-то: церкви, святилища, религиозные процессии, - иеротопическая методология может быть применена и в литературном творчестве. Здесь требуется определенный комментарий. Строго говоря, это не буквально та иеротопия, которая была определена А. М. Лидовым, а её расширение на отображение реальных сакральных пространств в виртуальном мире художественного произведения. Эту разновидность иеротопии можно было бы назвать виртуальной в том же смысле, в котором виртуальна любая модель окружающего мира как сцена, на которой развертывается действие литературного произведения. Так как многие обитатели Замка причастны к литературному творчеству, я и подумал, что будет не лишним напомнить об иеротопическом подходе к выражению сакральности в литературе: через сознательное формирование автором художественных сакральных пространств.

Теория литературной иеротопии наиболее полно изложена в работе Д. М. Бычкова, в которой анализируется образная структура сакральных пространств в агиографическом романе Д. М. Балашова о Св. Сергии Радонежском. По мысли Д. М. Бычкова, речь идет о переносе сакрального пространства средневекового храма в «художественный мир литературного произведения, творчески моделируемый автором». В статье «Образы-парадигмы в религиозной культуре» рассмотрены и другие примеры литературно-храмовой иеротопии. Совсем другая потенциальность литературной иеротопии открыта в статье Ксаны Бланк, в которой анализируются сакральные пространства в творчестве Достоевского и Толстого. Работа Бланк может напомнить о том, что любое место, в котором происходят сакральные действия, становится сакральным пространством. Об этом подробнее в другой теме.

Д. М. Бычков Топография сакрального плана в художественной картине мира агиоромана Д. М. Балашова «Похвала Сергию» (иеротопический аспект) // Вестник АГТУ. Социально-гуманитарные науки, 2013, № 2 (56), с. 91–98.
Ксана Бланк. Иеротопия Достоевского и Толстого // Иеротопия.  Сравнительные   исследования   сакральных   пространств / М.: «Индрик»,  2009, с. 323 – 340.
 А. Д. Охоцимский Образы-парадигмы в религиозной культуре // Вопросы культурологии, 2016, № 8, с. 36-44.

В журнале "Проблемы визуальной семиотики" происходит дискуссия о научной значимости иеротопии. Дискуссию открыл Академик РАХ С. В. Заграевский полемической статьей "О научной обоснованности иеротопии". Основные тезисы Заграевского:
1. Признание реальности сакральных пространств требует акта веры и поэтому не является научно доказанным.
2. Иеротопия не имеет собственного предмета и опирается на материал традиционных дисциплин. Под флагом иеротопии часто публикуются работы, которые в действительности принадлежат не иеротопии, а традиционным разделам знания.
3. В иеротопических работах вместо честного исследования фактов часто встречается спекулятивное и чисто гипотетическое придумывание сакральных смыслов.

Вторым номером в дискуссии вышел мой ответ под названием "Иеротопия как принцип и инструмент". Мои контр-тезисы:
1.Уважаемый оппонент неверно понял соотношение религиозного и научного в иеротопии. Религиозное фигурирует в иеротопии лишь как предмет исследования.
2. Архитектурно-центрическая позиция помешала нашему уважаемому оппоненту оценить роль перформативности в иеротопии, а также значение иконы и иконического. У него сложилось впечатление, что иеротопия - это необязательная надстройка над архитектурой.
3. Иеротопия действительно не является разделом знания в традиционном смысле,  и применяемый С. В. Заграевским для описания её места и функции архитектурный термин "надстройка" возражений не вызывает.

Важный пункт согласия: иеротопия не заменяет традиционные дисциплины и применяется "по месту" - согласно природе проблемы и желанию исследователя.

Продолжение обсуждения работ Людмилы Клешниной (начало в теме о русских иерусалимах).

Из работ Людмилы я бы выделил статью о свете в православном храме. Такая иеротопия, пропущенная через собственное восприятие и свой духовный мир, очень ценна.  Приятно что иеротопия здесь как бы прививается верующей душе как некое дополнительное знание и придает её духовной жизни дополнительное измерение, которое, в свою очередь, обогащает сферу знания. Строго говоря, я не знаю, написана ли эта работа под влиянием иеротопии, т. к. ссылок на нас нет, но кажется, что влияние было.

На тему света в храме могу порекомендовать книгу Вс. М. Рожнятовского "Нерукотворный свет" (есть статья на эту тему). Есть много публикаций об иконе света в Св. Софии (например А. Ю. Годованец). Наконец, целый сборник на тему огня и света.

Новые аспекты создания сакральных пространств рассмотрены в глубоком исследовании Юлии Матвеевой. Здесь презентация ее книги:

https://youtu.be/MwEom0yA8F8

А это фото книги:

Андрей, конечно, не пустое. Женскому уму недоступны глубины этого дискурса, на мудрствования не претендую, надо знать свое место. Но категорически протестую как против ложных светских представлений об архитектуре, так и против замалчивания ее значения в духовном мире.  Чтобы создать архитектуру, нужна идея (а не технический прогресс), и нужен свет (в темноте нет архитектуры, поэтому организуется подсветка в ночное время).  В этом отличие архитектуры от строительства. И то, и другое дано нам Творцом, чтобы человек мог выявить архитектурные образы, изначально существующие в Его замысле. Архитектура в силах выразить любые духовные идеи, это полноценное богословие в пространстве, об этом и пишу.
Как практик, на деле знаю, как это делается (по мере своих способностей). Мои статьи появляются в процессе осмысления практических задач, которые приходится решать каждый день. Это реальный духовный мир, наполненный реальными символами. Свет физический – реальный символ света нетварного.

Статья написана в 2005 году, когда книг о иеротопии еще не читала. Позже нашла подтверждение своим мыслям. Есть и другие статьи. Спасибо за доброжелательное отношение, непривычно.

Вкусно ... а как насчет про дверь? Интересно просмотреть текст Библии на тему окна. Скорее всего такого слова там вообще нет. Не помню, чтобы до Флоренского кто-то из христианских авторов упоминал окна. А вот двери - пожалуйста! Дверей много, причем в очень почетном контексте (Аз есмь дверь). Лет 5 назад были с Лидовым на небольшой конференции в Амстердаме, посвященной входу в сакральное пространство. Про окна там вообще не было ни слова - хотя тоже ведь граница двух миров. В Вашей статье кстати, об этом по-моему ничего не было - у Вас больше окно как источник света.

Шотландский фотограф Киран Додс организовал фотовыставку под названием "Hierotopia", на которой представлена фото-галерея священных рощ Эфиопии. Речь идет о своеобразном явлении эфиопской православной традиции: в силу малости церквей и большого притока верующих, многие стоят вне храма в окружающем лесу. Лес, таким образом, продолжает сакральное пространство храма, тем самым освящая окружающую храм природу. В наше время, эфиопские леса подверглись почти полному уничтожению, но рощи вокруг храмов не трогают, так что вера спасает деревья.

 Не-иеротопические работы Кирана Додса также заслуживают внимания.