Искусство слова
Оглашенные (повесть)

0 Участников и 1 гость просматривают эту тему.

« #1 : 07 Февраля 2010, 17:28:36 »
Оглашенные - наполовину автобиографическая повесть. Действие повести происходит в одном из провинциальных городов Юга Украины. Время: лето 2001 (приезд римского папы в Киев), "оранжевая революция" 2004, наши дни. Герой книги принадлежит к поколению, ныне перешагивающему сорокалетний рубеж, поколению вчерашних "дворников и сторожей". Бывший рокер, богоискатель, ставший православным (правда, только наполовину); живет современной "половинчатой" жизнью - наполовину-церковной, наполовину-политической, наполовину - "не пойми-какой". Постепенно герой понимает, что вся эта кипучая внешняя деятельность не имеет к подлинной духовной жизни никакого отношения. Разочарования следуют одно за другим. Однако вместе с ними приходит и некоторое "прояснение ума".  Другим, не менее важным действующим лицом повести является священник-"монархист". В основу сюжета с ним положен его конфликт с правящим епископом "космополитом".

Повесть написана в жанре реализма. Если не считать серию мистических снов, связанных как с внутренними переживаниями главного героя, так и с его увлечением книгой Даниила Андреева "Роза Мира". Книгой, некогда перевернувшей жизнь героя, открывшей ему духовные горизонты. Но теперь "православный" неофит, в душе героя, вступает в конфликт с его старым увлечением главной книгой жизни. И это также один из мучительнейших конфликтов.

О себе. Моя фамилия и имя Булычев Вадим. Родился в 1969 году в Великом Новгороде. Но с 1990-го проживаю на Юге Украины в городе Николаеве. Ранее мной была написана повесть "От ветра головы". Напечатана в украинском издательстве "Новороссия". И "Московские записки". Напечатаны в белгородском журнале "Ковчег".




Вадим Булычев. Оглашенные (повесть)

Прим. ред.
Опубликовано в Библиотеке Замка

(там же можно скачать файл с текстом повести в форматах doc и pdf):

Вадим Булычев
"Оглашенные"


    Часть I. Противостояние
    Часть II. Политика
    Часть III. Суд

Дух дышит, где хочет
«Последнее редактирование: 08 Октября 2013, 11:06:41, ВОЗ»

« #2 : 08 Февраля 2011, 18:05:49 »
Выкладываю первый фрагмент из своей второй повести - Оглашенные. Эта повесть, хронологически, продолжает предыдущую - От ветра головы. Первая повесть кончается тем, что главный герой разочаровавшись в поиске людей Розы Мира приходит в Православный храм. Вторая повесть - герой стал православным неофитом (со всем вытекающими из этого проблемами; в данном случае герой исповедует некий суррогат полу-политического полу-православия) . Однако связь с главной Книгой жизни (Розой Мира) - не утрачена. Хоть герой и пытался эту связь порвать.



«Нехорошо быть человеку одному»

Зачем я поехал с Витамином на вокзал? Нет, просто дьявольское наваждение какое-то. Витамин говорит: поехали, вспомним старые добрые времена. Мы же раньше любили на вокзале пить.
Почему я согласился пить на вокзале?! Как помрачение нашло. Надо было сразу, еще когда мы возле моего дома пиво пили, откланяться и идти восвояси. Ну нет же! Во мне уже бурлили все мои старые греховные привычки. В башке играла «Гражданская Оборона». Витамин все совал мне в уши свои наушники, все включал один из концертов Летова. За 1997-й год. (Спрашивается, зачем мне это надо было?) ... Читать далее

Дух дышит, где хочет
«Последнее редактирование: 27 Ноября 2014, 22:26:50, ВОЗ»

« #3 : 18 Января 2013, 22:22:39 »
   Состоялась публикация Оглашенных. Издательство, что выпустило повесть, находится в Канаде, в Торонто. Вот ссылка на публикацию: 
http://www.lulu.com/shop/vadim-bulychev/oglashennie/paperback/product-20634602.html

Дух дышит, где хочет
«Последнее редактирование: 27 Ноября 2014, 22:27:03, ВОЗ»

ОффлайнСергей С.

  • Небеса наполнены музыкой так же, как океан водой.
« #4 : 14 Октября 2013, 08:12:51 »
Вадим, прочитал твоих "Оглашенных". Не хочется быть ни умным, ни пафосным. Просто в своей жизни я впервые встречаю писателя, внутреннее совпадение с которым у меня настолько полное. Даже при том, что я никогда не бывал и едва ли смог побывать в описанных ситуациях. Даже при том, что к пониманию Бога мы шли разными дорогами и с разной скоростью. Но... мы его одинаково искали, нас волновали одинаковые вопросы и... это вылилось в то, что читая твою прозу, я мог бы сказать, что чувствую к ней причастность куда большую, чем просто читательскую. Наверное, немалую роль в этом играет очень близкий мне стиль повествования. Настолько близкий, что порой растворяешься в нём. Никогда раньше я не ощущал такого при чтении. Всегда вкрадывалось что-то инородное, пусть хоть немного, но инородное. В твоих повестях для меня нет ни капли чужого. Вот такое удивительное открытие. Спасибо, Вадим!

Зажги во мгле свою звезду!
___________________________
Сергей Сычёв
«Последнее редактирование: 14 Октября 2013, 10:18:53, Сергей С.»

« #5 : 14 Октября 2013, 23:19:08 »
   Сергей, огромное спасибо! Твой комментарий мне очень дорог. Дорог в первую очередь вот этим:
   
я впервые встречаю писателя, внутреннее совпадение с которым у меня настолько полное.
   
мы его одинаково искали, нас волновали одинаковые вопросы и... это вылилось в то, что читая твою прозу, я мог бы сказать, что чувствую к ней причастность куда большую, чем просто читательскую. Наверное, немалую роль в этом играет очень близкий мне стиль повествования
    Похожее внутреннее совпадение я ощутил, когда читал твою повесть "Имя" (не помню, писал ли где об этом). Именно чувство глубокого родства, родства на уровне внутренней поэтики, музыки; внутреннего ритма повести - вот это самое ценное.   
   Спасибо!

Дух дышит, где хочет
«Последнее редактирование: 14 Октября 2013, 23:22:26, Вадим Булычев»

ОффлайнАндрей Охоцимский

  • изъ бывшихъ
« #6 : 30 Января 2017, 00:40:32 »
«Оглашенные» читаются легко. Как хорошо написал Сергей, сразу возникает чувство солидарности и даже близости с героем повествования. Попытки более глубокого осмысления художественного языка повести наталкиваются на необычность и новизну этого языка, которая мешает характеризовать его при помощи привычных шаблонов. Повесть почти бессюжетна и представляет собой череду разговоров с участием не слишком выпукло очерченных персонажей. Она недостаточно визуальна и больше похожа на радиопостановку, чем на кино. Язык простой и лишенный эстетизма, почти аскетический. В чем же харизма этого странного текста, одинаково далекого и от рыночной беллетристики, и от артхаусных изысков?

Сам автор определяет свой жанр как реализм, но с первых же строк ощущается, что это какой-то другой реализм. Писатели, которых мы относим к реализму, использовали убедительность описания действительности как средство проталкивания собственных идей, как правило в социальной сфере. Ушлые инженеры душ человеческих, от Гоголя до Солженицына, загипнотизировав доверчивого читателя всё-как-в-жизни картинками и как-живыми персонажами, беззастенчиво впаривали ему свой идеологический товар. Весь русский реализм – это большая фабрика промывания мозгов думающего читателя, страдающего от изобилия нерешенных вопросов и недостатка общепринятых культурных ориентиров и перманентно теряющего выскальзывающую из-под ног точку духовной опоры. Писатель и читатель абсолютно неравны. Писатели – пророки и мудрецы, читатели – просвещаемая паства. Их сердца жгут глаголом умелые мастера перьевого цеха.

Здесь же все по-другому. Называя себя реалистом, Вадим хочет сказать, что реальность духовной и общественной жизни главного героя интересует его как самоценный сюжет. Хотя идейная позиция автора вполне однозначна, повесть лишена пропагандистского заряда. И описания, и диалоги выдержаны в духе подчеркнутой документальности и ироничной отстраненности, предоставляя читателю формировать свое мнение об обсуждаемых предметах. Разговоры кажутся аудиозаписью реальных бесед. Точка зрения автора не проталкивается под ковром или между строк, а присутствует более чем явно и констатируется с оттенком грустной обреченности, как некий груз, от которого никуда не деться.  Явность авторской позиции помогает созданию атмосферы подлинного реализма. Текст воспринимается как развернутое частное письмо – большего реализма, чем в частном письме не бывает. Это очень ценно сейчас, когда люди явно предпочитают документальные тексты художественной литературе. Притягательная сила вадимовских диалогов именно в том, что они сочетают документальность с художественностью. Они похожи на доверительный дружеский рассказ о том, как там все было, кто что говорил и кто что думал. Читатель и писатель общаются на равных.

Сочетание активной авторской позиции по существу происходящих событий с отстраненно-ироничной позицией рассказчика и с почти карикатурной характеристикой персонажей своего лагеря составляет важный элемент очарования повести. То самое постмодернистское сознание, которое обычно к добру не поминают, выливается здесь в оригинальную выразительную форму, легко резонируя в восприятии читателя с тем же типом сознания. Многовековой процесс индивидуации, т.е. выделения личности из мира, зашел в наше время так далеко, что личность стала отделяться не только от своего природного или даже социального окружения, но и от своего собственного действующего, социального аспекта. Возникает «я наблюдающее», невозмутимо взирающее равнодушным оком, как в некую видеокамеру, на «я действующее и суетящееся». Это действующее «я» делает выбор и пытается построить вокруг этого выбора цельное существование, а «я» настоящее, глубинное на все улыбается и оставляет все опции открытыми, как в песне Галича «То ли стать мне президентом США …» Действие данной песни не зря происходит в сумасшедшем доме. Многие куски вадимовской повести также оставляют впечатление репортажей из палаты №6 и своим полубезумным трагикомизмом создают образ больного общества, не утратившего впрочем здравого смысла  и чувства юмора.

В стиле повести сильно и в хорошем смысле сказывается православность автора. Его религиозность реализуется в том же постмодернистском ключе, в котором на первый план выступает не пугающая современного человека фанатичная однозначность мысли, а фактическая преданность делом и жизнью, та вера, которая от слова «верность». Развитая православной культурой привычка к покаянию и исповеди придает реализму Вадима особый оттенок исповедальности, в которой откровенность и констатация грехов и слабостей оказываются самодостаточными явлениями духовной жизни, ценными и правильными сами по себе и поэтому заслуживающими осмысления и увековечения. Проза Вадима является, таким образом, еще и важным духовным действием  автора, которому мы, его благодарные читатели, оказываемся свидетелями и сопричастниками.

Говори что думаешь, но думай что говоришь
«Последнее редактирование: 30 Января 2017, 16:12:59, Золушка»

« #7 : 30 Января 2017, 17:21:04 »
Андрей, я проанонсировал Ваш пост как критический очерк. Спасибо.

На один абзац Вашего очерка позволю себе тоже высказать небольшое критическое замечание:
Писатели, которых мы относим к реализму, использовали убедительность описания действительности как средство проталкивания собственных идей, как правило в социальной сфере. Ушлые инженеры душ человеческих, от Гоголя до Солженицына, загипнотизировав доверчивого читателя всё-как-в-жизни картинками и как-живыми персонажами, беззастенчиво впаривали ему свой идеологический товар. Весь русский реализм – это большая фабрика промывания мозгов думающего читателя, страдающего от изобилия нерешенных вопросов и недостатка общепринятых культурных ориентиров и перманентно теряющего выскальзывающую из-под ног точку духовной опоры. Писатель и читатель абсолютно неравны. Писатели – пророки и мудрецы, читатели – просвещаемая паства. Их сердца жгут глаголом умелые мастера перьевого цеха.

«Ушлые (не перестаю удивляться Вашим лексическим ходам) инженеры душ человеческих, от Гоголя до Солженицына» — это и есть главный вектор русской литературы, по-Вашему?

К «ушлым инженерам душ человеческих» относится и пушкинско-чеховская традиция? А какой «идеологический товар беззастенчиво впаривал доверчивому читателю», например, Лесков или А.К. Толстой? В таком «впаривании идеологического товара» вся ценность реализма А.Н. Островского? Разве «социальной сферой» исчерпывается художественная ценность прозы и упомянутого Вами Гоголя? А также прозы Пушкина и Лермонтова? Гончарова и Тургенева? Достоевского и Льва Толстого? Бабеля и Булгакова? Платонова и Замятина? Бунина и Пастернака? И почему из писателей 20-го века выделен именно Солженицын в качестве некоей «генеральной линии», а не Гроссман или Шукшин, или Довлатов?

Если и выделять некую генеральную линию в развитии реалистической русской прозы, то это всё-таки пушкинско-чеховская линия, а никак не тенденциозно-идеологическая и социально-претенциозная литература. К последней, с некоторыми оговорками, можно отнести Солженицына, но втискивать в эту линию всю русскую литературу — это даже не натяжка, а совершенный отрыв от реальности. Такая абстрактная схематизация и есть не что иное, как «идеологически тенденциозное впаривание».

Если «весь русский реализм — это большая фабрика промывания мозгов думающего читателя, страдающего от изобилия нерешенных вопросов и недостатка общепринятых культурных ориентиров и перманентно теряющего выскальзывающую из-под ног точку духовной опоры», то — что тогда «реализм западный» и от чего страдает «читатель западный», не потерявший, разумеется, культурные ориентиры и духовную опору? И неужели нельзя даже чисто литературные вопросы рассматривать не через этот избитый идеологически-бинарный подход, тенденциозно противопоставляя русский и западный культурные архетипы? Вне этого бинара не осталось никаких проблем, всё на свете объясняется только этим противопоставлением?

Противопоставлять же «писателя — мудреца» и «читателя — просвещаемую паству», подчёркивать их неравенство — это даже не провокация или предвзятая карикатура, а какое-то глухое непонимание самого главного в литературе и в читательском акте. Это главное — сотворческий дух человеческого общения. Литературное произведение живёт только в душе читателя, творится и воплощается в ней. Чтение — это общение, сотворческий диалог, а не какое-то идеологическое насилие. Из русской литературы так и не удалось никому сделать идеологический придаток, ни правящей власти, ни вожделеющей её оппозиции. И никогда не удастся. Русская литература была и остаётся внутренне свободной, глубоко христианской по духу, в истинном смысле этого слова.

Проблема же умаления роли писателя в современном мире, как и все другие глубинные изменения культурных ролей, — это общая тенденция и для русской, и для западной цивилизации, да и для всего человечества. Это очень серьёзная и глубокая проблема, с избитыми политико-идеологизированными бинарами к ней приступать нет ни малейшего смысла.

__________________________________________
Преображение хаоса в космос – это и есть культура.
"Дикой Америке" интернета нужны свои пионеры, свои безумные мечтатели.
Ярослав Таран
«Последнее редактирование: 30 Января 2017, 17:28:09, Ярослав»

« #8 : 30 Января 2017, 19:46:58 »
Спасибо Вам, Андрей, за критический обзор "Оглашенных" :)

«Оглашенные» читаются легко.

Это для меня самое главное. То что повесть читается легко, это покрывает художественные недоработки повести.

Сам автор определяет свой жанр как реализм, но с первых же строк ощущается, что это какой-то другой реализм.

Ну, реализм реализму рознь. Смотря что определять под этим словом. Документальность повествования? Выпуклость каких-то бытовых сцен, детальность их описания?
В аннотации к повести я пишу, что:
Оглашенные - наполовину автобиографическая повесть.

А абзацем ниже пишу:
Повесть написана в жанре реализма.

То есть, под словом "реализм", я имею в виду этот самый реализм в самом общем смысле. Это не фэнтези, не мистический триллер, события повести не в выдуманной реальности, параллельном мире и т.п. Материал взят из жизни автора. Почему тогда "наполовину автобиографическая", а не автобиографическая? Главная причина - между событиями, описанными в повести, и временем написания самой повести - почти десять лет. Дневников на тот период (описываемый в "Оглашенных") я не вел. Многие моменты успели уйти из памяти. Поэтому при написании повести я руководствовался правилом: в главных, "осевых моментах" повествования, в типажах характеров того времени - я стараюсь быть предельно реалистичным. Что касается второстепенных, на мой взгляд, моментов, пробелов памяти, то тут можно немного добавить "художественности". Данная повесть, не столько детальное описание "как оно все было", сколько работа с памятью, вспоминание событий почти десятилетней давности и переосмысление их.
Вот таким правилом я руководствовался, а уж как получилось, так получилось.

Писатели, которых мы относим к реализму, использовали убедительность описания действительности как средство проталкивания собственных идей, как правило в социальной сфере. Ушлые инженеры душ человеческих, от Гоголя до Солженицына, загипнотизировав доверчивого читателя всё-как-в-жизни картинками и как-живыми персонажами, беззастенчиво впаривали ему свой идеологический товар.

Тогда уж лучше Гоголя заменить... например, Чернышевским. С Гоголя "реалист" еще тот ;D. Действительно, насколько реалистичны (если под реализмом понимать именно УБЕДИТЕЛЬНОСТЬ ОПИСАНИЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ) те же герои "Мертвых душ", все эти Коробочки, Ноздревы, Маниловы и т.д.?

И описания, и диалоги выдержаны в духе подчеркнутой документальности и ироничной отстраненности, предоставляя читателю формировать свое мнение об обсуждаемых предметах.

Ироничная отстраненность стала возможной из-за временного зазора, описанного выше. Если бы повесть писалась сразу, по горячим следам, вряд ли бы у меня получилось быть ироничным и отстраненным.

Многие куски вадимовской повести также оставляют впечатление репортажей из палаты №6 и своим полубезумным трагикомизмом создают образ больного общества, не утратившего впрочем здравого смысла  и чувства юмора.

Это тоже есть ;D.

Развитая православной культурой привычка к покаянию и исповеди придает реализму Вадима особый оттенок исповедальности, в которой откровенность и констатация грехов и слабостей оказываются самодостаточными явлениями духовной жизни, ценными и правильными сами по себе и поэтому заслуживающими осмысления и увековечения.

Герой повести проходит через типичные (для православного активиста, живущего на Юге Украины) идеологические соблазны. Главная мысль повести примерно в следующем: все эти крестные ходы, политические пикеты, борьба за права русских - все это хорошо, замечательно, но все это не есть подлинное, настоящее христианство. Это не суть веры.

Проза Вадима является, таким образом, еще и важным духовным действием  автора, которому мы, его благодарные читатели, оказываемся свидетелями и сопричастниками.

Спасибо!       

Дух дышит, где хочет
«Последнее редактирование: 30 Января 2017, 20:38:22, Золушка»

ОффлайнАндрей Охоцимский

  • изъ бывшихъ
« #9 : 30 Января 2017, 20:44:06 »
Тогда уж лучше Гоголя заменить... например, Чернышевским. С Гоголя "реалист" еще тот ;D.

Вадим, Вы правильно поняли мою мысль, хотя в этом месте я выразился слишком резко и упрощенно (меня уже поправили, спасибо Ярославу  |-:-|). Мысль о значении идейности в русском реализме (и в западном тоже, но русский просто ближе) запала мне после прочтения труда А. Ф. Лосева "Роль символа в реалистическом искусстве". Меня действительно поразило, что Вы не пошли по проторенной дорожке навязывания читателю своих единственно верных взглядов, а оказались способны на настоящую объективность (которая есть честная субъективность).  Ваша повесть вполне приемлема и для читателя иных воззрений и в этом её сила. Не знаю, способны ли на такое представители другого лагеря.

Добавлю еще, что название очень удачное. Для тех, кто знает, кто такие "оглашенные" оно сразу дает Вашу главную мысль (а кто не знает, тому повесть вряд ли интересна).

Говори что думаешь, но думай что говоришь


 
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика