Роза Мира — диалог культур и культура диалога

Как проехать всю Европу со свежим номером "Deutsche Zeitung"

Если кто рискнёт проехать всю Европу от самого Севера Германии до самого её "заднего места", как окрестили когда-то Испанию, причём не вполне справедливо, кто задумает добраться до её континентального края, с несколькими сотнями в кармане, без каких-либо серьёзных по меркам блюстителей закона документов, пусть начнёт свой путь с немецких поездов. Прежде всего ему нужно будет приобрести тот самый недельный билет ( wochenticket) что даёт возможность передвигаться по выходным вдоль всей территории родины Бисмарка и Гогенштауфенов и - без лишних раздумий отправляться в путь, положась на волю судьбы и собственную удачу...

Только в пути придётся сделать, как минимум семь-восемь пересадок, пока волшебный тикет не приведёт вас прямиком к границам восточной империи, успешно аннексированной в своё время самым великим и ужасным из австрийцев, воцарившимся на «большой земле».  Вам придётся оббегать множество вокзалов, пока вы не пересечёте административную гренце  Баварии, и не окажетесь в приграничном с Salzburgenland (Солёноградская земля) районе.

Дальше поезд не пойдёт, уверяю вас, несмотря на близость и даже родственную связь двух стран. Но можно сесть и на другой цуг, только билет приобрести обычный. Однако, не спешите садиться в поезд, добравшись до Фрайласинговского вокзала, если не хотите нарваться на проверку документов в одном из вагонов, в котором вы нервно будете делать вид, что читаете свежий номер «дойче цайтунг», а на вопрос: «Bitte, ihre Ausweiss!», оглядываться по сторонам в поисках запасного выхода.
Шучу. Берите лучше такси, и за 20 евро вас отвезут прямо до Зальцбурга, до Моцартштрассе к окнам той самой моцартовской квартиры, облепленной глазастыми туристами, а ещё лучше до Хауптбанхофа, откуда вы, если успеете, доберётесь, опять-таки с пересадками, до самого города Инсбрука, что на границе со страной вашей мечты – родиной Микеланджело, Челентано и  Си Берлускони.

Одно замечание: старайтесь пересекать границу днём, одевайтесь при этом в самое лучшее, не забудьте отдохнуть, побриться, если волосы на щеках растут, и всегда имейте при себе внушительного вида книгу, желательно, разумеется, не на русском или грузинском языках. Сойдёт и газета, старый добрый номер «дойче цайтунга».

Итак, вы на пути в Болонью, итальянские Альпы вас особо не привлекают, так как вы уже не хотите смотреть в окно, где всё ещё бродит призрак вокзального карабинера в поисках внутриевропейских перебежчиков. Из города болонок и болоньевых курток, вы добираетесь по рельсам до Милана, где полюбовавшись на разодетых в «гуччи» и «армани» итальянцев, покупаете билет, нет, не на автобус, без документов вам его не выпишут, - правильно, используете всё тот же пролетарский вид транспорта, и доезжайте (обрадую: с пересадкой, если не изменяет память) до приграничного городка Вентимильи. Если вам повезёт и вас не заберёт местная полиция, то в 6 утра за вами прибудет потрясающий экспонат, гордость французских железнодорожных линий, эдакий картонный паровозик со съёмок фильма «Фантомас», на котором, могу поспорить, сам Луи де Финес гнался за неуловимым преступником.

И вот на ретро-поезде a la de Fines вы въезжаете не куда-нибудь, а в саму Ниццу, жемчужину Средиземноморских курортов. Со спортивными сумками наперевес вы спешите к камерам хранения. Оставив вещи в надёжном месте, вы покупаете билет до Барселоны и спешите совершить круг почёта по Ницце, ограничивающийся периметром площади, окружающий центральный вокзал. Неважно, что недолго, но зато вы были в Ницце, зато вам улыбались симпатичные француженки, а привлекательные эмигрантки, спешащие не в булочную, в отличии от первых, а на работу, провожали вас любопытными взглядами.

Ну, всё, побыв в Ницце, перекусив в бистро близ вокзала, потянув время за компом в интернет-кафешке, вы садитесь на скоростной современный трен и мчитесь…Нее, не в Барселону, - в Монпелье! И только оттуда, совершив ещё одну пересадку, вы отправляетесь "конкистадорить" неведомую Испанию. До вашей Терра Новы остаётся совсем немного, вам кажется, вы уже на родине Сервантеса, но Франция никак не желает уступать свои владения своей извечной сопернице, - и тянутся без конца водянистые французские поля вплоть до Сербера, расположившегося в уютной бухте, окружённый горной возвышенностью угрюмых Пиренеев.

Слезайте в Сербере! Слезайте там, если не хотите, чтобы вас сняли с поезда испанские пограничники и не отправили вместе с остальным весёлым людом обратно во Францию, где злая женщина в погонах пригрозит вам тюрьмой, если вы сейчас же не уберётесь туда, откуда приехали.

Понимаю ваше недоумение. В каких-то километрах от заветной цели вы вынуждены остановиться, склонить голову пред стенами непокорных пиренейских крепостей и отступить. Судьба Наполеона осталась к вам равнодушна. Не отчаивайтесь, соберитесь духом, расправьте плечи, вдохните побольше воздуха в свои лёгкие, подумайте о подвигах, какие совершали великие люди, и вызовите такси. Да, такси фирмы «Россинант» или какой другой, главное, чтобы оно было испанским, потому что французы ночью не повезут, ночью они почему-то спят. Найдите себе попутчиков, желательно испаноговорящих, так вам выйдет надежней, а язык (la lengua), он, как известно, и до Барселоны доведёт...

Вы поймёте сразу, что вы в Испании - по тому, как молодые люди отдыхают по вечерам, "кучкуясь" то там, то здесь в поисках шумных развлечений. Что-что, а шуметь испанцы любят и умеют, это их яркое достоинство, отличающее горячих espan’oles от других европейцев.

Но мы отвлеклись на дела праздные, а впереди ещё госпожа Барселона, её нескончаемые улицы, пёстрые такси, спешащие люди и большой автовокзал. Оттуда, если вам туда… вы едете на автобусе в направлении Валенсии и Аликанте, а если нет, то Малаги или Севильи, Мадрида или Бильбао. В общем, куда ваша душа пожелает. Здесь вам уже нечего опасаться, особенно проверки документов, потому что вы на родине Странствующего Рыцаря самого сеньора Эль Кихота, который продемонстрировал всему миру чудеса отваги и благородной безрассудности.

Оставляя вас в завершении вашего увлекательного вояжа, скажу напоследок:
Следуйте бескорыстному, беззаветно преданному, выдуманным мечтам и возлюбленному образу, пути лучшего из испанцев. Обходите только глупых людей, пьяниц и ветряные мельницы. Советую вам, исходя из своего опыта, в том числе.

(Но это уже другая история)

……………………………………………………………………………………………………………………….

Дерзайте, друзья! Пусть подвиги великого рыцаря освещают ваш путь, и пусть семена ваших зрелых чувств ложатся только на благодатную почву.

Adios, amigos! Mucho suerte por la camino grande!

P.S. Да, не забудьте выбросить в урну "Немецкую газету", в последнее время немцев развелось на юге Европы больше даже, нежели во времена Ремарка. Избавьтесь от этого, безусловно, занимательного чтива, хотя бы просто для того, чтобы вам не было неловко, если вас вдруг спросят: «Was sagt denn heute Deutsche Zeitung"?

Тема благополучно перенесена в Избранное и ждёт продолжения...

С "согласными" согласен, Саша.

Продолжение следует...

Здравствуй, Марат. "Бегущие по лезвию ножа" понравились. Коротко и ясно.
Марат, это история из твоей жизни, или рассказ кого-то?
В любом случае, интересно. Особенно это запомнилось, точный диагноз:

Фашизм, нацизм имеет множество обоснований и он свойствен не только европейцам, он свойствен — человеку, придающему геройский пафос своей ненависти, своей исключительной борьбе — за "правое дело"

Истинно так!
 Сюда можно добавить любой "изм"; начиная от религиозного фанатизма и заканчивая фанатичным ультра-либерализмом, только "правое дело", в таком случае, надо заменить на "права человека" доведенные до абсурда. 

Прогуливаясь как-то вечером по Вене, я вышел на Штефан-платц, знаменитую площадь в центре которой высится старинный готический собор 12 века Штефансдом. Как всегда площадь была полна туристами и артистами, развлекающими их и зарабатывающими на них же всевозможными способами. Особенно мне запомнились (в дальнейшем я их встречал по всей Европе) превратившиеся в неподвижные изваяния фигуры: бродячего скрипача, пёстрого клоуна в рваных ботинках, феи о двух нейлоновых крыльях на алюминиевых каркасах. Проходя мимо скульптуры какого-то литературного героя, волосы которого были покрыты серебряным тальком, а из рукава торчали длинное гусиное перо и пергамент фантастических размеров, я вдруг заметил, что он ожил, шевельнул ресницами, открыл глаза и замахал руками, пытаясь произвести впечатление на столпившихся вокруг него детей. Но больше всего, мне кажется, он произвёл впечатление на меня: круглыми минутами стоять, как истукан, чтобы в один момент выйти из артистической летаргии и… пополнить свою копилку очередной порцией новых европейских монет!

Но разве только это движет артистами неподвижной и оживающей внезапно пантомимы?! Скорее всего – это их призвание, образ жизни, но никак не средство заработка. Так думал я, проходя мимо разукрашенного лицедея, то ли в маске Пьеро, то ли какого-то другого мима.
«Эх, подумал я, жаль, что в кармане лишь итальянские лиры, скоропостижно вышедшие из обращения. Хотя, какая разница, главное, чтобы к ногам артиста летели не тухлые яйца и гнилые помидоры, а там и лиры сойдут. Всё ж это символический акт, и актёрам-европейцам не суть важно, что им там положили в шляпу, главное – эмоции…»

-Дам-ка я тебе лир, Пьеро, - сказал я вслух и бросил в копилку мастера монеты.
Внезапно из глубины позолоченной маски раздался приглушённый трубный возглас на чистом русском языке:
-А з’чем мне лиры, я целый день стою здесь, как истукан, з’чем мне лиры? Я тож кушать хочу.
Маска смотрела на меня, как-то криво улыбаясь, а изнутри вырывался этот страдальческий возглас души голодного и уставшего артиста.

«Tut mir leid!»(Мне жаль! - нем.), - хотел было я ответить, но подавив растерянность, произнёс грубоватым голосом Арлекино:
- Ничего, в хозяйстве пригодится, бери, что есть, другого нет.

Содрогаясь от нахлынувшего на меня немого смеха, я пошёл дальше, вдыхая аромат печёного хлеба и сдобной выпечки, доносившийся из булочных.
Я шёл, а в ушах гудел голос маски…

Звенит струна в руках арфиста,
когда звенит его карман.
И зритель радует артиста,
Бросая центы в целлофан.

"Испанский треугольник"
1.

В жизни двоих наступает момент, когда отношения исчерпали себя, но инерция некогда активных чувств удерживает вас в замкнутом кольце этого обреченного на распад союза, постепенно разрушая прежние стереотипы, но еще не освобождая от них. Ослабить и в конце концов разомкнуть амазонскую хватку экс-партнёрши способна только другая женщина, связь с которой возникла в период упадка былых чувств, в золе угасшей страсти с той самой, что перестала занимать в твоем сердце место номер один.

Как раз в то время, когда отношения с Естреей пошли на спад, покатились кубарем, обернулись полным прахом, Ева вошла в мою жизнь.

Уже после я написал ей это стихотворение:

Se dedica a Eva Macias Ferreras:

No veo mis dias sin ti, sin tus ojos.
La noche es gris si tu no estas.
Estoy muy triste. Me pierdo la paz
Porque estas lejos de mi, muy lejos...
Escucha mi voz que te llama paciente -
Venir junto a me, junto a mi corazon,
Dame esperanza, dame la razon
Que yo la perdi con tus besos calientes...
Adios, mi bonita! No seas mas triste.
Estoy para siempre contigo, amor!
Yo nunca olvido, carin'o, tu vista,
Nos vemos un dia si quiere Sen'or.
Te voy a buscar en los todos paises.
Si tu abondones tu Ciudad
Yo me pasare en tu Paraiso
Alli donde creis os en Trinidad.
Y tomo un flor que parece a Rosa.
Que como tu alma bellisima es.
Y te la dare diciendo: Esposa,
Amor de mi vida pasada... ya ves
Es Rosa del Mundo, su chispa; mi ada
Que te la proteja dando a luz
La Era Nueva que cen'i la espada
A Uno que tiene la Rosa y Cruz!...

Переводить не буду, чтобы не расстроить струны гитары-лиры, которые я настраивал для того и только для того мгновения...
Ей понравилось. Вообще языкового барьера у нас с ней никогда не было, мы понимали друг друга, нет не с полуслова, а с полуоборота, ведь в испанском языке чрезвычайно важна интонация, - как заведешься, так и поедешь. Вообще на кастельяно я говорил достаточно сносно, иногда мне не хватало слов, иногда прорывался мой русско-кавказско-немецкий акцент, но в целом ничего, терпеть было можно. Ева была довольна.
А Естрейя обещалась отплатить мне той же монетой, полюбить кого-нибудь другого. Но пока этого не случилось, любовный треугольник приобретал все более симметричные друг другу углы, в каждом из которых билось живое, горячее сердце.

Не сказать о внешних качествах двух моих возлюбленных (а то что я их обеих любил, сомневаться не приходится), значит не сказать ничего. В жилах Естрейи, полное имя которой звучало, как Luz Estrella, что значило Свет Звезды, текла кровь венесуэльских индейцев - льянеро, испанских конкистодоров и африканских жителей южно-американского континента. Она выросла под знойным солнцем Колумбии. Невысокая, но крепко сбитая, хорошо сложенная, с выдающейся грудью, она напоминала мне амазонку - обитательницу таинственных джунглей, особенно это сходство проявлялось на пляже или в бассейне. Ей хорошо шло золото, которого у нее было очень много, часть своей коллекции она всегда носила с собой в специальном кожаном мешочке, из-за чего я её назвал "королевой инков". Не знаю откуда пришло это сравнение, но ей оно очень нравилось, хотя сравнение с той же перуанкой, ее бы жестоко обидело.
Ева была полной противоположностью мулатке. Уроженка Мадрида, мадриленья, как именуют себя сами жительницы столицы Испанского королевства, русоволосая, что несвойственно испанкам, с хорошей фигурой и очень красивыми, я бы сказал благородными, аристократическими чертами лица. В ней сочетались внешность североевропейки и испанский темперамент, ум эрудированной немки и, свойственное лишь редким людям, великодушие.
- Ева, - говорил я ей, - ты определись, ты с блондинкам или с умными.
- Я и с теми и другими, - улыбаясь, отвечала она.
- Так не бывает, - не унимался я.
- Бывает, если родители постарались...

Как-то однажды я спросил у неё:
- А доброта от Бога?
Помолчав, она ответила:
- От Бога любовь, доброта свойственна лишь земным созданиям.

Мы ходили с ней в иглесию, смотрели на иконы и алтарь, на ослепительно белые статуи святых, сидя на скамье в центре пустого храма. Говорили о многом, только не о наших отношениях, их будущее ограничивалось настоящим, а значит не имело конца. Иногда мы выбирались с ней в центр Мадрида, посидеть, выпить чего-нибудь в ночных клубах. После проведенного вечера вместе возвращались домой.
Она писала мне на испанском, находясь рядом со мной: "Тебя бы я узнала из миллионов других. Чувство, которое ты пробудил во мне естественно, как день и как ночь. Оно не холодно и не жарко. Оно прохладно, как утренняя роса"...

- Зачем ты это пишешь, если можешь сказать мне словами? - спрашивал я.
- Ты можешь забыть, не запомнить сказанное мною в этот момент, а бумага не забудет.
- А если она порвется или я ее потеряю случайно?
- Не имеет значения, - отвечала она, продолжая писать.
"...нежность еще не любовь, но она есть призыв к ней, и я хочу, чтобы ты был нежен со мной в словах и тогда, когда прикасаешься ко мне.
Говорят, что любовь приходит весной, но я бы полюбила тебя и ненастной осенью, и холодной, дождливой зимой..."

- Хорошо, в Испании нет морозов, а зима похожа на весну.
- Весна ни на что не похожа, как ни на что не похожа любовь, чувство рожденное ей.

Я, наконец, задумался. Разве можно было не согласиться с ее словами?! Я взял ее за руку и провел ею по своей щеке.
- А что, если каждый из нас любит себя в этой любви, только свое чувство, а не настоящих тебя и меня?

Она удивленно посмотрела на меня и сказала:
- Callate (молчи). Если один из нас эгоист, не обязательно, что второй тоже является им.

Я был рад ее ответу, по крайней мере я знал, что она любит, не ожидая взамен получить копию своих чувств.

 "Я люблю его со всем его дерьмом!" - однажды сказала одна из ее подруг, рассказывая нам о своих взаимоотношениях с молодым человеком. Можно ли было назвать примером жертвенной любви такого рода отношения, мне трудно судить, тем более что со временем "дерьма" этого становилось все больше, ссоры между ними учащались, пока, наконец, они не расстались. Ева была далека от самоуничижения, она обладала большим достоинством, ее даже можно было бы назвать гордой, если бы не любовь, которая заметно умерила в ней это двойственное состояние души.

Потому-то любовь и творит чудеса, потому что избавляет нас от того, от чего мы сами избавиться никак не можем. Нелюбовь же делает нас нелюбимыми, непонимаемыми, расчетливыми литераторами, прогрессивными урбанистами, ветряными мельницами, мухоморами прикинувшимися груздями, изнывающими от жажды вампирами и всем тем, кем мы никогда не будем, отдавая этот живой, трепещущий огонь в руки другого человека...

Она провела ладонью по моей щеке и слегка щипнула ее, оставляя на ней огоньки своего настроения, мириады неразгаданных мною мыслей.

proximo...