Музыка Замка
Судьба музыканта перед лицом добра и зла

0 Участников и 1 гость просматривают эту тему.

В "Воздушном замке" в разделе «Музыка» появился новый подраздел «Исполнительское искусство». Мы надеемся, что со временем он станет одним из ведущих и сможет объединить материалы самой разной направленности: от истории и достижений отдельных музыкантов-исполнителей до анализа различных школ музыкального исполнительства Европы и России.

Музыка и музыкальное исполнительское искусство, – как наиболее убедительный и воодушевляющий прообраз человеческой целеустремленности и творчества, –  всегда были органично вплетены в социально-психологическую среду развития общей жизни народов европейского континента.

В этом смысле история европейского музыкального исполнительства по самой своей природе – это история творческих поисков и стремление сохранить  единство европейской музыкальной культуры. Судьбы музыкантов, поэтому, всегда оставались частью экзистенциально скрытого в повседневности, но требующего полной самоотдачи, а потому творчески яркого и неподдельно серьезного служения музыке.

ХХ век принёс огромные испытания этим установкам, необходимым для естественного хода европейской музыкальной жизни. Две мировые войны поставили европейские народы перед такими социальными фактами и обнажили такие стороны  социального опыта фашизма и нацизма,  которые не вмещаются в границы рационального сознания, отторгаются и интеллектом, и интуицией единства человеческой культуры.

Этот опыт оказался тотально отрицательным. Он стремился перевернуть выстраданные человеческой историей представления о культуре как о символической форме одновременного бытия и общения людей различных поколений и разных культурных традиций.  А значит, стремился убить в народах память о самих себе и подвергнуть уничтожению те народы, культурная память которых насчитывает тысячелетия.

Следовательно, он был не только отрицательным, но и тотально противоестественным, поскольку попытался средствами войны, полицейского насилия и социальной изоляции «неполноценных народов», –  главным образом евреев и славян, – переподчинить задачи развития Европы и России задачам территориального и культурного господства «высшей расы» над общим культурным опытом и историческими смыслами существования европейских народов.

У нас в России есть своя жестокая правда и героическая память о военном сопротивлении фашизму. Мы редко обращаемся к истории оккупированной фашистами Европы. А потому подчас не различаем в этой оккупации ужаса её полицейской повседневности. Повседневности, которая сокрушала не столько физическую структуру привычной жизни, сколько растлевала человеческие души, сеяла соперничество и вражду, поощряла предательство и создавала для Европы «новый порядок».

Этот «новый порядок» до неузнаваемости искажал смыслы и значения обыденности, – она поддерживалась  уже не развитием социальных и культурных сил жизни. У неё уже были другие основания – она основывалась  на смерти и ограблении, на запретах на профессии, на организации концлагерей и мерах социальной изоляции представителей «неполноценных народов», а также на обеспечении выборочной  доступности культурных и жизненных благ для разряда «полноценных» и поддерживающих новый порядок людей и народов, включённых в территориальные структуры предполагаемого Третьего рейха.   

Музыкальная история Европы этого периода оккупации не могла не отразить в себе все эти зловещие тенденции. Более того, возможно, именно она прочувствовала их на себе более глубоко. Зловещие знаки пристрастия нацистов к музыке и рациональный порядок полицейских мер по созданию в концлагерях симфонических оркестров говорит сам за себя. 

Противоестественность соединения музыкального творчества с условиями концентрационного лагеря вряд ли стоит объяснять или подвергать рефлексии. Просто потому, что она останется вне этических смыслов  и неизбежно даст обратный эффект. Но важно раз и навсегда понять, что во властном поведении нацистов была своя адская организационная логика.

Её исходным тезисом было последовательное исключение «неполноценных наций» из права  на социальную жизнедеятельность. Эта установка развивалась в силовой организационный порядок, обеспечивающий присвоение «высшей расе» права на исключительное владение и распоряжение всеми возможностями, созданными совокупным человеческим трудом и культурой.

В том числе и права распоряжаться судьбой музыкальных коллективов. Судьба  симфонического оркестра Варшавского радио показательна: из состава оркестра сначала выгнали всех музыкантов евреев, а потом, – без суда и следствия, – арестовали и препроводили в Освенцим весь симфонический оркестр, состоявший к этому времени, в основном, уже только из поляков. Так созданная шкала расовой ценности опрокидывала в глазах европейцев ценности их социальной и культурной солидарности.  Так знакомство с судьбами европейских музыкантов превращает пережитое в период фашизма из идеологически зловещей крайности в страшный порядок  полицейского государства.

Публикация очерка Артура Штильмана о судьбе скрипачки Альмы Розэ, который мы предлагаем вниманию читателей, становится  поводом к размышлениям о судьбах и испытаниях европейской музыкальной культуры.  На наш взгляд, не «еврейский взгляд на историю»  важен и интересен в очерке Артура Штильмана, а именно социальная механика нацизма, в лопасти которой попадает музыкальная жизнь европейского континента.

Природа музыки и связанная с ней неразрывными узами судьба музыканта есть камень преткновения для этой адской механики. Здесь её логика даёт сбой: не может культура, в том числе и музыка, существовать и развиваться, существуя только для того, чтобы услаждать представителей «высшей расы», уставших от трудов смерти. В этом, – воистину метаисторическом, – поединке «высшей расы» и «высших ценностей культуры»,  связи истории и конкретных человеческих судеб остаются наиболее уязвимыми для организованного порядка зла. Но человечество держится накопленным культурой багажом утверждений добра, истины и памяти вопреки видимым вихрям зла и отступничества.

В этом отношении история скрипачки Альмы Розэ, родившейся в Вене, в еврейской музыкальной семье – абсолютно ассимилированной, более того, христианизированной, – и закончившей свой земной путь, будучи руководителем женского симфонического оркестра концлагеря Освенцим, трагически открыта для размышлений. Для размышлений о том, в какой страшный узел политики, истории и оспаривания истин религии и жизни было вплетено нацизмом существование музыкальной культуры и её смыслов…

Альма Розэ умерла в апреле 1944 года, не дождавшись освобождения Освенцима советскими войсками. Умирая, она  всё время повторяла, что русские идут и скоро их всех освободят, и тогда они устроят тур по всему миру…

…Сохранение памяти – естественный долг, и его неуклонное исполнение учит  каждого из нас азам солидарности народов, развивает в нас чувство сопричастности истории и культуре. Как бы ни была тяжела историческая память, приобщение к ней – залог зрелости и солидарного выживания человечества в новом времени истории и культуры.

Несколько слов об авторе очерка.


Артур Штильман родился  в Москве в 1935 году в семье музыканта. Отец – скрипач и  дирижёр, один из пионеров звукового кинематографа в Советском Союзе.

Артур Штильман окончил ЦМШ при Московской Консерватории, Консерваторию  и  аспирантуру. Первый исполнитель Концерта для скрипки № 2 Белы Бартока в Москве (1960 г.) В 1963 году стал одним из победителей Международного Конкурса памяти Лео Вайнера и Белы Бартока в Будапеште. 

Много гастролировал по Советскому Союзу – выступал почти в 100 городах, а также в Венгрии, Чехословакии, Австрии, Германии, Японии.

С 1966 по 1979 г. был скрипачом Большого Театра. В эти же годы продолжал сольную деятельность как солист Концертного Бюро Московской Филармонии.

В 1979 году эмигрировал в США. С 1980 по 2003 г. – скрипач оркестра Метрополитен Оперы.

После окончания работы в МЕТ Опере, посвящает своё  время работе над статьями и эссе о Р. Вагнере, Р. Штраусе, выдающихся скрипачах 20 века – Стерне, Иегуди Менухине, Ойстрахе, Гольдштейне, Альберте Маркове.

Автор книг  «Певец Миша Райцин». Изд-во «Эрмитаж»,1992 г. и "Музыка и власть". Изд-во "Общества любителей еврейской старины", Ганновер, 2007. Статьи и эссэ публиковались в журналах «Музыка и время» и «Музыкальная Академия» (Москва), а также газетах и журналах на русском языке в США, Израиле, Чехословакии .

Эссе А. Штильмана "Из Вены в Освенцим. История скрипачки Альмы Розэ" публикуется нами с разрешения редакции альманаха Берковича "Еврейская Старина".
 

                                                                                                    Ирина Николаева

«Последнее редактирование: 13 Января 2011, 22:09:03, Е. Морошкин»

Артур Штильман

Из Вены в Освенцим


История скрипачки Альмы Розэ



I

ВЕНА

Две женщины, о которых пойдёт речь, в обычной жизни могли бы никогда не встретиться. А если бы эта встреча и произошла, то, скорее всего, была бы «односторонней», так как одна из них была руководительницей известного в 30-е годы в Европе женского эстрадного оркестра «Вальсирующие венские девушки», а другая… другая, скорее всего, была бы ничем не примечательной любительницей музыки, сидящей в зале. К фамилии Мандель мы вернёмся позднее – она одна из главных действующих лиц последней части книги «Альма Розэ – из Вены в Освенцим» Ричарда Ноймана. Книга эта посвящена скрипачке Альме Розэ – дочери знаменитого венского скрипача и концертмейстера Венской Придворной Оперы  (Венской Государственной Оперы после 1918 года) и Венского Филармонического оркестра – Арнольда Розэ. Он прослужил на своём почётном посту 50 лет и был насильственно  изгнан после захвата Австрии нацистской Германией в 1938 году.

Баловень судьбы, обласканный  Императором Австро-Венгрии Францем Иосифом, удостоившийся многих наград и от других королей Европы конца XIX и начала XX веков, Розэ, тем не менее, крестился в молодом возрасте, несмотря на то, что формально, после дарования Конституции 1867 году тем же Императором Францем Иосифом,  австрийские евреи были уравнены в гражданских правах. И всё же на практике  некрещёные евреи встречали много трудностей в своей жизни, хотя их положение было несравнимо  с положением евреев Российской империи в эти же годы.

Арнольд Розэ женился на сестре Густава Малера, гениального композитора  и дирижёра конца XIХ – начала ХХ века. Малер также  принял христианство, так как без этого  не смог бы  занять место музыкального директора Венской Придворной  Оперы. В остальном жизнь этой элиты  венского музыкального мира  протекала  спокойно, давая возможность плодотворно трудиться, приумножая славу Вены – музыкальной столицы мира.


Семейство Розэ с Ваза Пшиходой во дворе дома в Вене.
Примерно 1930 год


Семья Розэ наслаждалась всем доступным комфортом состоятельных горожан  начала ХХ века, имея штат прислуги, свой выезд с лошадьми, посылая своих детей в лучшие гимназии Вены.

Умерший в 1911 году Густав Малер,  по некоторым сведениям, тяготился своим «новообращением» в христианство и, судя по его творчеству, обладая  гениальным даром предвидения в музыке грядущих европейских катастроф, ощущал свою незащищённость достаточно  остро, несмотря на сделанный им шаг.

Все подобные семейства, вне различий социального и материального статута, обладали одной странной, как это кажется сегодня, особенностью – они всегда держали своих детей полностью неосведомлёнными об их еврейском происхождении, полагая вероятно, что «двойное» крещение детей будет достаточной гарантией безопасности их жизней в будущем.

Второе свойство таких  семейств в Германии и Австрии также объединяло их общественное поведение – этим свойством было желание полностью ассимилироваться  в окружающем их обществе, уверить себя и остальных, что они вовсе не евреи, а добропорядочные христиане, с еврейством не имеющие ничего общего. (Это явление Владимир Жаботинский назвал «асиметизмом» – желанием предельно дистанцироваться как от своего проиcхождения, так и от иудаизма).

И последняя объединяющая черта таких семейств – абсолютное нежелание знать что-либо о политике, зреющих исторических процессах и других неприятных вещах – всё это оставалось за порогом их дома. Это впоследствии  сыграло роковую роль в их судьбах.

Арнольд Розэ ещё в юные годы, заняв пост концертмейстера Венской придворной Оперы, носил звание «Придворный музыкант», а впоследствии и «Придворный советник». Он общался с великим композитором Иоганнесом Брамсом, доверявшим первые исполнения своих поздних сочинений квартету, возглавлявшемуся Арнольдом Розэ. Позднее в его доме частыми гостями были: композитор Рихард Штраус, дирижёр Артуро Тосканини, такие  знаменитости Вены, как Зигмунд Фрейд, режиссёр Макс Рейнхард, поэт и либреттист опер Рихарда Штрауса Хуго фон Хофманшталь, два молодых ассистента Густава Малера – Бруно Вальтер и Отто Клемперер (впоследствии всемирно-известные дирижёры), певцы Венской Оперы и многие другие знаменитости.

Семейная жизнь Арнольда Розэ и его жены Жюстины Малер-Розэ текла счастливо и спокойно. В 1906 году родилась их дочь Альма-Мария, названная в честь молодой жены её дяди – Густава Малера. Она была крещена в младенчестве в протестантском приходе, как и её старший брат Альфред.

Альма Розэ родилась в юбилейный «Год Моцарта», когда праздновалось  150-летие со дня рождения композитора. По мнению всех членов семьи это должно было предопределить будущее новорожденной, которой самой судьбой было предпослано стать музыкантом, как и её отец и дядя. Она росла в тепличной обстановке  семьи венских знаменитостей, окружённая любовью и вниманием  окружающих. Несмотря на исключительную занятость Арнольда Розэ как концертмейстера Венской Оперы, Венского Филармонического Оркестра и концертмейстера летнего вагнеровского фестиваля в Байройте, а также первого скрипача «Розэ-квартета» и сольные выступления, он всегда находил время побыть со своей любимицей, уже в раннем возрасте научившейся, пока чисто интуитивно, обращать на себя внимание с помощью своего вкрадчивого обаяния.

Вполне понятно, что  музыкально одарённая девочка должна была пойти по стопам отца и стать скрипачкой, достойной продолжательницей семейной традиции. Она также проявила к школьному возрасту редкие лингвистические способности, делая быстрые успехи в английском и французском языках. Её старший брат Альфред  отказался от занятий на скрипке и впоследствии стал одарённым композитором и дирижёром.

Когда пришло время, Арнольд Розэ сам начал заниматься с дочерью в Венской Консерватории, профессором  которой он был ещё с конца XIX века. Его ученицей была  всемирно-известная  девочка-вундеркинд – Эрика Морини, которая  была старше Альмы на два года. Третья их соученица по школе и Консерватории была дочь знаменитого тенора Венской Оперы Лео Слезака – Гретль (Маргарита) Слезак, также учившаяся игре на скрипке, ставшая позднее известной певицей и киноактрисой. Какое-то время девочки были неразлучным «трио».

Родители Альмы жили в изолированном мире высоких музыкальных сфер, веря, что все трудности жизни могут быть преодолены с помощью музыки, а потому знали, как уже говорилось, очень мало об окружающей их политической реальности. Между тем, уже в 1897 году венский мэр Карл Люгер основал «Христианскую социалистическую партию» – прообраз будущей партии  Национал-социалистов. Поэтому в более бедных районах антисемитские эксцессы и даже нападения на улицах на детей нередко имели место, о чём рассказывал в своих воспоминаниях знаменитый венский пианист Артур Шнабель.

В Венской Опере зрители наслаждались игрой профессора Розэ, особенно его скрипичными соло в операх Вагнера. Последние предвоенные шесть лет до 1913 года в Вене влачил жалкое существование молодой человек, который, несмотря на абсолютную свою бедность, не пропускал ни одной оперы Вагнера «Тристан и Изольда», скрипичные соло в которой в исполнении Розэ пользовались особенной любовью венских меломанов. Этот молодой человек  в будущем сыграет роковую роль в жизни семьи Розэ и большинства других европейских евреев, несмотря на все усилия целых поколений в их стремлении «быть как все». Звали этого любителя опер Вагнера Адольф Гитлер.

А пока в семье Арнольда Розэ всё шло превосходно – к его 50-летию элита венского общества во главе с княгинями Мизой Эстерхази  и Паулиной Меттерних собрала деньги и преподнесла своему любимому артисту драгоценный инструмент работы Антонио Страдивари 1718 года и принадлежавшего в прошлом прославленному скрипачу и композитору Джованни Баттиста Виотти (1755-1824). Скрипка  была найдена в частной коллекции английского графа Кроуфорда при помощи семьи Хилл – лондонских скрипичных мастеров и торговцев редкими инструментами, и была преподнесёна юбиляру в присутствии элиты высшего света – всех тех, кто принимал  участие в сборе денег на этот драгоценный инструмент.

Надо заметить, что княгиня Эстерхази была и личным другом семьи Розэ, а потому счастливый обладатель «Страдивари» назвал свой бесценный инструмент  в честь княгини – «Миза».



II

ВОЙНА

Безмятежное время кончилось внезапно – в воскресный день 28 июня 1914 года, когда вся Вена гуляла в парках, неожиданно  духовые оркестры прекратили играть и дирижёры прочитали сообщение об убийстве в Сараеве боснийским националистом племянника Императора Франца-Иосифа эрцгерцога Фердинанда. Император объявил войну Сербии, ставшей прелюдией к 1-й Мировой войне.

Впервые в ХХ веке Вена стала испытывать холод зимой. Публика сидела в пальто и шубах в Опере и концертных залах. Музыкальная жизнь Вены, тем не менее, не остановилась, продолжались концерты симфонической и камерной музыки. Квартет Розэ сыграл в «военном» сезоне все квартеты Бетховена. Его жена Жюстина стала добровольцем Красного креста – в качестве медсестры помогала в уходе за ранеными в военных госпиталях. Положение с продовольствием становилось  всё хуже, хотя в целом  семья Розэ пережила Мировую войну без каких-нибудь трагических последствий.

В 1916 году умер Франц Иосиф, через два года Германия и Австрия потерпели тяжёлое поражение. Особенно тяжёлым стало положение Германии после заключения Версальских соглашений и возложения на неё непосильных репараций  за причинённый ущерб соседним странам и прежде всего Франции.

Худшим оказалось время наступившего мира – Вена испытывала настоящий голод и члены квартета Розэ, гастролируя теперь в независимой Венгрии, получали гонорар за выступления в виде продуктов питания. В самой Вене стояли длинные очереди за хлебом. Юные скрипачки Альма Розэ и Эрика Морини стояли в таких очередях по многу часов. Ещё несколько лет назад такого никто не мог бы себе представить. Положение в Германии было ещё хуже – голод, инфляция, развал экономики, вызванный войной и бременем репараций – всё это стало питательной средой для возникновения движения национал – социалистов, во главе которых вскоре встал любитель вагнеровских опер Адольф Гитлер.



III

НАЧАЛО ПУТИ НА КОНЦЕРТНОЙ ЭСТРАДЕ

Постепенно жизнь в Вене стала входить в свою колею. Арнольд Розэ по-прежнему пользовался огромным уважением, а подрастающие дети всё более активно входили в круг избранных музыкантов столицы. Эрика Морини в 1921 году сделала свой сенсационный дебют в Нью-йоркском Карнеги  Холл, сразу же выдвинувший её в число мировых знаменитостей. Была ли огорчена этим её подруга Альма? Эрика Морини позднее вспоминала длинный разговор с Альмой, выразившей неуверенность в своей абсолютной посвящённости скрипке, так как по собственному признанию, она слишком любила жизнь. Тем не менее, она продолжала упорно заниматься в Венской Консерватории уже под руководством известного чешского профессора Оттакара Шевчика. Близкие друзья отмечали в это время, что в её облике ощущалась какая-то затаённая грусть, которую никто не связывал с успехом Эрики Морини. Неожиданно ей предложили выступить со студенческим оркестром как… дирижёру! Она проявила незаурядный дирижёрский талант в свои почти 16 лет. Как показалось всем близким к её семье – исчезла её грусть, некоторая внутренняя отстранённость – она была полна жизни и становилась привлекательной молодой девушкой!  Её дебют как скрипачки-солистки состоялся 29 июля 1922 года на курорте Бад-Ишль.  Преданный друг семьи Розэ княгиня Миза Эстерхази нервничала перед концертом как настоящая близкая родственница. Программа дебютантки состояла в основном из небольших скрипичных пьес Дворжака, Свенсена, Крейслера и была принята публикой с большой теплотой. 

Проходили годы тяжёлого труда. Альма занималась, как уже говорилось, последние годы в Венской музыкальной Академии под руководством профессора Шевчика, европейски известного специалиста по развитию скрипичной техники. Его учеником был также всемирно-знаменитый чешский скрипач-виртуоз Ваза Пшихода.

Всем друзьям дома семьи Розэ было понятно, что главный дебют Альмы в Вене уже не за горами. Самые важные музыкальные события в столице происходили, да и сегодня происходят в Большом Зале музыкально-филармонического общества

«Мюзикферайн». В этом здании находится, как и в Московской Консерватории, свой Малый зал для камерных и сольных концертов скрипачей, пианистов, виолончелистов и певцов. В нём, кстати, дебютировали в Вене такие исполнители, как американская певица Мариан Андерсон, российский скрипач Натан Мильштейн и многие другие знаменитости. Возможно, что престиж семьи Розэ и прямое родство с Густавом Малером, не позволяли им удовольствоваться дебютом в Малом зале.

Ожидания этого события перешли в некоторое противоречие с  реальностью – Альма была не готова к дебюту в столь грозно-престижном зале, прежде всего, из-за своего небольшого концертного опыта. Кроме того, обилие в зале знаменитостей – композитора Рихарда Штрауса, венских аристократов, певцов Оперы – всё это создавало моральный дискомфорт для молодой дебютантки. В целом казалось, что такой дебют – скорее желание семьи, чем её собственное.

16 декабря 1927 года  Альма Розэ в сопровождении своего отца и членов оркестра Оперы вышла на сцену. Она  слишком волновалась. Первой пьесой был Романс Бетховена для скрипки с оркестром №2. Затем последовал Концерт Баха для двух скрипок с оркестром, исполненный с отцом, который также дирижировал всем концертом. Во втором отделении был исполнен Концерт Чайковского для скрипки с оркестром. Как ни странно, но Альма проявила себя лучше всего именно в Концерте Чайковского, пьесе, несомненно, самой трудной в её программе. Критики отмечали её солидную технику, естественность выразительности, хороший вкус, отметив, тем не менее, явный недостаток сценического опыта, мешающий полному выявлению возможностей молодой дебютантки.

И всё же дебют принёс свою пользу – Альму приглашают для выступлений в Польше, Чехословакии, она часто принимает приглашения выступить в гала-концертах с европейскими знаменитостями. Теперь она часто выступает со своим братом Альфредом – пианистом, дирижёром и композитором. В эти годы он дирижировал в Венской Штатс Опере до 50 спектаклей в сезоне, работая также ассистентом Рихарда Штрауса в постановках  его новых опер. В начале 30-х годов он занимался вокалом с кинозвездой Марлен Дитрих для подготовки её вокальных выступлений в кинофильме «Голубой ангел» (1931), принесшем ей мировую славу.

Альфред выступает с сестрой с новыми для неё пьесами – виртуозными сочинениями  Сарасате («Цыганские напевы»), Вьетана («Баллада и Полонез»), Венявского («Вальс-Каприс» и «Полонез»). Пьесы эти в их исполнении обычно заслуживали не только успех, но и овации – даже у самой образованной, восприимчивой и отчасти пресыщенной венской публики.

В 1927 году вся музыкальная Европа отмечала столетие со дня смерти Бетховена. В Берлине одновременно собрались лучшие дирижёры мира для исполнения всех Симфоний Бетховена. Это были: Вильгельм Фуртвенглер, Артуро Тосканини, Эрих Кляйбер, Отто Клемперер и Бруно Вальтер. В Вене проходили аналогичные торжества, во время которых Квартет Розэ исполнял цикл всех Квартетов Бетховена. Летом того же года торжества продолжались в Париже, куда приехала вся семья Розэ. Они познакомились с цветом парижского общества  среди которых были такие знаменитости, как Эррио и Клемансо. Неожиданно год Бетховена был ознаменован событием, к музыке отношения не имеющим. 27 мая американский лётчик Чарльз Линдберг перелетел через океан на одноместном самолёте из Нью-Йорка в Париж за 33 с половиной часа, имея на борту лишь самые примитивные навигационные приборы и даже не имея радиосвязи. Розэ присутствовали при событии века на аэродроме Ле Бурже. Альфред и Альма стали любителями джаза и даже познакомились лично с танцовщицей Жозефиной Беккер. Жизнь была прекрасна…



IV

ВАЗА ПШИХОДА И «ВЕНСКИЕ ВАЛЬСИРУЮЩИЕ ДЕВУШКИ»

Лето того же года семья провела на курорте Беденвайлер, где Альма встретилась с Ваза Пшиходой. Встретилась и… влюбилась. Судя по всему, их чувство было взаимным. Они проводили много времени вместе и Пшихода стал частым гостем семьи. Надо заметить, что Жюстин Розэ не была слишком довольна таким оборотом событий, она бы предпочла в качестве жениха для Альмы её первое увлечение – венского импресарио Рудольфа Бинга, одного из владельцев известного  концертного агентства. Но события развивались своим чередом, и у матери Альмы не было никакой возможности что-либо изменить. Курортный отель «Рёмербад», где встретились молодые люди, был любимым местом летнего отдыха  австро-германского высшего общества, но с начала 1930 годов он стал местом летнего пребывания нацистской элиты, вытеснив постепенно старых гостей отеля. Жизнь менялась, не менялись  Розэ, по-прежнему оставаясь глухими и слепыми к растущей опасности нацизма и антисемитизма.

Альма продолжала встречаться с Пшиходой в течение последующих лет, пока они не объявили о своей помолвке в 1929 году. Дело в том, что начинающаяся карьера солистки шла вразрез с существовавшими тогда представлениями о месте женщины в обществе и её роли в семье. В Германии и Австрии социальная функция женщины укладывалась в три слова – «дети, кухня, церковь». Поэтому подруга Альмы Эрика Морини, ставшая к этому времени всемирной знаменитостью, отказалась от предложения выйти замуж за английского лорда Дугласа, мотивируя это тем, что «она обручена со своим Страдивариусом и не хочет менять что-либо в обозримом будущем» Лорд сразу поставил условием замужества уход Морини с концертной эстрады.


Альма и Ваза – после свадьбы. 1930 год. Вена


Естественно, что выйти замуж за Пшиходу совсем не означало покинуть концертную жизнь, но всё же и для Альмы это решение не было простым. Она успешно выступала в средней Европе, а в Варшаве сыграла Концерт для скрипки с оркестром итальянского композитора Альфредо д'Амброзио, вызвавший большой интерес у публики и в прессе. Иногда критики упрекали её в эмоциональной неровности игры. Например, она могла сыграть первую часть популярной Сонаты Брамса №3 достаточно вяло и невыразительно, и совершенно преображалась со второй части и до конца сочинения. Сегодня такое состояние на эстраде может быть объяснимо не столько эмоциональной неровностью, сколько скрытым невротизмом, не позволявшим ей раскрываться с самого начала. Возможно, что это качество было унаследовано от матери – семья Малера страдала этим недугом, и один из братьев её матери даже покончил с собой в молодом возрасте. Сам Густав Малер – великий композитор и дирижёр, по свидетельству многих знавших его, также страдал тяжёлыми невротическими расстройствами, хотя и стал одним из величайших дирижёров своего времени.

В обычной жизни в те годы Альма производила впечатление человека мягкого и хорошо воспитанного, хотя, как и раньше, иногда слегка отрешённого, человека  с «внутренней тайной»… Бракосочетание состоялось 16 сентября 1930 года в венской Ратуше, без религиозной церемонии. Писатель и поэт Франц Верфель, второй муж Альмы Малер и Арнольд Розэ были свидетелями во время гражданской церемонии. Почему-то в их брачном сертификате в графе «религия» значилось у обоих супругов – «вне религии». Ваза Пшихода построил недалеко от Праги виллу, где молодожёны собирались проводить большую часть свободного времени.

Первое время своего замужества Альма часто ездила в концертные туры  с мужем, восторгаясь его даром виртуоза. Иногда, на своих концертах она исполняла знаменитый Вальс Рихарда Штрауса из его оперы «Кавалер розы» в переложении Ваза Пшиходы. Один лишь раз Альма приняла участие в концерте мужа, исполнив с ним, как в прошлом со своим отцом, Концерт И.С.Баха для двух скрипок с оркестром, даже удостоившись похвал критиков за более углублённую интерпретацию музыки, чем её прославленный муж.


Рекламное фото – Альма Розэ-Пшихода, начало 1930 годов.


Постепенно, всё чаще и чаще она оставалась одна на вилле близ Праги, где даже не могла общаться с родителями мужа, не знавших немецкого языка. Поездки Пшиходы становились всё длиннее, правда после своих триумфальных турне он дарил молодой жене исключительно ценные ювелирные украшения, подарил также превосходную чешскую спортивную машину «Аэро», но по непонятной причине не давал ей на жизнь вообще никаких денег! Такое положение долго продолжаться не могло, и Альма принимает решение организовать женский эстрадный оркестр и выступать с ним как солистка-скрипачка и дирижёр. Дамские оркестры в ту эпоху были исключительно популярны в Европе и Америке. Так что её идея реализовалась в оркестре, названном «Венские вальсирующие девушки». Альма начинает навещать Вену всё чаще, в то время, как её муж снимался в кинофильмах со знаменитыми европейскими кино-дивами. Ревность нашла благородный и практический выход – организация салонного оркестра стала реальностью. Её ансамбль включал также певиц, исполнявших популярные венские мелодии и песни других стран. Альма нашла отличных партнёрш, как в лице недавно окончивших Венскую Академию, так и среди более опытных исполнителей. Её брат Альфред помогал оркестровать музыкальные партитуры для её оркестра, состоявшего обычно из 10-15 исполнительниц. Интересно отметить, что, несмотря на большое число салонных ансамблей, только два оркестра гастролировали по всей Европе – один германский и другой венгерский. Действительно венского, по своему характеру, ансамбля высокого класса до появления оркестра Альмы Розэ в Австрии не существовало. В длинных голубых бальных платьях, её девушки выглядели великолепно. С этим оркестром карьера Альмы Розэ началась заново… 

Дебют «Венских девушек» состоялся в первые месяцы 1933 года в Вене. В репертуаре были традиционные венские мелодии Иоганна Штрауса, попурри из оперетт, популярные вальсы, песни, польки, танго – всё это сверкало и искрилось на концертах оркестра, сразу же снискавшего большую популярность среди всех слоёв любителей музыки. Альма выступала и как солистка в каждом концерте. К этому следует добавить, что её оркестр играл весь свой репертуар наизусть, без нот! Это требовало огромной репетиционной работы. Все слышавшие тогда её ансамбль отмечали превосходный вкус и законченность исполнения каждого произведения.

Вскоре оркестр был приглашён выступить в Берлине в Зимнем Саду (постоянном месте больших гала-концертов). В горячке первых месяцев после захвата власти,  нацисты «недосмотрели» – главная газета нацистской партии «Фёлькишер Беобахтер» напечатала такие слова в адрес оркестра: «Высшей точкой гала – концерта было выступление «Венских вальсирующих девушек». Опьяняющее выступление – от сладости и тепла – до настоящей бури!» Правда уже через месяц  в марте того же года оркестр нашёл в Мюнхене… запертый зал и запрет на выступление. Теперь всё в Германии быстро вставало на «свои места».

Сохранилась элегантная рекламная брошюра с большими буквами «АР» на обложке. В ней, помимо уже приведённого отзыва из «Фёлькишер Беобахтер» («Народный обозреватель»), давались выдержки из рецензий критиков разных стран, где выступали «Венские девушки». «Её инструмент и ансамбль удивительны… Инъекция счастья для публики» («Вечерний листок», Берлин), «Камерное исполнение высшего класса» («Берлинер Цайтунг»), “Высокое культурное достижение… …Скрипка Альмы Розэ несёт волшебное очарование» (Нойе фрайе пресс» Вена), «Ансамбль избранных…никто не может устоять перед пленительным очарованием девяти девушек» (Париж), «Полная победа… Невероятный ритм, техника, гибкость… Идеальный образ эры вальсов, унесённый зрителями с собой» (Прага), «Симфония в голубых тонах…победительницы прелестны… От сладости звуков к бурной силе» (Варшава). Такие же восторженные отзывы сопровождали «Вальсирующих девушек» в Цюрихе, Женеве, Гааге, Копенгагене, Стокгольме. Даже если сделать некоторую скидку на рекламный характер этих выдержек, всё же следует предположить, что качество исполнения и талант, как руководительницы, так и участниц ансамбля, несомненно, были очень высокого уровня. Это было музыкальное шоу, умело построенное и прекрасно сыгранное.


"Венские вальсирующие девушки" на сцене. Начало 1930-х гг.


Известный венский композитор-модернист, а также музыкальный критик Эрнст Кшёнек писал, что оркестр далеко выходит за рамки развлекательной популярной музыки. По его мнению, Альма и её оркестр приносили на эстраду высшие музыкальные ценности  на каждом своём выступлении. «Альма приняла доктрину её дяди Густава Малера – музыка  и её исполнение всегда должны соответствовать высочайшим стандартам». По словам её подруги и помощницы тех лет Анны Кукс, Альма была в жизни исключительно скромной женщиной во всём, кроме одного – она никогда не шла на компромиссы в художественных вопросах.

В сезоне 1934-1935 года  «Венские девушки» гастролировали в Чехословакии, Венгрии и Польше. На Новый 1935 год оркестр выступал в Варшаве в «Цирке Станевского», где всегда проходили большие шоу, наподобие берлинского  «Зимнего Сада», также привлекая большое количество зрителей. В феврале того же года оркестр выступил в «Старом Театре» Кракова в шоу «На Дунае в Вене: город моей мечты». «Члены оркестра вызывают к себе уважение, неся в каждом своём выступлении высочайший уровень мастерства, и потому без сомнений оркестр встретит самый большой энтузиазм у публики», – писала газета «Ежедневный иллюстрированный курьер». «Счастливые, элегантные, со вкусом одетые в голубые платья с декольтированным верхом, молодые девушки являют собой ансамбль виртуозов в прямом смысле этого слова. Душой всего является Альма Розэ, дочь знаменитого Арнольда Розэ и жена виртуоза Ваза Пшихода». Концерты в старом Кракове проходили триумфально. Старый город находился в сорока километрах от места,  где девять лет спустя должна была умереть Альма Розэ…

«Последнее редактирование: 13 Января 2011, 22:14:04, Е. Морошкин»

V

РАЗВОД.  ГИТЛЕР НАД ЕВРОПОЙ

Подруга Альмы Анна Кукс была частенько её гостьей в свободные от выступлений дни на вилле Пшиходы под Прагой. Супруги проводили там конец недели, если позволяли обстоятельства. Анна была невольной свидетельницей их препирательств, часто переходящих в настоящие словесные баталии, причём Альма проявляла очень большой темперамент в подобных обстоятельствах. Она мало или вообще не хотела считаться с мнением её мужа даже по вопросам первостепенной жизненной важности. Ваза Пшихода получил серьёзное приглашение из США для концертной и преподавательской работы. Предложение это несомненно следовало принять как можно скорее, так как присутствие Альмы в США могло бы дать ей возможность продолжать её деятельность с оркестром (в том или ином составе), так как в Америке всегда любили всё новое, а венский оркестр девушек несомненно имел бы успех у публики мюзик-холлов и радио-шоу, да и просто на концертной эстраде.

Увы, Альма с гранитной твёрдостью отвергла это предложение мужа, сказав, что ни за что не покинет Европу и прежде всего Вену. Как-то вскоре после этого бурного объяснения Ваза Пшихода сказал своему другу и аккомпаниатору – «Иногда мне кажется, что я женился не на Альме, а на её отце…». По природе своей Ваза был мягким человеком и такие сцены давались ему тяжело. Тем более что он часто выступая в Германии, отлично видел, куда ведёт гитлеровская политика в отношении евреев Европы и, несомненно, находил план переселения в Америку лучшим вариантом для них обоих. Взаимные обвинения и несогласия заходили всё дальше и в марте 1935 года Пшихода подал бумаги на развод. Впоследствии друзья семейства Розэ упрекали его в том, что он, испугавшись готовящихся новых «Нюрнбергских» законов «Об охране германской крови и германской чести», принятых Рейхстагом в сентябре 1935 года решил развестись с Альмой, дабы не осложнять себе карьеру в Европе. Эти обвинения не имели под собой никакой почвы, так как именно Пшихода уговаривал жену покинуть Европу. Во-вторых, через три года – в самое неподходящее, казалось бы, для этого время (начался процесс захвата Гитлером Чехословакии), Ваза Пшихода женился второй раз на пражанке – адвокате Жетти Кройц. Как и Альма, она была еврейкой. Пшихода в течение всей войны, преодолевая неимоверные трудности и опасности, спасал жену от смерти. Правда вскоре после войны он и с ней развёлся и женился в третий и последний раз. Но это уже другая история. Поэтому его никак нельзя было обвинить в предательстве Альмы. К сожалению ей, как о всем Розэ (кроме её брата Альфреда) было свойственно, как говорилось выше, игнорировать нависшую нацистскую опасность над Австрией, над жизнями всех её граждан и прежде всего евреев.

Ещё за год до того в самой Вене разыгрывались драматически события – Канцлер Австрии Дольфус, стараясь не допустить рвущихся к власти австрийских нацистов, а также перед лицом всеобщей национальной забастовки, объявил об установлении диктатуры. Это не спасло даже его самого – он был убит 25 июля 1934 года. Его преемник канцлер Шушниг разрешил нацистам Австрии войти в коалиционное правительство при условии уважения Конституции Республики. Политическая ситуация оказалась чрезвычайно сложной так как несмотря на объединение правых Австрии в их стремлении противостоять нацистам, главными своими врагами они продолжали рассматривать Австрийскую Социал-демократическую Партию – единственную умеренно-левую, всегда защищавшую интересы всех слоёв австрийского общества и игравшую важную роль в политической жизни Европы.

Как-то осенью 1937 года во время концертного тура Альма ехала в поезде по Австрии со своим оркестром. В купе, где она находилась с Анни Кукс, вошёл молодой человек – высокий блондин, скромный и элегантно одетый. Они познакомились по дороге в Вену. Молодой человек оказался сыном  владельца огромной корпорации полиграфической промышленности – в неё входили фабрики по производству бумаги и издательства. Звали молодого человека Генрихом Зальцером. Дорожное знакомство быстро перешло в роман, равно захвативший обоих, несмотря на то, что «Хайни» (так звали близкие молодого человека – от немецкого «Хайнрих») был моложе своей возлюбленной на восемь лет. Он был по профессии инженером-полиграфистом и, не имея никаких музыкальных познаний, с удовольствием стал не только посещать концерты «вальсирующих девушек», но и сопровождать Альму в концертных поездках. Его семья была в курсе дел и не проявляла никакой негативной реакции по отношению к Альме, хотя атмосфера в Австрии вокруг еврейского населения становилась с каждым месяцем всё опаснее. Зальцеры, вскоре после захвата Австрии, лично переправили в Париж на своей собственной машине главного менеджера фирмы, работавшего у них много лет, от грозящей ему, как еврею, опасности. Так что семья эта была выше всяких подозрений. Альма старалась теперь планировать концертные поездки не слишком далеко от дома, так как здоровье её матери становилось всё хуже. Несмотря на то, что Альма была искренне увлечена своим новым другом, её нервное состояние не только не помогало в домашних делах, но скорее и мешало – она часто срывалась, что было причиной ухода весьма ценных помощниц – медицинской сестры, ухаживавшей за больной матерью и домашней работницы. Её состояние не было следствием развода с Пшиходой, скорее всего это было частью её постоянного, хотя и невидимого посторонним, нервного заболевания, о котором говорилось выше. Вся обстановка в Австрии и в Вене способствовала обострению её состояния…

Старый профессор Розэ очень страдал, видя всё это и не имея возможности что-либо предпринять. Теперь уже и ему было ясно, что самые худшие опасения его друзей, заблаговременно покинувших Австрию, становятся реальностью.

Однако, как и многие немецкие евреи – сионисты, ассимилированные или даже перешедшие в христианство – профессор Розэ был убеждён, что «банда Гитлера не может долго удержаться у власти и вскоре падёт».

Но грозные новости опровергали все оптимистические прогнозы. События стали развиваться стремительно – в Вене начались настоящие уличные бои с участием студентов-нацистов. 11 февраля 1938 года Канцлер Шушниг был срочно вызван в Берхтесгаден на виллу Гитлера для предъявления ультиматума – принять как политическую реальность передачу власти нацисткой партии Австрии или, как альтернативу – вторжение германских войск. Пост министра внутренних дел уже принадлежал нацисту Артуру Зейсс-Инкварту, по случайному совпадению родившемуся в Илгаве (Чехословакия), где прошли детские годы семьи Малер.

20 февраля Гитлер в своей речи по радио объявил, что у него «нет сомнений в желании 10 миллионов немцев Австрии, как товарищей по расе, объединиться в едином Рейхе с остальным германским народом и разделить его судьбу».  Это провокационное выступление дало новый толчок бесчинствам нацистов на улицах Вены. Шушниг объявил о плебисците, который должен был решить судьбу страны. Он знал, что всякое обращение к защите Англии, Франции и Италии – трём политическим гарантам австрийской независимости – бессмысленно. Они бы не вмешались ни при каких обстоятельствах. Гитлер потребовал немедленной отмены плебисцита и отставки Канцлера Шушнига. Его условие было выполнено. 11 марта в своём обращении по радио к населению, Шушниг сказал, что, уступая силе, хочет сохранить мир и не допустить кровопролития (которое уже стало ежедневной реальностью!). На рассвете 12 марта 1938 года германские войска перешли границы Австрии и, не встречая сопротивления, двигались колоннами к Вене.

Накануне вечером шла опера «Евгений Онегин» Чайковского. Как и всегда профессор Розэ занимал своё место на первом пульте скрипок. Во время антракта публика, вышедшая на балкон Оперного Театра увидела, что с боковой улицы Кёртнерштрассе двигается факельное шествие, а на бульваре Оперн-Ринг, на котором стояла Опера происходит демонстрация с нацистскими флагами и лозунгами. Многие зрители немедленно покинули Оперу и в ту же ночь покидали Австрию всеми возможными способами. С большой опасностью для жизни Арнольд Розэ чудом добрался трамваем без происшествий до своего дома. (А ведь  тридцать лет назад ему подавали карету для поездки домой и в Театр – придворную карету).

После этой страшной ночи здоровье Жюстин Розэ стало стремительно ухудшаться.

14 марта Гитлер въехал в Вену триумфатором – на площади Героев собралась толпа  почти в четверть миллиона для его торжественной встречи.

В этот же день в Опере все музыканты-евреи были немедленно уволены с работы. Недавно принятый в оркестр Оперы молодой скрипач вежливо сообщил Арнольду Розэ при всём оркестре, что его дни здесь закончены и ему следует освободить свой шкаф от вещей и инструментов. А также, что «господин Придворный советник» переводится на пенсию. Это было выше понимания старого профессора.

Началось массовое бегство всей еврейской венской интеллигенции. Но куда мог уехать старый профессор с тяжело больной женой и дочерью, у которой свои собственные проблемы стали за один день неразрешимыми? Она теперь не имела права выйти замуж за «арийца», согласно Нюрнбергским законам, немедленно введённым в Австрии, именуемой теперь только как «Остмарк» – Восточная провинция Рейха. Теперь все смешанные браки, заключенные хотя бы и 50 лет назад, объявлялись «недействительными». А вновь заключённые браки между евреями и «арийцами» считались государственным преступлением, причём судебному преследованию подлежали обе стороны.



VI

АНШЛЮСС. ПОИСКИ ВЫХОДА. ПОЛЁТ В АНГЛИЮ

В такой ситуации Зальцеры проявили себя исключительно благородно – отец Хайни пришёл домой к Розэ для обсуждения  будущего Альмы. Было решено поехать в Берлин Альме и Хайни (у Альмы ещё сохранился чешский паспорт от времён брака с Пшиходой), чтобы попытаться встретиться с Маргарет Слезак, подругой детства  Альмы и просить её, пользующуюся большой популярностью у нацистской верхушки (Гитлер нарисовал два её портрета и подарил ей), уже знаменитой певицы и киноактрисы, как-то помочь. Увы, они вернулись из Берлина ни с чем. Маргарет возможно боялась чем-либо помочь подруге, так как её бабушка со стороны матери была еврейкой…

Больше не навещал дом Розэ и композитор Рихард Штраус. Правда и у него были свои проблемы – его невестка Алиса тоже была еврейкой, а стало быть под угрозой оказались и любимые внуки.

За несколько дней до смерти Жюстин Арнольда Розэ навестил его бывший ученик – с 1928 года живший в США – Феликс Айле. Это был лишь дружеский визит, но и он был какой-то моральной поддержкой. 22 августа умерла Жюстин. Профессор Розэ узнал в эти же дни, что его пенсия урезана вдвое…

Вся ответственность за жизнь отца легла на Альму. Кроме Хайни теперь её ничто не удерживало в Вене. Её брат с женой предпринимали отчаянные усилия  для эмиграции в США.   

Единственным человеком, протянувшим руку помощи из-за границы, был Карл Флеш – знаменитый скрипач и бывший профессор Берлинской Высшей Музыкальной Школы, изгнанный нацистами сразу же после захвата власти в 1933 году. Оказавшись в Лондоне, он стал предпринимать практические шаги для получения виз на въезд в Англию для Арнольда и Альмы Розэ. В самой же Австрии любые разрешения на выезд выдавались теперь только «Центральным Агентством по еврейской эмиграции». Им руководил человек, родившийся в тот же год, что и Альма, в городе Линце. Его звали Карл-Адольф Эйхман.  До 1 сентября 1939 года – начала 2-й Мировой войны – эмиграция была разрешена, хотя и сопровождалась огромной бюрократической процедурой и условием оставлять всю собственность для передачи властям Рейха. После начала войны вместо эмиграции ведомство Эйхмана стало заниматься «эвакуацией» – иными словами депортацией еврейского населения Европы в лагери смерти для тотального физического уничтожения. За первые полгода через венское бюро Эйхмана прошло 45 тысяч эмигрантов. Проблемой был въезд в любую страну. Чтобы сделать евреев ещё более нежелательными эмигрантами, нацистские власти стали отбирать старые паспорта в Германии и Австрии с заменой на новые с буквой  J – “Jude” на каждой странице.

Альма приняла решение – любой ценой добраться до Лондона, где профессор Флеш пытался собрать достаточную сумму в банке на имя Арнольда Розэ, чтобы выполнить условие эмиграционных властей Англии. Альме удаётся приехать в Амстердам, где ожидали визы её брат Альфред и его жена. Она встретилась там и с Бруно Вальтером – почти что родственником, ассистентом Густава Малера и его протеже, знавшим Альму со дня её рождения. Саму Альму прекрасно помнили в Голландии после её успешных выступлений со своим оркестром. Наконец она добралась до Лондона. Известный английский дирижёр Адриан Боулт пригласил Альму на свой концерт, где солистом был знаменитый немецкий пианист Вильгельм Бакхауз. В артистической после концерта Боулт тепло приветствовал Альму. Бакхауз же, завидев её, немедленно повернулся к ней спиной и вышел из артистической. Он поступил так, как и предписывали новые «законы» его фатерлянда – Третьего Рейха.

В письмах к отцу она сообщила, что у неё есть ряд предложений выступить как солистке и с её оркестром в Амстердаме и Афинах, но самое главное – она получила разрешение на въезд в Англию для него и для себя. Это было настоящим чудом – десятки тысяч оказались в западне после аншлюса Австрии, и положение в Вене становилось катастрофическим – на улицах могли остановить любого еврея, вне зависимости от возраста, и «под руководством» какого-нибудь члена союза гитлеровской молодёжи (гитлерюгенд) – подростка 16-17 лет – заставить чистить тротуар или общественные туалеты… зубной щёткой. Часто, очень часто, такие показательные «развлечения» кончались избиениями и убийствами прямо на улице.

Во время пребывания Альмы в Лондоне 10 ноября 1938 года по всей Германии и Австрии произошёл грандиозный погром, организованный властями и сопровождавшийся сожжением синагог, убийствами и арестами евреев – глав общин, знаменитых и известных деятелей литературы, кино, театра и просто ничем не примечательных людей. Брат Альмы и его жена, также ценой усилий многих людей, в том числе и знаменитого дирижёра Леопольда Стоковского, получили наконец визы в США и уже находились в Нью-Йорке. В Лондоне Альма призналась старой подруге, что она теперь перешла в католичество, чтобы иметь возможность выйти замуж за Хайни Зальцера в Англии, так как Хайни австрийский католик, а Англия свободная страна.

Получив на руки свой чешский паспорт в эмиграционном агентстве в Лондоне, она выехала на континент. Поезд до Вены шёл 43 часа и прибыл в 3 часа ночи в канун Рождества. Но главное было сделано – визы на въезд в Англию были у неё в руках!

Розэ получили уведомление, что их квартира должна быть освобождена не позднее седьмого марта 1939 года, так как она как входит в план «ариизации собственности». Всякие задержки Розэ в этой квартире могут иметь место только по доброй воле вновь вселяющихся в неё. Альма с помощью друзей преодолевала постепенно все бюрократические барьеры в «Агентстве по делам еврейской эмиграции». Один раз ей пришлось стоять там в очереди восемь часов! Зато она получила разрешение на вывоз, после уплаты всех налогов и пошлин, Страдивари «Миза», скрипки работы Гваданини и также семейной реликвии – золотых часов, подаренных Арнольду Розэ Императором Францем-Иосифом. В эти же дни происходил процесс захвата Гитлером следующей страны – Чехословакии. У Альмы был ещё шанс уехать с чешским паспортом. Ей пришлось срочно покидать Вену самолётом 15 марта. В этот день Гитлер объявил по радио о присоединении Чехии и Моравии к Рейху. Альма успела пройти через паспортный контроль в аэропорте Вены. Ей дали сесть в самолёт. Несколько пассажиров после неё также с чешскими паспортами были задержаны и отправлены обратно в город, а их паспорта были конфискованы.Этим же самолётом с Альмой вылетел Хайни Зальцер. Они делали вид, что не знают друг друга. Арнольду Розэ пришлось остаться одному в Вене, до получения паспорта. Позднее Альма писала в письме брату  в Америку: «Я должна была бы уехать последней из нашей квартиры, как капитан тонущего корабля. Но этому не суждено было произойти. Выбора не было. Ещё час и чешский паспорт был бы аннулирован…». 19 марта молодые люди были в Лондоне.

Альма и Хайни были приглашены жить некоторое время в семье старых друзей Розэ – их хозяйка была в прошлом ученицей профессора. Она делала всё возможное, чтобы обеспечить для них максимум удобств и возможный моральный комфорт. Её домашняя работница жаловалась на молодую пару, что они встают к полудню и бесконечно молча курят, сидя за столом в обеденной комнате. Альма была очень раздражительна, было ясно, что всё пережитое ею в Вене теперь будет давать себя знать. Только через шесть недель Арнольд Розэ наконец прибыл в Лондон, впервые за свои 75 лет сделав воздушный перелёт.

Его тепло встретили старые друзья – дирижёры Артуро Тосканини, Адриан Боулт, скрипач Бронислав Губерман (организатор Палестинского Симфонического оркестра – будущего Оркестра Израильской Филармонии), певец Рихард Таубер.

Лондон, как и вся Англия, были переполнены эмигрантами всех возможных специальностей. Безработица была достаточно ощутимой и среди самих англичан.

Альма писала брату в Америку, что «Хайни получил повестку о мобилизации из дома, и нужно срочно искать какую-либо работу для него. Мы сняли новую квартиру, куда уже прибыла наша венская мебель, что будет приятно отцу на новом месте». Вскоре она снова написала, что все усилия найти работу для Хайни тщетны, так как немца никто не хочет брать ни на какую работу. Они с отцом пытаются возродить его квартет, но действительной работы, кроме почётных бесплатных концертов нет. В июне в Лондон прилетел брат Хайни и рассказал, что отец хочет уйти на покой и присутствие братьев в Вене теперь необходимо. Оказалось, что Хайни исчез с Альмой из Вены, не сказав ни слова родителям. В Лондоне у него не было выбора, кроме как попасть в ближайшие время (до войны оставалось два с половиной месяца) в лагерь интернированных лиц на долгие годы. При этом его шансы даже видеться с Альмой были равны нулю – его могли выслать в лагерь в Канаде и даже в Австралии. Хайни принял решение, и теперь, не сказав ни слова Альме, улетел обратно. По приезде он часто навещал всех знакомых и друзей Альмы, рассказывал им о Розэ и их жизни в Лондоне и, как он признавался, постоянно  испытывал чувство вины перед Альмой. Позднее он много писал Альме о себе и о своей любви к ней… Арнольд Розэ написал сыну в Цинциннати – «Альме не везёт с мужчинами…» Тяжёлая рана в душе Альмы осталась навсегда.



VII

РОКОВОЕ РЕШЕНИЕ

После бегства Хайни Альма ощутила особенно остро своё одиночество и всю ответственность за 75-летнего отца. Несмотря на большое количество друзей, материальная жизнь становилась всё труднее. Дело дошло до того, что многие музыканты в Америке и Англии начали сбор средств для поддержки старого профессора. Жена дирижёра Тосканини немедленно собрала несколько тысяч долларов и отправила их Розэ. Бруно Вальтер, начавший работать в Америке, прислал… сто долларов. Всё это отодвигало проблему только на некоторое время. Арнольд Розэ даже стал подумывать о продаже драгоценного Страдивари, но предложения торговцев старинными инструментами были, мягко говоря, недобросовестными. Кроме того, Розэ даже не имел официального права на работу, так как приехал в Англию в статусе пенсионера. Редкие выступления, немногие частные уроки – невозможность что-нибудь заработать в Англии становилась всё более очевидной. Пришло письмо из Америки – жена Бруно Вальтера советовала Альме поехать в Голландию, где её хорошо знают и где у неё есть шансы начать зарабатывать, и тогда наступят лучшие времена для неё и её отца.

Совет пришёлся Альме очень по душе. Голландия казалась спокойным островом, там уже находилось очень много беженцев из Германии и Австрии.

1-го сентября 1939 года Гитлер, напав на Польшу, развязал 2-ю Мировую войну.

Альма пишет брату: «Приглашение из Гааги играть два месяца в Гранд-Отель Централь за 14 фунтов стерлингов в неделю чрезвычайно заманчиво. Но есть ли гарантия моего возвращения в Лондон? Я боюсь, что Гитлер захватит и эту страну».

И всё же она принимает роковое решение. Глава чешского правительства в изгнании Ян Массарик помогает Альме и она  получает новый чешский паспорт с правом возвращения в Англию в течении пяти месяцев.

26 ноября Альма летит на частном самолёте в Голландию, подвергаясь смертельному  риску встретить военные самолёты двух  воюющих стран – Англии и Германии и опасности из-за сильного шторма над Северным морем. В Амстердаме её встретили друзья, много лет знавшие Альму и её отца. Она почувствовала себя снова вполне уверенно. Освещённый ночной город, после лондонских затемнений, казался раем среди всеобщей ночи Европы.

Тем временем дебют Альмы в Централь Отеле был разочаровывающим. Оказалось, что речь шла только о её сольных выступлениях, а не с оркестром. Отец писал ей, что неожиданно  получил право на работу – теперь он мог вполне официально преподавать и играть со своим квартетом в новом составе. Он умолял Альму возвращаться как можно скорее назад. Он повторял эти призывы каждую неделю – в письмах и телеграммах. Альма начинает получать письма от Хайни.

Возможно, что эти письма удвоили её  энергию – с вновь организованным салонным оркестром она концертирует по Голландии, выступает также по главной программе радио Голландии и как солистка. Отец слышал по радио её выступление и был счастлив и взволнован. Он также постоянно получает от Альмы денежные переводы, большей частью служившие для него единственным средством существования. Альма кажется счастливой – она теперь снова получает письма от Хайни, согретые любовью к ней. Лишь одно странное совпадение – как и бывший муж, Ваза Пшихода, так и её молодой возлюбленный никогда не говорит о деньгах, в которых так остро нуждались теперь Розэ. Ему даже не приходила в голову подобная мысль – хотя бы как-то помочь Альме в её жизненной борьбе. Можно не сомневаться в его любви к ней и в его личной порядочности, но деньги, какая бы то ни было материальная помощь, всегда оставались для него где-то «за кадром».

Как-то неожиданно, хотя этого следовало ожидать, международные события стали развиваться так быстро, что анализировать их было невозможно – едва ли не каждый день приносил новые «сюрпризы» – нацистская Германия захватила Данию и после некоторого сопротивления – Норвегию. Теперь неоккупированными были лишь страны Бенилюкса – Бельгия, Голландия и Люксембург. Альма писала брату, что было странно и трагикомично в эти весенние дни 1940 года сыграть соло в оперетте Франца Легара «Граф Люксембург». Она работала также как концертмейстер оркестра театра оперетты и разъезжала с ним по всей Голландии.

2 мая 1940 разрешение на возвращение в Англию, даже если бы это было технически осуществимо, формально истекло. Несмотря на отчаянные письма отца, Альма осталась в Голландии. Это решение непонятно – всё время она беспрестанно заботилась об отце, бесконечно его любя; теперь же, когда всем было ясно, что гитлеровского вторжения следует ждать со дня на день, когда добытое с такими трудами разрешение быть постоянным резидентом Англии аннулировалось, когда Хайни выражал самую серьёзную тревогу за её судьбу, она почти беззаботно написала ему – «Здесь в Голландии так уютно!». Вполне возможно, что в результате всех событий её жизни что-то поменялось в её психике, хотя и нельзя забывать о её категорическом отказе уехать в Америку с мужем ещё в 1935 году.

Как бы то ни было, но она сама приняла это решение и теперь всё глубже с каждым днём увязала в ловушке, куда попала  по своей воле.

10 мая Гитлер предъявил ультиматум странам Бенилюкса – «войти под покровительство Рейха, для защиты этих стран от англо-французской агрессии». Иными словами Гитлер нуждался в широком фронте для решительного и последнего наступления на континенте против Франции. Голландия на первых порах пыталась оказать какое-то сопротивление, но авиация Гитлера подвергла чудовищной бомбардировке город Роттердам, превратив его в руины. Этот «урок» приняли к сведению: военные и политики Голландии 14 мая сложили оружие. Злой рок cнова навис над Альмой Розэ – в последний момент уйдя из-под власти нацистов в Вене, где главой австрийских национал-социалистов был Артур Зейсс-Инкварт, она снова оказалась в его власти в ещё одной оккупированной нацистами стране. Именно он был назначен Имперским комиссаром Голландии.



VIII

В ЗАПАДНЕ

Как и в Австрии, анти-еврейские законы были быстро введены в Голландии. Жёлтая звезда на одежде, состредоточение евреев в определённых ограниченных районах, затем «эвакуация» с предварительным ограблением в концентрационные лагери. Альме, для того чтобы как-то жить приходилось теперь выступать лишь  подпольно – на домашних концертах, организовнных друзьями – по цепочке от одной семьи к другой, в разных городах. Ни о какой легальной работе не могло быть и речи. Альма пишет отчаянные письма брату Альфреду в Америку с просьбой что-то предпринять для её въезда в США. Это потребовало не одного месяца усилий и когда разрешение и виза были готовы, Германия закрыла все американские учреждения на территории Голландии, в ответ на закрытие оффисов нацистской  Германии в США, хотя формального состояния войны между этими двумя странами ещё не было – до нападения Японии на Пёрл-Харбор в 1941 году.

Исчезла последняя надежда на легальную эмиграцию. А тем временем Арнольд Розе даже не мог теперь продать свой драгоценный Страдивари «Миза», так как без паспорта – сертификата ни один торговец старинными инструментами не взялся бы его продавать. Почему-то все документы оказались в руках Альмы в оккупированной Голландии. Ей всё же удалось переслать их в США брату Альфреду через Международный Красный Крест. Теперь по крайней мере её старый отец мог иметь какое-то финансовое обеспечение в будущем.

Стало невозможным посылать даже письма в Англию. Только Красный Крест осуществлял переписку, для чего требовались специальные почтовые карточки, в которых следовало писать не более 25 слов и не касатья вообще текущей ситуации в стране пребывания.

Многие голландцы вели себя героически и помогали прятать евреев от депортации всеми возможными способами. Подпольная газета «Де ваархейд» – «Правда» писала: «Вспомните о вашем гуманизме и о вашем долге – любыми способами срывайте арест евреев. Помните: арест любого мужчины, женщины или ребёнка означает их смерть! Не давайте их арестовывать! Прячьте их, помогайте им бежать! Не будьте соучастниками убийства!»

Как видно, никакого секрета для жителей европейских стран  в планах наци относительно еврейского населения  не было. Но были и другие голландцы. Ещё недавно, знаменитый дирижёр Виллем Менгельберг приветствовал Альму Розе в Голландии. Теперь он не только сообщал гестапо обо всех музыкантах евреях, членах Оркестра Концертгебау, но и делал запросы в концлагери (!), куда были заключены эти музыканты, с просьбами относиться к ним со всей строгостью, соответствующей их «преступлениям». Что произошло с ним, человеком родившимся в ХIХ веке, всегда имевшим дружеские отношения со всеми музыкантами мира? На этот вопрос нет ответа. Суд над Менгельбергом, состоявшийся после войны, запретил ему заниматься музыкой, как было записано в постановлении суда, «потому что музыка не должна находиться  в подобных руках – она слишком важна для человеческого общества» (Менгельберг был стар и без дальнейших последствий для него, был выслан в Швейцарию).

В соседней стране – Франции, планы наци в массах людей, похоже, не встречали такого сопротивления,  как в Голландии. 15 июля 1942 года было арестовано 28 тысяч евреев Парижа. Они были доставлены при помощи профсоюза шоферов автобусов, немало потрудившихся в тот день, на парижский велодром «Вэльдив», где были в заключении до их перевода в Дранси – пересыльный лагерь в пригороде Парижа, откуда эшелоны с людьми отправлялись в Освенцим. Без активной помощи шоферов и их профсоюза такая операция могла бы быть в значительной мере ослабленной, если не вообще, хотя бы временно, сорванной. А после войны никто не понёс никаких наказаний – ни профсоюз, ни, конечно, рядовые его члены. Нельзя думать, что французское Сопротивление бездействовало. Оно также , как и голландское, делало усилия по спасению евреев и политических беженцев. Однако много таких планов было сорвано из-за значительного проникновения в подпольную сеть Сопротивления агентов гестапо. Героизм и предательство жили рядом…
 
***

В июне 1942 года Альма Розе перебралась в город Утрехт к своим друзьям – супругам Паулю и Марии Штрёкер, у которых незадолго до этого родилась дочь. Когда они выехали за город, оставив на некоторое время Альму одну в своей квартире, в городе была проведена тотальная облава на евреев. Альма была арестована и препровождена в Амстердам в помещение бывшего театра, ставшего теперь тюрьмой. Положение арестованных было ужасным – огромная скученность, антисанитарные условия, беспрестанный плач детей и частые самоубийства.

К счастью друзья Альмы – супруги Штрёкер и адвокат Мария Анна Тэллеген, успели до  ареста позаботиться о фиктивном браке для неё. У неё теперь были бумаги, удостоверявшие в том, что её муж «ариец» и потому она имела хотя бы временное право находиться в Голландии. Она пыталась это объяснить когда её арестовали, но никто не обратил на это никакого внимания.

Только через несколько дней, вернувшись домой в Утрехт, Штрёкеры обнаружили исчезновение Альмы и сейчас же сообщили об этом Тэллеген, которая немедленно использовала все свои связи и привезла в Амстердам фиктивного мужа Альмы с бумагами, подтверждавшими законный брак.

Через неделю Альма была в Утрехте. Состояние её после всего пережитого стало граничить с истерией, ей стало ясно, что легальными путями  больше из Голландии не выбраться. Жизнь становилась всё тяжелее и только с помощью друзей-голландцев, их бескорыстной помощи и поддержке, дававшей  возможность ей жить в их семьях, самим испытывающим  все тяготы и опасности оккупации, скрывая еврейку-эмигрантку из Австрии, и подвергаясь поэтому двойной опасности – только это дало возможность Альме продержаться в Голландии до декабря 1942 года. Когда кольцо вокруг евреев Голландии стало сужаться всё туже Альма убедила себя, что у неё не осталось никакого иного выхода, кроме попытки бегства в Швейцарию с фальшивыми документами. Тэллеген, Штрёкеры и другие друзья, уговаривали её перейти на нелегальное положение – прятаться, как это сделали уже многие и многие. Но она отказалась от этого плана, понимая, что её темперамент и психическое состояние не дадут ей возможности пройти этот путь, живя и прячась с незнакомыми людьми. Получив повестку на адрес Штрёкеров о необходимости её явки в концлагерь Вестерборк, она приняла решение. Для этой цели теперь она должна была пользоваться своим новым именем – Обна Ван Леувен-Боомкамп. Ей предстояло попытаться  проникнуть в Швейцарию не одной, а в паре с молодым голландским евреем, который называл себя «Мартин». Он также не знал имени Альмы – ни настоящего, ни фиктивного. Таков был план операции, готовящейся голландскими подпольщиками. На втором этапе ими должны были руководить французские подпольщики. Этим путём некоторым, преследуемым нацистами беженцам, удавалось  достичь границ безопасной Швейцарии – неоккупированной страны – и спастись.



IX

ПОПЫТКА ПОБЕГА

Альма оставила свою скрипку Гваданини и личные вещи – часы, нитку жемчуга и брильянтовое кольцо – подарок Ваза Пшиходы – для хранения на время своего отсутствия у Марии Тэллеген. Утром, 15 декабря 1942 года она оставила записку Марии и Паулю Штрёкер – «Дорогие мои! Спасибо за вашу выдержку и терпение – я никогда этого не забуду. Авг. 1941 – дек. 1942». Они не были посвящены в подробности, ради их безопасности. Только госпожа Тэллеген была полностью в курсе дела. Она снабдила Альму и Мартина солидной суммой денег и дополнительными фальшивыми документами, бланки которых добывались подпольщиками в нацистских учреждениях.

Беглецы должны были следовать по цепочке – их передавали от одного места к другому, причём они сами не знали до последнего момента следующего места назначения. В случае ареста они бы никого не могли выдать. Благополучно переехав границу Бельгии, они должны были прибыть во французский город Дижон. Место это было крайне опасным. Здесь наряду со значительным присутствием французского подпольного Сопротивления,  была отмечена историками войны и большая активность тайных агентов Англии, что заставляло гестапо проявлять исключительную активность, инфильтрируя большое количество своих агентов в подпольную сеть Сопротивления.

Дальнейшая история стала известна от одного из молодых подпольщиков – сына аристократической семьи, жившей в своём особняке рядом с полицейской префектурой. Его имя Жан-Поль Гай. После войны его опрашивали местные власти и многие корреспонденты и писатели. По его словам, он был связным у командира Маки в этом районе «Бернарда» и помнил  появление Альмы и её партнёра в доме родителей. «В нашем доме родители прятали банкира  с женой и сыном. Они были страсбургскими евреями». Альма появилась в их доме на короткое время. Ей надо было встретиться в одном из ресторанов со связным подпольщиков для получения документов, разрешающих им следовать до границы со Швейцарией.

По словам одного из лидеров Сопротивления Жоржа Пикара, подобными документами снабжались все нуждавшиеся в них бесплатно. Однако его помощник Лашернэ утверждал впоследствии, что в его присутствии за эти документы Мартин уплатил связнику солидную сумму денег. Об этом Пикар узнал слишком поздно. Уже после войны, он сообщил французским следователям, что «справедливость восторжествовала» – иными словами предатель, продавший фальшивые документы был расстрелян. Могли ли Альма и Мартин привлечь к себе внимание в городе, кишевшем агентами? Конечно, ведь они не были искушёнными и опытными подпольщиками. За Альмой могло быть установлено наблюдение даже в ресторане, где она слушая оркестр, ожидала Мартина. За ней бдительно следил кассир ресторана, бывший агентом вишистской полиции.

Конечно об их прибытии в Дижон уже знали –  кто-то, на их пути был не только представителем Сопротивления… Но факт тот, что обвинить в предательстве тех, кто принимал участие в попытке переправить Альму и Мартина никак нельзя. Банкир с семьёй, скрывавшийся в доме родителей Гая, уцелел. С другой стороны, чудом уцелевший после войны Мартин был убеждён, что все подходы к границе, как и путь от Дижона (около 200 км.) были под полным контролем гестапо, в то же время, как представители Сопротивления после войны утверждали, что все дороги в Швейцарию были надёжными и им удалось помочь спастить более  чем восьмистам человек…         

***

…Едва сев в поезд, после проверки документов, Альма и Мартин были арестованы. Это произошло 19 декабря – лишь через четыре дня после их бегства из Голландии. В дижонском гестапо их продержали три недели, после чего оба были отправлены в пересыльный лагерь Дранси в пригороде Парижа, для дальнейшего заключения в концлагере Освенцим за «незаконное проживание по фальшивым документам».

За время существования Дранси через него прошло 76 тысяч человек, большинство из которых было отправлено в Освенцим. В Дранси Мартин тяжело заболел и его задержали там на некоторое время. Тем временем его друзья прислали в Дранси бумаги, подтверждавшие его «арийское происхождение», которым вишистские власти поверили! Мартин пережил войну, и рассказал впоследствии историю бегства и предательства.

«Последнее редактирование: 13 Января 2011, 22:58:59, Е. Морошкин»

X

ОСВЕНЦИМ

В декабре 1941 года во время репетиции Симфонического оркестра Варшавского радио весь оркестр в полном составе был… арестован! Такого, кажется ещё не бывало в истории музыки. Отдельных музыкантов бывало что и арестовывали. Но целый оркестр? В это действительно трудно поверить. Тем не менее после ареста весь оркестр был препровождён в тюрьму, а затем  перемещён в концлагерь Аушвиц-1, известный больше как Освенцим, и поначалу бывший обычным штрафным концлагерем, коих было великое множество с самого основания Третьего Рейха. Основной контингент концлагеря составляли на первых порах поляки – политзаключённые, социалисты, коммунисты, гомосексуалисты, местные цыгане и т.д. У эсэсовского начальства в Берлине были, однако, совсем иные  планы относительно этого лагеря. Недалеко от Освенцима-1 – в одном-двух километрах  от него, около местечка Бжезинка началось  строительство нового лагеря – Биркенау. Или Освенцима-2 (Аушвиц-2). Он и стал символом Холокоста. Там были построены четыре новых газовых камеры с четырьмя  крематориями. В Освенциме-1 был только один такой комплекс, где и был испытан газ циклон для массового уничтожения людей.

Зачем же понадобился эсэсовскому персоналу и коменданту лагеря целый симфонический оркестр? Не говоря о том, что вообще весь оркестр  не может быть ни судим ни заключён в концлагерь без каких-либо провинностей, а этого понятно, никак не могло  случиться с целым коллективом музыкантов. К этому следует добавить, что с 1939 года в оркестре Варшавского Радио уже не было ни одного еврея.

Все эти рассуждения не имели никакого значения после уничтожения Польши, как государства. Никакими правами бывшие граждане республики более не обладали, лучшей иллюстрацией чего и стал арест целого оркестра.

Эсэсовскому персоналу захотелось иметь свой оркестр, чтобы слушать  музыку в любое время, никуда не отлучаясь от своей работы. Ведь они были немцами или австрийцами, «цивилизованными людьми», потребность которых в музыке была такой же естественной, как  есть, пить или умываться. К музыке все они имели особое пристрастие –  это было старой доброй традицией, взлелеянной многими поколениями людей разных профессий и социального положения.

Для  обычного человека здесь кроется какая-то несовместимость – как это может быть, чтобы те же индивидуумы могли плакать, слушая Шумана или Бетховена и могли в это же время совершать самые страшные злодеяния и преступления против человечества?

Этим феноменом заинтересовался американский профессор Иельского Университета Роберт Лифтон, назвав его «раздвоенностью» личности. По его мнению у некоторых людей определённых профессий – политиков, артистов, священников, адвокатов, врачей, писателей, в процессе развития своего профессионального «я» постепенно вытесняется их первоначальное человеческое «я», то есть проще говоря наступает переоценка своей личности и своей власти. Ощущение власти над людьми,будь то власти СС или власти одного заключённого над другим, давало в условиях Освенцима эффект значительного изменения всего психического склада и палачей и жертв.

В этом абсолютно неадекватном опыте существования в условиях фабрики смерти, быть может лишь музыка ещё как-то  связывала  с предыдущей жизнью. 

Несмотря ни на какую идеологическую «прочность» персонала СС в лагере смерти, рутина ежедневного уничтожения тысяч и тысяч людей всё равно оказывала своё депрессивное воздействие. Некоторые употребляли наркотики, алкоголь, но музыка была пожалуй самым универсальным средством частичного снижения ежедневного стресса даже для самых психически устойчивых.

Польский композитор Шимон Лакс, бывший участник второго мужского оркестра – лагеря Биркенау, членами  которого были и евреи, писал в своих мемуарах «Музыка другого мира» в1948 году (Szymon Laks. ”Musiques d‘un autre monde” France), что он так и  не смог постичь сочетания невероятно эмоционального восприятия музыки эсэсовцами и в то же время их способностью к абсолютно бесчеловечному варварству. Быть может исследование профессора Лифтона и проливает некоторый свет на этот феномен, но до конца нам объяснить это всё же не может.

Эти два оркестра спасли жизнь почти всем участникам – они получали двойной «рацион», но принуждались к общим работам, хотя и не таким каторжным, на которых обычно люди погибали через несколько дней или недель…         

Молодая амбициозная австрийка Мария Мандель, родившаяся в ничем не  примечательном городке Мюнцкирхене, недалеко от родины Гитлера – Браунау  являла собой редкое исключение в мужском «Братстве СС» – она была подполковницей  СС и начальницей женского лагеря Биркенау . Оберштурмбанфюрерин Мандель не хотела отставать от своих коллег-мужчин и добилась у коменданта всего лагеря Освенцим Рудольфа Хёсса разрешения на создание женского оркестра. Поначалу он состоял из полек-политзаключённых, в большинстве своём непрофессиональных музыкантов, бывших учительниц музыки в общеобразовательных школах. Каждая из них кое-как владела каким-либо инструментом. Руководителем оркестра была назначена Зофия Чаковска, которую Мандель называла «Чайковска» – ей очень импонировало созвучие с именем великого русского композитора, хотя и запрещённого для исполнения в Рейхе. Чайковска  была до войны дирижёром школьного хора, и конечно  не была готова к роли руководителя оркестра. Понимая, что качество игры маленького ансамбля никак не удовлетворит Мандель и эсэсовское начальство и путь всего ансамбля в любую минуту может привести в газовую камеру всех его участниц, Чайковской  удалось убедить Мандель привлечь в оркестр несколько профессиональных музыкантов из прибывавших  в лагерь девушек еврейского происхождения из разных стран Европы.

Мария Мандель начинала свою «профессиональную» тренировку в женском концлагере для политзаключённых – Равенсбрюке. Там она приобрела необходимые «навыки» для своей будущей деятельности в Освенциме – ломать с одного удара челюсти и носы… Она прошла большой путь от рядовой охраницы СС до подполковницы и начальницы женского лагеря в исключительно короткое время. Действительно, нацистская революция создала большие возможности для продвижения вверх по службе даже для некоторых женщин. Вряд ли узнали бы в высокой стройной блондинке  в серой форме, чёрной фуражке,шёлковых чулках и элегантных туфлях её бывшие земляки. В одном она не изменилась – она обожала музыку и её амбиции не давали ей покоя до той поры, пока она не получила своего оркестра.

Её любовник Карл Бишофф тоже находился в лагере – он был шефом строительной службы СС. Правда его занятием было строительство и техническое обслуживание комплексов газовых камер и кремационных печей…В обычное время они, быть может, были бы ничем не примечательной парой, любящей  музыку и мирно живущей в одном из городов Верхней Австрии, но теперь…теперь оба были в центре европейского «Доминиона смерти», и от их усилий зависела  эффективность “ФАБРИКИ“, не имевшей прецедента в человеческой истории.

Вечером 20 июля 1943 года после трёхдневного пути от товарной станции Париж-Бобиньи в Биркенау прибыл точно по расписанию «еврейский транспорт», он же «конвой 57». В его товарных вагонах  находилась тысяча человек – мужчин, женщин и детей. Часть узников была в списках, где под номером 916 значилась «Обна Ван Лёувен-скрипачка». Это была Альма Розэ. Находясь в списке, она не была подвергнута немедленной «селекции», то есть отбору в газовую камеру сразу по прибытии, чему подвергались все, кто не был в списке. Из прибывших 1000 человек к концу войны в 1945 году в живых остались лишь 59.

Несмотря на ужасы «еврейского  транспорта» – трёхдневной езды в запертых товарных вагонах без воды и какой бы то ни было еды, кошмар прибытия в Освенцим-1 был ни с чем не сравним: эсесовская охрана с автоматами наперевес и с собаками, крики «скорей, скорей!», большое количество заключённых в полосатой одежде, быстро забиравших с  платформы все вещи  прибывших… Женщин, детей и нетрудоспособных сразу сажали в грузовики с красными крестами, которые уезжали в направлении Освецима-2 – Биркенау. (Линия железной дороги до Биркенау была продолжена в 1944 году для скорейшего уничтожения 450 тысяч венгерских евреев после оккупации Венгрии в марте 1944г.) 

***

Альма Розэ не прошла через «карантин» – барак, где больные, умирающие и относительно ещё здоровые, запертые без воды и питья, лежали вповалку среди грязи и крыс… Она была взята в место ещё более зловещее – в «блок10» Освенцима-1, абсолютно изолированное строение с занавешенными окнами. Там производились опыты над живым людьми. Эсесовский доктор Менгеле, прозванный «ангелом смерти»,  стал кажется самым известным среди группы «врачей» 10 блока. Хотя он и не был там главным. Доктор Клауберг заведовал всей «клиникой», где производились страшные опыты по стерилизации с помощью рентгеновских лучей. Они  выполнялись по приказу Гиммлера, желавшего получить результаты «бескровной стерилизации». После облучения у всех женщин удалялись  деторождающие органы для анатомического изучения. «Выздоравливающих» вскоре после таких операций отправляли в газовые камеры… Понимая, что её дни здесь сочтены, Альма попросила женскую охрану принести ей скрипку, чтобы играть для заключённых  женщин. Как ни странно, но скрипка была доставлена в блок 10. Найти любой инструмент было просто: склады Освенцима ломились от имущества ограбленных и убитых… Сегодня  это может показаться сюжетом из мелодрамы, но этот сюжет создала сама жизнь. Слухи о прибытии Альмы Розэ – скрипачки из Вены –  быстро дошли до Марии Мандель. Альма была как раз тем человеком, который мог помочь удовлетворить её амбиции. Перевести Альму в «музыкальный блок» не составляло труда – просьба начальницы женского лагеря была выполнена без промедлений. Так началась финальная глава жизни Альмы Розэ.



ХI

ПОСЛЕДНИЙ ОРКЕСТР АЛЬМЫ РОЗЕ

Оркестр женского лагеря Биркенау начал своё существование в мае 1943 года, примерно за два месяца до прибытия «конвоя 57» с Альмой Розэ.  Руководительница оркестра Зофия Чайковска занимала также пост «блоковой» (старосты блока-blokalteste), обязанной следить за порядком и докладывать вышестоящим обо всём происходящем в её бараке (блоке).Оркестру был выделен блок 12, который получил название «музыкального блока». Чайковска была политзаключённой и, как свидетельствовали многие заключённые, подвергалась пыткам по прибытии в Биркенау. Её нервно-психическое состояние было достаточно тяжёлым, хотя она проявляла почти материнскую заботу в отношении юных девушек – полек и евреек. Она рекрутировала в оркестр одними из первых «неариек» двух сестёр из Греции, которые чувствовали себя совершенно потерянными в аду «карантина», не имея даже языка для общения, кроме нескольких французских слов.

Во время же репетиций она срывалась до того, что иногда била своих членов оркестра. С большим трудом ей удалось выучить  несколько маршей и народных песен. Первое выступление состоялось в лагерном лазарете – «ревире», после чего маленький оркестр должен был каждое утро и вечер, если позволяла погода, играть при выходе на каторжные работы «рабочих команд» и при их возвращении после захода солнца.

Все последующие спекуляции в фильмах и литературных произведениях о том, что женский оркестр встречал на перроне поезда с прибывающими жертвами не соответствуют истине. После прибытия очередного транспорта все блоки держались запертыми до окончания «селекции». Никто, кроме эсесовской охраны и «врачей», занимавшихся «селекцией», а также заключённых мужчин, которым вменялось в обязанность немедленно забирать багаж прибывавших жертв, не имел права присутствовать там.

В начале августа Альму Розэ перевели в музыкальный блок, а через два дня пришедший младший чин СС объявил о назначении Альмы дирижёром и главой блока – «капо». Чайковска чувствовала себя очень расстроенной, хотя её и оставили в должности «блоковой». К её чести надо сказать, что она не чинила препятствий  для Розэ, которая не смогла бы эффективно работать без её поддержки – часто приходилось обращаться к помощи библиотеки и дирижёра бывшего Симфонического оркестра Радио, без которой  увеличение репертуара и улучшение качества игры оркестра были бы невозможным.

«Улучшение качества игры оркестра», «отбор-прослушивание новых членов ансамбля» – такие обыденные и прозаические вещи в нормальной жизни, приобретали в условиях Освенцима совершенно иное значение – это было для всех абитуриенток вопросом жизни и смерти в прямом значении этих слов. Даже дальнейшее пребывание  в оркестре  могло быть прервано в любой момент. Путь же из оркестра был один – в газовую камеру. Это знали все его участницы.

Одной из двух девочек-сестёр (греческих евреек), спасённых Зофией Чайковской, следовало срочно обучиться игре на контрабасе, для чего было вытребовано специальное разрешение посещать уроки в мужском лагере у концертмейстера группы контрабасов бывшего Оркестра Радио. После двух месяцев таких занятий в музыкальный  блок внезапно явился эсэсовец Иозеф Крамер, прозванный за свои зверства в концлагере Берген-Бельзен «Бергенским чудовищем», и потребовал вызвать девочку для прослушивания им лично. К этому времени Альма Розэ уже начала работу с оркестром и сама присутствовала при прослушивании. Стало совершенно ясно, что Кремер вполне сведущ в музыке, и несмотря на предупреждение Розэ о том, что девочка играет на инструменте лишь два месяца, он приказал привести её с контрабасом в музыкальный блок для прослушивания.  Иветтт Ассаэль – так звали девочку, – сыграла отлично, после чего к ней подошёл  Крамер и негромко сказал: «Когда-нибудь ты отсюда выйдешь и я думаю сделаешь хорошую карьеру…» Если бы это не произошло на самом деле, Иветт Ассаэль никогда бы не смогла в это поверить. Этот случай и поведение Марии Мандель в отношении членов оркестра – вероятно лучшее подтверждение теории «раздвоенности» профессора Лифтона. Едва выйдя за двери «музыкального блока» они становились обычными эсэсовскими убийцами.

***

Альма Розе начала по существу формировать новый оркестр. Прежде всего надо было расширить состав оркестра и заменить тех участниц, которые практически не были профессиональными музыкантами. Но как с ними быть? Нужно было сделать всё, чтобы удержать их любым способом в орбите работы оркестра. Альма и Чайковска составили список необходимых для оркестра библиотекарей, переписчиц нот, и других необходимых для расширенного оркестра постоянных помощниц Поскольку энтузиазм Марии Мандель гарантировал все запросы Альмы Розэ, ей и Чайковской удалось сохранить немало жизней молодых женщин и совсем ещё юных девочек, чудом прошедших «селекцию». Розэ удалось также добиться разрешения для всех членов оркестра не выходить дважды в день – до рассвета утром и после захода солнца  вечером на «aппель» – перекличку, занимавшую порой не один час. Мотивировалось это требование необходимостью усиленных репетиций и невозможностью терять впустую часы необходимые для работы. Ещё одно немаловажное послабление было дано участницам оркестра – в бараке №12  «музыкальном блоке» – разрешалось не гасить свет ночью, так как Альма Розе работала допоздна, делая переложения партитур для ансамбля, не имевшего в своём распоряжении исполнительниц на медных духовых инструментах, а из деревянных духовых имелись  только флейта и и флейта-пикколо. И, кроме всего, – было получено разрешение на установку плиты внутри блока для разогрева «рациона», привозимого в котле утром и вечером. Это было неслыханной привилегией в условиях Биркенау-Освенцима! Помимо всего, печь давала ещё какое-то тепло. Несмотря на двойной «рацион», выдаваемый членам оркестра, постоянный голод терзал их день и ночь. Некоторое облегчение приносили посылки из дома, но посылки разрешалось получать в Освенциме и других концлагерях всем, кроме евреев, если бы даже кто-то и мог посылать им продуктовые посылки. Впрочем, посылки поощрялись, но никогда евреям не выдавались. Склады огромных ангаров целого сектора Освенцима-2, называемого «Канада», были забиты вещами, продуктами, музыкальными инструментами и всем тем, что рекомендовалось брать с собой депортируемым.

Через какое-то время, внутри оркестра стало отчётливо проявляться разделение на «ариек» и «неариек». Едва лишь немного отступил ежедневный страх  смерти, традиционный польский антисемитизм стал поднимать голову. Опять же к чести Чайковской, ею был положен этому конец. «Вы должны уступать им есть первыми – они ведь никогда не получат посылок… Вы должны это понимать!». Она была старшей блока – её слушались…

Мандель приказала сшить всем женщинам тёмно-синие юбки, пиджаки в серо-голубую полоску (чтобы не забывали, где они находятся!) и выдать белые блузки. Голову покрывали платки-косынки и все они пользовались абсолютной роскошью, недоступной для заключённых  здесь женщин – им разрешалось носить нижнее бельё…

Вообще, как уже говорилось, Мандель  вела себя как нормальная личность в отношении своих подопечных.

Одна из участниц оркестра – парижская певица кабаре Фаня Фенелон, попавшая в лагерь за попытку с фальшивыми документами выдать себя за «арийку», писала в своей книге воспоминаний «Playing for time», что в данном контексте можно перевести, как «Играть, чтобы выжить», вышедшей во Франции в 1947 году, об одной истории, касавшейся Марии Мандель. Возможно это была лагерная легенда, возможно и правда. История эта рассказывала о необычайном случае, происшедшем во время «селекции» по прибытия транспорта из Польши. Малыш, едва научившийся ходить, выбежал из очереди ожидавших селекцию и бросился навстречу Мандель. Она, по рассказу Фенелон,  не отшвырнула его обратно, хотя и славилась своей особенной жестокостью именно в отношении женщин с малолетними или грудными детьми. Мандель взяла его на руки, и бережно унесла к себе. Она одела мальчика  на следующий день исключительно красиво и везде водила  с собой. А через пять дней ребёнок исчез… Долг национал-социалистки требовал дисциплины и от неё.

Все оркестрантки эту историю знали, и вне зависимости от её достоверности всегда помнили, что любой вызов к Мандель может стать последним. Буквально под окнами музыкального барака находилась платформа, куда прибывали поезда с обречёнными и дорога – последние 150-200 метров до барака, где все должны были раздеться, быть остриженными наголо и следовать в «душ». Инфернальный мир и мир ещё живых душ, занимавшихся музыкой, репетировавших новые программы классической и лёгкой музыки находились вплотную друг к другу. 

***

Возвращаясь снова к улучшению и расширению состава оркестра, невозможно себе представить, что испытывала Альма Розэ,  прослушивая более сотни аккордеонисток на три вакантных места… Некоторые из них были уже взрослыми женщинами у которых были дети (польки могли быть заключены в Освенцим по любому подозрению). Иным отвергнутым кандидаткам не суждено было стать матерями никогда… Поэтому, несмотря на то, что музыкальный блок был почти что раем в аду Освенцима, атмосфера жизни и работы в нём была всегда исключительно напряжённой, нервозной и наэлектризованной.

С другой стороны, иногда, увлекаясь работой, женщинам удавалось хотя бы ненадолго как бы перенестись в нормальный довоенный мир. Работа над музыкальными произведениями становилась сама по себе бегством от чудовищной реальности.

Альма Розэ руководила занятиями оркестра со всей присущей ей железной волей. Иногда она заставляла своих оркестранток делать поистине невозможное .

Едва оправившись после болезни им следовало немедленно приступать к репетициям, иначе… Мандель и её помощники следили за явкой и за состоянием участниц. Можно было короткое время выздоравливать, но нельзя было долго болеть.

Репертуар оркестра, над которым стала работать Альма был большим и исключительно разнообразным. Тут была классика – сочинения Баха, Бетховена, Моцарта, Шумана, Шуберта, Брамса, переложенные и оркестрованные для этого состава оркестра самой Альмой, популярные арии из опер, оперетт, венские вальсы Штрауса, виртуозные сочинения для скрипки с оркестром (например знаменитая пьеса Сарасате «Цыганские напевы»), известные  увертюры из опер и оперетт, попурри и популярные довоенные венские песни, танго.  Оркестру было приказано выучить 20 военных маршей, включая марши Берлиоза и Шуберта. В репертуар  входили и песни «Эй, ухнем!», «Лили Марлен», «Вена, Вена, только ты одна». Кроме того, нередко исполнялись произведения официально-запрещённых композиторов и, прежде всего, 1-я часть Концерта Мендельсона для скрипки с оркестром, а также части из симфонии Дворжака «Из Нового Света» (Мендельсон был запрещён как «еврейский композитор», Дворжак и Чайковский – по непонятной сегодня причине). Огромный репертуар требовал от всех участниц оркестра (даже от переписчиц нот и  библиотекарей) такой же огромной работы – рабочий день их всех достигал 10 часов ежедневных репетиций, игры ранним утром и поздно вечером – при уходе «рабочих команд» на каторжные работы и по их возвращении уже после захода солнца. Они поднимались до рассвета, чтобы согласно приказу быть готовыми играть, принеся предварительно с собой стулья, пульты и ноты. После утреннего «выступления» начинались репетиции, во время которых любой эсэсовец любого ранга мог зайти в «музыкальный блок» и потребовать для себя одного играть любое произведение по своему выбору, для чего и приходилось постоянно расширять репертуар оркестра.

Это был ведь оркестр рабынь, которые были обязаны выполнять любой приказ любого эсэсовца. В уже упоминавшейся книге Шимона Лакса рассказывалось об Альме, что «будучи широко известной скрипачкой, особенно в Центральной Европе, Альма Розэ – дочь знаменитого Арнольда Розэ, основателя всемирно известного квартета, была настоящим другом своих коллег, часто спасала их здоровье и жизни. Не одну из них она вырвала из челюстей смерти…». Все её коллеги впоследствии отмечали, что Альма вела себя с эсэсовцами всегда вежливо,  но с абсолютным достоинством. Всякий раз, когда это разрешалось, оркестр выступал дважды в неделю в «ревире» – лагерном лазарете. Часто бывало, что на следующее утро после концерта, всех выздоравливающих отправляли в газовые камеры. Так музыка была последним глотком свободы для обречённых женщин. Всё это не было секретом ни для кого, и можно только удивляться мужеству и воле Альмы Розэ и её коллег, старавшихся в таких условиях делать всё,что было в их силах…В «ревире» часто находились родные или даже родители некоторых участниц оркестра.

Одним из самых частых «гостей» в музыкальном блоке был д-р Менгеле – «ангел смерти». Он заставлял играть свою любимую пьесу Р.Шумана «Грёзы»,  в оригинале написанную для фортепиано и переложенную Альмой для виолончели в сопровождении  оркестра, бесконечное количество раз! Исполняла её Анита Ласкер, семнадцатилетняя девушка, привезённая сюда из польского города Вроцлава (Бреслау).

Она играла пьесу раз за разом, а Менгеле требовал повторять музыку «Грёз» ещё и ещё… Это было своего рода пыткой и весьма изощрённой. Спустя много лет, Анита  Ласкер стала одной из основательниц знаменитого Английского Камерного Оркестра. В 1996 году корреспондент Би-Би-Си задал ей вопрос: «Как вы себя чувствовали, когда играли для подобных людей?» «Я не думаю, чтобы мы вообще что-нибудь чувствовали…» – был её ответ. «Но вы знали, что они делали?» «Конечно, мы знали, что они делали… Но какой была альтернатива?»

В этих вопросах корреспондента сквозит полное нежелание сколько-нибудь понять обстановку лагеря, где за один день  убивались тысячи. Другую участницу оркестра – певицу Фаню Фенелон, о которой уже говорилось, Мария Мандель и начальник всего лагеря Рудольф Гёсс, заставляли петь по десять раз подряд арию из оперы Пуччини «Мадам Баттерфляй». Прослушав любимую арию,оба отправлялись на «селекцию» прибывшего поезда… Альма нашла выход – арию Баттерфляй срочно выучила и другая певица – Ева Штайнер, чтобы в случае необходимости можно было тут же заменить Фаню Фенелон. Человеческий голос мог отказать в любой момент, и тогда могло произойти худшее. «Чтобы уцелеть,что можно было сделать, кроме как подчиняться?!» писала  в своей книге Фенелон.   

Альма Розэ стала пользоваться даже уважением эсэсовцев, делавших редчайшее исключение для неё – её называли «Фрау Альма» – неслыханная вещь для лагеря смерти! Да, вероятно, начальники лагеря считали деятельность Альмы Розэ исключительно полезной для себя, но даже пользоваться их некоторым благорасположением было всегда опасно. Как-то днём в барак пришла Мария Мандель и попросила сыграть для неё «Цыганские напевы» Сарасате . «Я как-то слышала эту пьесу по радио, – сказала она, – и хотела бы сравнить исполнение». После прослушиванья  пьесы она сказала, что их исполнение лучше того, которое она слышала по радио. Все с облегчением вздохнули – никто и никогда не мог забыть ни на секунду – кто есть Мария Мандель.

Во второй половине дня каждое воскресенье (это было единственное нерабочее время для заключённых здесь тысяч женщин и мужчин) оркестр должен был выступать в огромном пакгаузе, предназначенном для общих бань и названном «сауной». В первом ряду сидели чины СС, за ними разрешалось сидеть «капо», «блоковым» и другому вспомогательному персоналу из заключённых, и, наконец, сзади разрешалось стоять обычным заключённым, способным ещё стоять и слушать музыку. Аплодисменты не разрешались.

Многие уцелевшие узники относились к существованию оркестров в Освенциме как к «большой лжи Освенцима», поясняя,что они были предназначены для обмана приезжавших иногда  делегаций международного Красного Креста.

Шимон Лакс писал, что по его мнению «музыка поддерживала дух (главным образом – тело) только самих музыкантов, которые не должны были выходить на каторжные работы и которые питались чуть лучше» (уже цитировавшаяся книга «Музыка другого мира»).

Руководитель оркестра бывшего Варшавского Радио Адам Копучинский придерживался другого мнения: «Благодаря её силе – музыка, как самое прекрасное из искусств, несомненно поддерживала естественную природу человека и  была медициной для больных, измождённых душ». 

Альма Розэ  добивалась совершенства, бесконечно репетируя новое, шлифуя уже выученное, фанатически преследуя цель всё лучшего и лучшего качества игры, фразировки, красоты звучания… Со стороны это кажется абсурдом – во имя чего делались такие усилия её лично и всего оркестра? Во имя услаждения слуха эсэсовских убийц? Во имя музыки, как таковой? Во имя спасения жизней всего персонала оркестра? Пусть все эти вопросы останутся без  нашего ответа. Мы, к нашему счастью, не были там, где находились все герои этого повествования.

Тяжёлая, напряжённая и ежедневная работа от зари до зари  всё же была лучшим убежищем для сохранения душ от сумасшествия и деградации. В то же время понятна реакция узниц, возвращающихся после целого дня каторги и видевших прилично одетых женщин, сидевших на возвышении и игравших бодрые марши и увертюры, в то время, когда они никогда не могли даже сменить или высушить свою одежду…



XII

СМЕРТЬ В «РЕВИРЕ»

Так продолжалось 9 месяцев. 2-го апреля 1944 года после еженедельного воскресного концерта, который, по мнению всех участниц, был особенно удачным, Альма Розэ была вызвана в главную контору СС, что вызвало естественную тревогу всех оркестранток. Вскоре Альма вернулась в музыкальный блок, сообщив своим ближайшим коллегам, среди которых первой была Флора Якобс из Голландии, что ей сказали о том, что в скором времени ей предоставят свободу для выступлений как солистке вне концлагеря Освенцим! Новость была, конечно, совершенно невероятной! Однако, что она означала на самом деле, узнать было не суждено.

С этого момента осталось много версий происшедших событий. Очень скоро Альма снова покинула «музыкальный блок», чтобы принять участие в праздновании дня рождения заведующей прачечной Биркенау фрау Шмидт. Для фрау Шмидт делались большие исключения из правил – ей иногда разрешалось брать для себя продукты из посылок со склада «Канада». И в этот раз она пригласила своих гостей, намереваясь угостить их яствами, о которых в Освенциме уже никто даже не помнил… Фрау Шмидт была немкой и политической заключённой, но всё же была заведующей, то есть «капо», и среди её гостей были женщины не ниже её по «рангу». По возвращении в свой блок, Альма снова вызвала своих ближайших коллег и сказала, что она очень плохо себя чувствует и, как видно, серьёзно заболела. Действительно, у неё начался жар, она пыталась дирижировать и явно путала реальность и какие-то сны наяву. Она всё время повторяла, что русские идут и скоро их всех освободят, и тогда они устроят тур по всему миру…

Была вызвана Мандель, приказавшая немедленно доставить Альму в «Ревир» – санитарный блок. Там её поместили в отдельное помещение и положили на настоящую постель, чего не имела ни одна пациентка «Ревира». Были вызваны Менгеле и д-р Роде, заведующий всей медицинской службой СС Освенцима. Симптомы заболевания Альмы Розе напоминали менингит. Температура была больше 39 гр. Альма впала в бессознательное состояние. Эсэсовские врачи были озабочены в первую очередь установлением факта природы заболевания, так как панически боялись новой эпидемии тифа или менингита. Пункция спинно-мозговой жидкости не показала отклонений от нормы, хотя официального ответа лаборатории никто никогда не видел. Между тем состояние Альмы всё ухудшалось. Ей делали инъекции применявшихся в то время препаратов. Однако ничего не помогало. 4/4/44 в 4 часа дня (ещё одно, и последнее странное совпадение в жизни Альмы Розэ) она умерла. Участницам оркестра разрешили придти в «ревир» для прощания.

Впоследствии они  рассказывали, что туда приходили даже некоторые эсэсовцы. Как бы то ни было, но тело Альмы покоилось в её концертном платье и её коллеги нашли какие-то ранние цветы и принесли их, чтобы отдать ей дань уважения и выразить свою признательность.

Только через много лет стало ясно, что Альма Розе умерла от ботулизма – пищевого отравления, при котором вырабатываются невротоксины, действие которых на человеческий мозг создаёт картину, напоминающую менингит. Фрау Шмидт также попала в «Ревир» с теми же симптомами, но выжила и дожила до освобождения Биркенау.

***

В 1980 году по книге Фани Фенелон, о которой говорилось выше, был поставлен телевизионный фильм “Playung for time”, в котором в сцене смерти Альмы Розэ д-р Менгеле кладёт на грудь умершей её скрипку. Эпизод, свидетельствовал о несомненно дурном вкусе режиссёра. Это тем более странно,так как сценарий – адаптация книги – был заказан не кому иному, как Артуру Миллеру, знаменитому американскому драматургу. Трудно поверить, что подобное мог написать  маститый  драматург даже на склоне лет. Правда, в процессе съёмок поменялось три режиссёра. И всё же нельзя простить Миллеру того, что он не вмешался и не предотвратил столь прискорбного факта. Фильм вызвал протесты и горечь всех уцелевших участниц оркестра. Протестовала даже сама Фенелон, правда по другому поводу – её роль в фильме играла английская актриса Ванесса Редгрейв, женщина крупных размеров, в сравнении с миниатюрной Фенелон, да к тому же и активная защитница палестинских, а теперь и исламских террористов (сегодня она прячет в своём доме в Лондоне чеченского боевика, которого Россия хотела бы видеть в суде). Фенелон отнюдь не дружелюбно описывала в своей книге Альму Розэ, утверждая даже, что она была… плохая скрипачка! Можно ли сегодня это опровергнуть? Можно. Правда после Альмы Розэ осталась лишь одна звукозапись – Двойного Концерта Баха – с её отцом Арнольдом Розэ, сделанная в 1927 году. Эта запись свидетельствует о высоком профессионализме Альмы, игравшей на уровне нисколько не ниже её знаменитого отца. Что касается других участниц оркестра, то все они сохранили благодарность к Розэ за её усилия по спасению их жизней.

И всё же, несмотря на всё это, появление телевизионного фильма в 1980 году сыграло и свою положительную роль – миллионы телезрителей смогли узнать об истории Альмы Розе, её мужестве, её мастерстве музыканта, её достоинстве и обо всей истории женского оркестра Освенцима.

***

Через несколько дней после смерти Альмы участницам оркестра было объявлено, что новой руководительницей  назначается пианистка (и переписчица нот, помогавшая Альме Розэ делать переложения для оркестра), привезенная сюда из Украины – Соня Виноградова. Среди девушек-евреек  участниц оркестра прошёл слух, что Соня собирается их уволить. К счастью это оказалось неправдой.

Были отменены воскресные концерты и теперь оркестр, как и в начале своего существования, играл только при уходе «рабочих команд» и по их возвращении в лагерь. Среди дня им надлежало выполнять работы в лагере вне  музыкального блока. В октябре 1944 года немцы стали эвакуировать заключённых на Запад, а с ноября начали демонтировать крематории и уничтожать газовые камеры. Советская  Армия неумолимо приближалась и надо было заметать следы массового уничтожения людей в Освенциме. «Эвакуация» происходила большей частью пешком и называлась «маршами смерти». Некоторые женщины были перевезены в лагерь Берген-Бельзен, хотя и не имевший оборудования для массового уничтожения, но в нём умирали тысячи от голода и эпидемий. Именно здесь умерла от тифа Анна Франк, автор всемирно-известного «Дневника Анны Франк».

Попав в лагерь Берген-Бельзен, аккордеонистка оркестра Флора Якобс шла по лагерю, окончательно обессилев и ничего не видя перед собой. Внезапно она была остановлена приказом встреченного ею эсэсовца. С ужасом она узнала в нём Иозефа Крамера, частого посетителя «музыкального блока». «Что ты здесь делаешь? Ты ведь была аккордеонисткой нашего оркестра?» – спросил он, узнав её. Она была уверена, что теперь пришёл её конец… «У тебя есть работа? Нет? Я  за тобой пришлю. Будешь сидеть с моими детьми и найди ещё партнёров – будешь также играть на аккордеоне». «Альма снова спасла мою жизнь, уже после своей смерти», – вспоминала она много лет спустя события последних месяцев перед освобождением.                                                       

Большинство девушек – участниц оркестра – дожило до освобождения. Они рассказали историю женского оркестра как в своих воспоминаниях, так и в своих показаниях по поводу расследования нацистских преступлений. Фильм, о котором говорилось выше, всколыхнул ещё раз воспоминания уцелевших узниц. Некоторые выступали с протестами против показа в фильме Альмы Розэ как бездушной и жёсткой руководительницы оркестра, добивавшейся своих целей путём жестокой ежедневной муштры чисто немецкого свойства. Одна из заслуживающих доверия уцелевших участниц оркестра – скрипачка из Львова (тогда польского города) Хелена Дунич-Нивинска, которая слышала во Львове Альму Розэ  как солистку концертантку  ещё в1929 году, ставшую с тех пор её героиней и  неожиданно встреченную в аду Освенцима, рисует Розэ, как женщину исключительно твёрдого характера, спасавшую жизни девушек вне всякого предубеждения в отношении национальности или страны проживания. Дунич-Нивинска, оспаривала высказанное в книге Фенелон мнение,что у «Розе вместо сердца был пустой скрипичный футляр». «Фенелон написала книгу, на которую нельзя опираться, как на документ, а только как на новеллу», – отмечала она. «Фенелон ненавидела всех, кто говорил по-немецки – полек, евреек, голландок, немок, считая, что Альма Розэ больше немка, чем сами немцы».



XIII

ГВАДАНИНИ «АЛЬМА» И ПЕРЕУЛОК В ВЕНЕ ALMA ROSE GASSE

Скрипка Альмы Розэ, на которой она играла в Освенциме, по свидетельству её коллег была высокого класса, что, как уже говорилось, в Биркенау не было проблемой – склады «Канады» были забиты ценнейшими нотами, книгами, манускриптами, музыкальными инструментами всех видов и мастеров многих стран Европы.

Собственный инструмент Альмы Розе – превосходная скрипка мастера Гваданини 1757 года хранилась, как мы знаем, всю войну у её друзей в Утрехте, где она оставила его перед своим бегством во Францию.

В июне 1945 года брат Альмы Альфред сообщил отцу о её смерти, щадя по возможности его чувства, но рассказал ему о женском оркестре, и о том, что Альма благодаря скрипке избежала худшего – гибели в «экспериментальном» блоке.

В августе  Арнольд Розэ получил письмо от Мари Анны Тэллеген.  Она сообщила, что скрипка Альмы, её личные вещи – кольцо с бриллиантом – подарок Пшиходы, нитка жемчуга и часы прибудут вскоре после её письма. Арнольд Розе был тронут тем, что у Альмы были столь верные друзья в Голландии. Он продолжал получать соболезнования от всех, знавших Альму, в том числе от Бруно Вальтера и от её бывшего возлюбленного, вскоре ставшего директором Метрополитэн Оперы Рудольфа Бинга. Многие журналы и газеты  давали свои версии смерти Альмы, пока Анита Ласкер, виолончелистка оркестра, не навестила старого профессора перед Рождеством 1945 года в Лондоне и не рассказала об уникальной роли Альмы в судьбе женского оркестра и всех его участниц. Через много лет (в 1996 году) Анита Ласкер нашла в себе силы написать свою историю о Биркенау и дать наиболее объективное и полное описание всех участниц оркестра и роли Альмы Розэ. 

Ко времени визита Аниты Ласкер профессор Розэ продал, наконец, свой драгоценный Страдивари  «Миза». Никаких иных средств к существованию у него не было. Он жил на попечении своих венских друзей Ханса и Стеллы Фукс в их доме в Лондоне. Когда прибыл инструмент Альмы, Розэ также продал его коллекционеру скрипок и других ценных старинных инструментов. Он распорядился также немедленно продать  брильянтовое кольцо, «принесшее Альме несчастье».

В это время все вспомнили о Ваза Пшиходе и стали его косвенно обвинять в гибели Альмы. Поддерживающие его друзья справедливо возражали, что Альма сама выбрала свой путь, так как могла жить в Англии и не подвергать свою жизнь опасности. Пшихода жил всю войну в итальянском городе Раппалло, гастролировал по всей Европе, несмотря на войну. Он искренне переживал смерть Альмы и, встретив в Нью-Йорке в 1949 году Эрику Морини, сотрясаясь от рыданий, поведал подруге её детства об ужасной судьбе Альмы. Только в 1956 году чешские власти реабилитировали Пшиходу и разрешили  выступить  на фестивале «Пражская весна». Ему была устроена 30-минутная овация.

Арнольд Розе умер во сне 25 августа 1946 года. Скрипка Альмы продолжала оставаться в руках коллекционера, купившего её за смехотворную сегодня сумму – 700 фунтов стерлингов.

***

Сразу после Победы пришла пора «платить по счетам» и исполнителям нацистской доктрины в Аушвице-Биркенау. В октябре 1945 года в Германии после суда был повешен эсэсовец Иозеф Кремер. 22 декабря 1947 года Краковский уголовный суд приговорил 23 эсэсовцев и врачей Освенцима к смертной казни через повешенье. Мария Мандель была в их числе.

***

Феликс Айле, бывший, как мы знаем, одно время студентом Арнольда Розэ в Венской Академии, каждое лето до войны навещал свой родной город. Родители его жены были также друзьями Розэ, некоторое время жившего у них в Лондоне, так как они предусмотрительно переселились в Англию задолго до оккупации Австрии.

Летом 1947 года Феликс Айле их навестил снова. Как-то утром в их квартире раздался телефонный звонок. Это была Стелла Фукс, в доме которой жил последний год своей жизни Арнольд Розе. Она сообщила, что ей позвонил коллекционер, купивший скрипку Альмы и сказал, что он только лишь скрипач любитель и недостоин такого инструмента, и потому просит найти какого-нибудь достойного музыканта и отдать ему драгоценную скрипку за те же 700 фунтов стерлингов, которые он заплатил Розэ. Коллекционер позвонил вскоре сам и, поговорив с Айле понял, что инструмент попадёт тому, кому он предназначен. Айле в тот год был приглашён занять место концертмейстера оркестра Метрополитэн оперы. Он тут же купил скрипку. «Инструмент звучал божественно. У него был сильный и прекрасный тон» – рассказывал Айле. Получив инструмент, он назвал скрипку Гваданини – «Альма». Она звучала под сводами старого МЕТ и нового – уже в Линкольн Центре. Директором театра в 1950 году стал старый друг Альмы Рудольф Бинг, который слышал звук этой скрипки ещё в Вене в 20-е годы в руках самой Альмы Розэ. Так скрипка Альмы  встретила её старых друзей. Сегодня она принадлежит сыну Феликса Айле – Николасу и покоится в бархатном футляре, на котором вышиты буквы – «АР». Такова история венской скрипачки Альмы Розэ.     


 

P.S.   В 1969 году Венская городская комиссия по образованию и культуре решила назвать небольшой переулок именем Альмы Розе, как жертвы нацизма. Официальное открытие состоялось 3 декабря 1969 года, месяц спустя после 63-летия Альмы. Переулок находится в 10 районе Вены, месте новостроек жилых комплексов. Неподалеку находятся другие переулки, также названные в честь погибших от рук нацистов венцев, имена которых сегодня почти ничего не говорят жителям прилегающих улиц. Дети играют в песочницах, рядом находятся детский сад и школа. Неподалеку в местном культурном центре идёт оперетта Штрауса «Летучая мышь» – единственное напоминание о старой Вене.

«Последнее редактирование: 14 Января 2011, 21:08:16, Ирина Николаева»

Здравствуйте, Ирина!

История Альмы Розе произвела на меня очень сильное впечатление. Хочу поделиться возникшими мыслями.
_____________________

Николай Бердяев писал, что фашизм - большее зло, чем коммунизм, так как коммунизм оставляет гонимому человеку надежду, а фашизм - нет.
______________

Саму Альму прекрасно помнили в Голландии после её успешных выступлений со своим оркестром. Наконец она добралась до Лондона. Известный английский дирижёр Адриан Боулт пригласил Альму на свой концерт, где солистом был знаменитый немецкий пианист Вильгельм Бакхауз. В артистической после концерта Боулт тепло приветствовал Альму. Бакхауз же, завидев её, немедленно повернулся к ней спиной и вышел из артистической. Он поступил так, как и предписывали новые «законы» его фатерлянда – Третьего Рейха.

Почем г-н Бакгауз поступил так? Ведь никто не заставлял его делать это. Он не находился под давлением, ему ничего не угрожало. Он принял новый порядок добровольно. Почему? В силу ограниченности и исполнительности, нежелания думать? Ему хотелось приспособиться к изменяющемуся порядку? Из раболепства, угодливости, трусости? Таким было начало распространения фашизма.
Русских обвиняют (и они сами себя часто обвиняют) в рабской психологии. Но здесь мы видим эту же черту у европейцев. У немецкого пианиста, у французских водителей. Раболепство не может считаться национальной русской чертой!

 
Для  обычного человека здесь кроется какая-то несовместимость – как это может быть, чтобы те же индивидуумы могли плакать, слушая Шумана или Бетховена и могли в это же время совершать самые страшные злодеяния и преступления против человечества? Этим феноменом заинтересовался американский профессор Иельского Университета Роберт Лифтон, назвав его «раздвоенностью» личности. По его мнению у некоторых людей определённых профессий – политиков, артистов, священников, адвокатов, врачей, писателей, в процессе развития своего профессионального «я» постепенно вытесняется их первоначальное человеческое «я», то есть проще говоря наступает переоценка своей личности и своей власти. Ощущение власти над людьми,будь то власти СС или власти одного заключённого над другим, давало в условиях Освенцима эффект значительного изменения всего психического склада и палачей и жертв.

Почему "эффект власти"? Что такое власть? Власть - это когда один человек становится на ступень выше других и может ими управлять. Нарушается принцип равенства. Люди, стоящие ниже, из "субъектов" становятся "объектами". Т.е. не живыми существами, а предметами и средствами. Я думаю, причина именно в "объективации" (которую так ненавидел Бердяев).
Для врача пациент - всегда в какой-то степени объект. Об этом никогда нельзя забывать и с этим необходимо бороться. Мне вспомнился один мой знакомый молодой хирург, который рассказывал, что любит свою профессию за то, что это дело азартное - подтвердится ли твой предварительный диагноз, что там окажется на самом деле, в организме пациента. Это пример объективации. И если с этим не бороться, наступит тот самый эффект, о котором идет речь. Тот доктор плохо кончил - была врачебная ошибка, кажется гибель пациента, кажется, дошло до суда. Медицину он оставил. Возможно, это было благом и для него, и для пациентов.
Еще объективация происходит при фашизме. Люди низших рас просто не считаются людьми. Это объекты. И музыка здесь ни при чем.
Почему-то у большинства людей не возникает вопроса, как может совмещаться в душе человека любовь к музыке со страстью к охоте. А ведь это очень близкий случай, если считать людей низшей расы животными.

Однако, что-то в душе человека все время протестует против такой объективации. Идет постоянная борьба этих двух тенденций. Поэтому у фашистов все-же прорываются человеческие нотки в отношении к участницам оркестра. Альма Розе доказала фашистам, что на все-же человек, несмотря на свою принадлежность к "животной" расе.
Такая объективация становится возможна, когда человек не может чувствовать чужую боль. Отгороженность, изолированность от других субъектов - это и есть одно из свойств эйцехоре. (?)


Она играла пьесу раз за разом, а Менгеле требовал повторять музыку «Грёз» ещё и ещё… Это было своего рода пыткой и весьма изощрённой. Спустя много лет, Анита  Ласкер стала одной из основательниц знаменитого Английского Камерного Оркестра. В 1996 году корреспондент Би-Би-Си задал ей вопрос: «Как вы себя чувствовали, когда играли для подобных людей?» «Я не думаю, чтобы мы вообще что-нибудь чувствовали…» – был её ответ. «Но вы знали, что они делали?» «Конечно, мы знали, что они делали… Но какой была альтернатива?»В этих вопросах корреспондента сквозит полное нежелание сколько-нибудь понять обстановку лагеря, где за один день  убивались тысячи.
Что это? Просто ограниченность, доходящая до тупости? Или уже знакомая нам угодливость, раболепство в угоду новой тенденции: клеймить пособников фашизма? Интересно, как повел бы себя уважаемый корреспондент, окажись он в то время в фашистской Европе? Кажется мне, он поступал бы как пианист Бакгауз!
Способны ли люди извлекать уроки из истории??!!
_______________

ЗЫ: Ирина! Мне все-же не понятно в чем разница между
"Красота спасет мир"  и "Мир спасет красота".

"Благодать не отрицает природу, а преображает ее." - Николай Бердяев и Св.Фома Аквинат
_______________

Мария Хотина

Мария!

Спасибо Вам за отклик на публикацию очерка Артура Штильмана «Из Вены в Освенцим. История скрипачки Альмы Розэ».

Честно говоря, когда я первый раз прочла этот очерк, он на меня произвёл такое же сильное впечатление:  вызвал и сострадание, и размышления о судьбе европейской культуры и её развилки в ХХ веке в связи с судьбой и историей европейских евреев.

Я не решусь сейчас высказываться на эту тему,  и не только потому, что она сложная, но потому, что в ней присутствует множество социальных, культурных и исторических ассоциаций, о которых мы пока, увы, говорить не умеем.

Однако, можно с определённой уверенностью сказать, что страсти по истории ХХ века взывают к тому, чтобы мы уяснили, наконец, что судьбы мира коренятся в таинствах и глубинах выпестованного народной судьбой отношения к культуре и перспектив соборности человеческого бытия. А также к  тому, что эти таинства, и этот опыт противостоят идеологии, которая обсуждает и акцентирует противопоставление «господство – рабство». 

Судьба Альмы Розэ как раз и воплощает эту, добытую трудным опытом истории ХХ века, истину. Добытую, но еще, как мне кажется, не до конца уяснённую и осмысленную нами. Методологически мы еще безоружны перед этими страстями по истории и идеологиям ХХ века.

И это несмотря на то, что речь сейчас  речь идёт о сущности человеческого бытия в истории:  об идеалах и их нормальной реализации в судьбах народов. А ведь эти идеалы и составляют основу для мыслимого человеком узора человеческой истории. Отклонения же от них суть отклонения от Божьих замыслов о его красоте и смысле.

27 января 1945 года Освенцим был освобождён советскими войсками. Этот день отмечается еще и как память о жертвах Холокоста. Готовя этот материал к публикации, я, естественно, интересовалась сайтами, посвящёнными сохранению памяти о трагической странице в истории этого города.

В Википедии некоторые фотографии я нашла: там есть фотография храма Божией Матери - свидетельницы верных и страдавших в Освенциме. Думается, что для каждого иудея и христианина, укоренённого в сострадании и понимании смыслов и образного строя явлений богорождённых начал, очевидно, ради чего происходят службы и поминовения в этом храме. 

                                                                                                                              Ирина Николаева

P.S. Мария, разговор о формуле Ф.М. Достоевского "Мир спасёт красота" не хотелось бы начинать без автора и инициатора этой темы, а именно,  без Елены Новиковой, которая живёт в Томске и, наверное, не знает о существовании нашего сайта. Надо попросить Романа Сибирского связаться с ней и предложить ей опубликовать какую-то часть своих исследований у нас на сайте, открыв новую тему. Тогда разговор об этом будет серьезным и интересным. Я слушала её доклад  «Бытование формулы Ф.М. Достоевского «Мир спасет красота» в русской религиозной философии» 19.12.2003 в Институте мировой литературы. С тех пор прошло уже немало лет. Но тема, думается, актуальна и сейчас.

«Последнее редактирование: 24 Января 2011, 11:03:46, Ирина Николаева»

Мария, разговор о формуле Достоевского "Мир спасёт красота" не хотелось бы начинать без автора и инициатора этой темы, т.е. без Елены Новиковой, которая живёт в Томске и, наверное, не знает о существовании нашего сайта. Надо попросить Романа Сибирского связаться с ней и предложить ей опубликовать какую-то часть своих исследований у нас на сайте, открыв новую тему. Тогда разговор об этом будет серьезным и интересным.
Очень хотелось бы, чтоб так и сделали. Роман?

__________________________________________
Преображение хаоса в космос – это и есть культура.
"Дикой Америке" интернета нужны свои пионеры, свои безумные мечтатели.
Ярослав Таран


 
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика